- Даже если ты будешь моим, даже если Эйслинн не будет стоять между нами, я все равно хочу, чтобы ты понял – я не твоя вещь. Ты не можешь пытаться влиять на мой Двор. – Ей надо было прояснить этот вопрос. Проблемой являлись не только отношения Кинана с его королевой. Перед ним вставали две трудности.
- Я любил тебя, когда ты была смертной. Любил, кода ты стала Зимней Девушкой, существовавшей, чтобы противостоять мне, и плетущей небылицы о том, как это ужасно – доверять мне. – Между словами он покрывал поцелуями ее шею и ключицы. – Сейчас я здесь не потому, что ты Зимняя Королева, а вопреки этому. Я буду стараться. А когда не смогу…
- Я не проявлю милосердия лишь потому, что люблю тебя. – Она говорила всерьез и была благодарна за то, что фейри не могут лгать, ибо впервые за очень долгое время они были полностью честны друг с другом. – Но я попытаюсь сделать так, чтобы мое разбитое сердце не пожелало мести, когда не станет Сета, и ты…
Кинан заглушил ее слова поцелуем.
- Мы можем сейчас не говорить о том, как закончатся наши отношения? Сегодня мы в самом начале пути. Я твой. Весь твой. Я не стану пытаться вмешиваться в дела твоего Двора. Теперь ты можешь меня поцеловать?
- Могу, - улыбнулась Дония.
Этот поцелуй не был похож на остальные. Они не пытались поглотить друг друга или утешить; поцелуй не отдавал горечью. Он был неторопливый и осторожный. И закончился чересчур быстро.
Кинан прислонился к дереву и поглядел на Донию с такой любовью, о какой она всегда мечтала.
- Через несколько месяцев я смогу провести в твоих объятиях несколько дней, но сейчас… - он осторожно отступил, - мой самоконтроль на пределе… признаю. Видишь? У нас получится. Мы можем быть вместе.
- На Солнцестояние, – Дония осыпала их обоих коротким снегопадом, - тебе не придется отступать.
- Солнцестояние еще не скоро. – Кинан приблизился и поцелуями убрал снежинки с ее губ, а затем ушел.
Глупец, - улыбнулась про себя Дония. Но он мой глупец. Пока что. Рано или поздно Эйслинн завладеет им – в этом Дония была почти уверена. Когда не станет Сета, ей, Донии, придется отпустить Кинана. Может быть, это означает, что придется уехать из Хантсдейла на несколько десятков лет, но до того у нее оставались причины надеяться.
Возможно, видения Бананак, касающиеся войны, были ошибочными. Им с Кинаном просто нужно было двигаться дальше. Видения Войны, как и пресловутое ясновидение Сорчи, не были однозначными, а зависели от обстоятельств.
И эти обстоятельства только что изменились.
Глава 17
Эйслинн проснулась к полудню совершенно одна в комнате Кинана. Ее одежда была сложена на оттоманке, которую кто-то придвинул к постели. На прикроватном столике стоял поднос с завтраком. Однако, до того как одеться и поесть, Эйслинн позвонила Сету. Дважды, но он не взял трубку.
Она набрала номер Кинана.
- Как ты? – были его первые слова, а голос звучал спокойно и дружелюбно, словно ничего и не произошло.
Эйслинн с облегчением вздохнула.
- Лучше. Мне лучше.
- Рядом с кроватью оставили завтрак, – осторожно проговорил Кинан. – Я приказал менять подносы каждые полчаса, чтобы еда не остыла.
- Я сама могу подогреть. Солнечным светом, забыл? – Эйслинн испытывала облегчение от того, что они могли поговорить, что между ними не было неловкости. – Где ты?
- В садах за городом. Здесь так красиво. Теперь они цветут.
- Так ты там потому, что…
- Просто хотел уделить им немного внимания. Проверить, как тут. – Его голос излучал потоки тепла. Такое доводилось услышать нечасто.
Эйслинн понимала всю глубину радости, которую испытывал Кинан, видя, как благоденствует земля, но разделяла эту радость в меньшей степени. Она знала почти два десятка лет жестокого мороза; знала, как он свирепствовал веками, и чувствовала вину за то, что не могла положить ему конец. Эта правда оказалась для нее откровением.
- Ты ходишь туда, пока я в школе, да?
- В сады? Нет, не всегда. – По голосу чувствовалось, что он что-то недоговаривает.
- Но в подобные места. – Эйслинн сняла крышку с тарелки. Еда не остыла, но и не была горячей. Кончиками пальцев Эйслинн подогрела содержимое тарелки.
- Да.
- Почему ты мне не говорил? – Она откусила кусочек омлета со шпинатом, сыром и помидорами – одно из ее любимых блюд.
- Предпочитаю справляться сам. Не хотел обижать тебя и говорить, что твое присутствие там излишне.
Эйслинн помолчала, не в силах сказать, что ее задели эти слова.
- Почему?
Кинан ответил не сразу, а когда заговорил, голос звучал немного неуверенно:
- Когда я был связан, то видел эти сады, деревья, пытающиеся противостоять морозу, поля, чудом дававшие пищу смертным и животным. Я пытался. Капелька солнечного света. Немного, но хоть что-то. Теперь я могу больше.
- Однажды и я могла бы помочь.
- Возможно. Но сейчас, я не… это личное. Я делился этим лишь с одним человеком.
- С Донией.
- Да, - признался Кинан. – В первый раз, когда я привел ее туда, она была смертной. Потом я звал ее в некоторые из этих мест, если хотел поговорить, но не рассказывал ей, почему туда хожу… Сегодня я был у нее. Мы поговорили.
- И?
- Собираемся во всем разобраться. Будем стараться сладить с притяжением между нами. Со всем этим можно справиться. Просто нельзя забываться.
- Мне жаль.
- Как бы мы ни поступили, это будет обоюдное решение. Я надеялся, что наша с тобой дружба укрепится, что ты выберешь меня, но…
Эйслинн глубоко вздохнула и заговорила снова:
- Ты поможешь мне найти способ изменить Сета?
- Нет, – ответил Кинан, а потом немного помолчал. – Мы все еще учимся, Эйслинн. Приближение первого в нашей жизни лета опьяняет. И тебе, и ему станет легче.
- Обещаешь? – Она закусила губу.
- И мы станем сильнее.
- Иди, занимайся садом. А я постараюсь дозвониться до Сета.
- Скажи ему, что я тоже сожалею… о той цене, которую приходится платить. Я устал давить на тебя, - добавил Кинан. – Лето – это страсть, Эйслинн. Такова наша природа. Раздели свою страсть с ним, а я буду наслаждаться своим временем с Дон.
Эйслинн повесила трубку и улыбнулась. Даже принимая во внимание давление, которое неизбежно оказывало надвигающееся лето, они смогут справиться, раз теперь они с Кинаном пришли к соглашению.
Эйслинн поела, оделась и вышла из спальни. Ей необходимо было разыскать Сета и все уладить, но стоило ей войти в парк, она в ужасе застыла на месте.
Летние девушки все были в крови, с переломанными руками и ногами. Их душили собственные лозы. Рябинники горели в огне. Эобил в фонтане превратилась в застывшую фигуру. Рот ее был открыт в беззвучном крике. В воздухе стелился дым от уничтоженных деревьев и тел рябинников. Эйслинн чувствовала привкус дыма. Пепел устилал землю, словно серый снег.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});