class="p1">Радостное сердце Хайди сжалось от боли. Большая тень, заслоняющая глаза, напомнила ей о бабушке, которой уже никогда не увидеть ясное солнце и все эти красоты. Это страдание сжимало сердце Хайди всякий раз, как только она вспоминала об этом. Некоторое время она сидела молча, почувствовав знакомую боль. Потом серьёзно сказала:
– Да, это я могу понять. Но я кое-что знаю: нужно прочитать наизусть псалмы бабушки, от них снова становится светлее, а иногда даже так светло, что совсем радостно. Так сказала бабушка.
– Какие псалмы, Хайди? – спросил господин доктор.
– Я могу прочитать наизусть про солнце и красивый сад и ещё из других длинных стихотворений, которые любит бабушка, потому что мне приходится читать их ей по три раза, – ответила Хайди.
– Ну так прочти мне эти стихи, я тоже хотел бы их послушать. – И господин доктор уселся поудобнее, приготовившись внимать.
Хайди стиснула ладони и некоторое время размышляла:
– Может, мне начать с того места, где, по словам бабушки, к человеку в сердце снова возвращается вера?
Господин доктор с согласием кивнул.
Хайди начала:
– Доверь Ему правленье,
Правитель мудрый Он,
И дела устроеньем
Ты будешь удивлён,
Когда Он ум приложит,
Где сам ты заплутал,
И выход там предложит,
Где ты не ожидал.
Но Он не сразу скажет
Свой правильный ответ.
Ты будешь думать даже,
Что той подсказки нет.
Что ты один остался
Без помощи в нужде,
А Он делам предался,
Забыв тебя в беде.
Но если Он увидит,
Что ты отринул зло,
То Он тебя возвысит
И примет под крыло.
Избавит сердце от беды,
От груза горьких слёз,
Который даже от нужды
К врагу ты не понёс.
Хайди смолкла. Она не была уверена, что господин доктор ещё слушает. Он сидел неподвижно, прикрыв глаза ладонью. Хайди думала, что он задремал; если проснётся и захочет ещё послушать стихи, тогда он ей об этом скажет.
Господин доктор ничего не сказал, однако он не спал. Мысленно он перенёсся в давно минувшее время. Вот он – маленький мальчик – стоит у кресла своей дорогой матери; она обняла его и читает ему вслух псалом, который он с тех пор не слышал ни разу и вот только что услышал от Хайди. Пока она читала, в его памяти снова звучал голос матери, он снова видел, с какой любовью устремлены на него её добрые глаза, и, когда слова псалма отзвучали, тот ласковый голос его детства всё ещё продолжал нашёптывать ему другие слова. Должно быть, ему сладко было слышать их и мысленно следовать им, потому что он ещё долгое время сидел молча и неподвижно, прикрыв лицо ладонью.
Когда господин доктор наконец выпрямился, то увидел, с каким удивлением Хайди смотрит на него. Он взял руку ребёнка в свои ладони.
– Хайди, твоя песня была хороша, – сказал он, и его голос звучал радостнее, чем до сих пор. – Давай мы снова придём сюда, и тогда ты мне расскажешь её ещё раз.
А Петер всё это время только и делал, что искал, на чём бы выместить накопившуюся досаду. Хайди и без того уже много дней не ходила с ним на пастбище, и вот, когда она наконец снова здесь, этот старый господин не отходит от неё ни на шаг. Петеру к ней даже не подступиться. Это очень его сердило. Он встал на отдалении позади ни о чём не подозревающего господина так, что тот не мог его видеть, сжал кулак и потряс им в воздухе, грозя своему противнику, а потом сжал уже два кулака, и чем дольше Хайди сидела рядом с этим чужим человеком, тем страшнее сжимал Петер кулаки и вздымал их всё выше и всё более угрожающе за спиной того, на кого он замахивался.
Между тем солнце дошло до той точки, где оно всегда стоит в то время, когда пора садиться обедать, – это Петер знал точно. И он закричал что есть мочи в сторону своих обидчиков:
– Пора есть!
Хайди встала и хотела принести торбу, чтобы господин доктор мог пообедать на том месте, где сидел. Но тот сказал, что не голоден и хочет выпить только стакан молока, после чего он бы с удовольствием прогулялся по Альпам и поднялся немного выше. Тут Хайди заявила, что она тоже не голодна и тоже хочет выпить только молока, а после этого поведёт господина доктора наверх к большим камням, которые поросли мхом, – туда, где Щегол однажды чуть не сорвался вниз и где растут пряные травки. Она побежала к Петеру и объявила ему об этом решении и чтобы он надоил кружку молока от Лебедушки для господина доктора, а потом ещё одну кружку для неё. Петер некоторое время хмуро взирал на Хайди, а потом спросил:
– А кому достанется то, что в торбе?
– Тебе, только сперва надои молока, да побыстрее, – ответила Хайди.
С такой быстротой Петер ещё не делал за всю свою жизнь ни одного дела, с какой он принялся исполнять это задание, потому что торба так и манила его, а он до сих пор даже не знал, что там внутри, принадлежавшее теперь ему. Как только те двое в сторонке спокойно принялись за своё молоко, Петер развязал торбу и заглянул внутрь. Едва приметив в глубине аппетитный кусок мяса, он так и затрясся от радости и заглянул внутрь ещё раз, чтобы удостовериться, что мясо ему не померещилось. Потом сунул в торбу руку, чтобы достать его. Но вдруг снова отдёрнул руку, как будто ему нельзя было прикасаться к лакомству. Петер вспомнил, как он стоял позади господина и грозил ему кулаками, а тут этот господин отдал ему весь свой обед. Теперь Петер раскаивался в своём поступке, потому что по всему выходило так, что этот поступок не позволяет ему принять подарок и подкрепиться им. Он мигом вскочил и побежал на то самое место, где потрясал кулаками. Тут он вытянул вверх руки, раскрыв ладони и растопырив пальцы – в знак того, что кулаки больше не в счёт, – и простоял так довольно долго, пока у него не окрепла уверенность, что дело улажено. После этого в несколько прыжков прискакал к торбе и теперь, когда совесть его была чиста, мог с полным удовольствием приняться за так редко достававшуюся ему вкусную еду.
Господин доктор и Хайди долго бродили по горам и вели приятную беседу. Но теперь господин доктор решил, что ему пора возвращаться, и предположил, что Хайди, наверное, хочет остаться с козами. Но Хайди о таком и думать не желала, ведь господину доктору тогда пришлось бы одному-одинёшеньку спускаться с гор вниз. Она непременно хотела его проводить до хижины дедушки и даже немного дальше. Они шли рука об руку, и у Хайди ещё было много о чём рассказать своему доброму другу и показать ему все места, где козы особенно любили пастись и где летом больше всего сверкающих жёлтых луговых розочек, красного золототысячника и других цветов. Она знала названия их всех, потому что дедушка летом