Читать интересную книгу Сам - Николай Воронов

Чтобы всплывать потихоньку со дна (опасность кессонки подстерегала) рассматривали Ворота Вулкана.

В верху дуги, сквозяще-прозрачном, казавшаяся рукотворной, вмурованной, белела чуть приоткрытая лилия из кахолонга. Что-то роднило тот кахолонг, матовая теплота или нежная сетчатость структуры, с бивнем слона; хотелось притронуться к лилии, погладить ее, но находилась она, откуда ни заплыви, не менее метров пяти от поверхности. Все же Курнопай в бесконтрольном порыве устремлял к лилии ладонь, пальцы натыкались на отлитую плотность камня, местами обколупанную зубилами. Соблазн, знать, велик не у него одного, ан кукиш им всем такой, что не выкусить грейфером экскаватора.

Наблюдая за Курнопаем, Фэйхоа почему-то иногда грустнела. Он помыслить не мог, что за грустью ее скрывается горькая тайна. И лишь мельком однажды предположил — угнетает непривычная телесная белизна, а позже с деликатной улыбкой поинтересовался, не слишком ли жалко ей коричную позолоту… Грустной она повела отвергающе головой и призналась не без счастливого вздоха, что от нежданного цвета кожи, если учитывать цвет ее глаз и волос, выиграла выразительность взгляда, статность фигуры. И умолкла. И понял: Фэйхоа способна скрывать от него даже то, о чем ей желалось бы не молчать.

Едва начинались туманы, чего-то она испугалась и все удерживала его от погружения в океан. Но как только выдался не пасмурный день, быстро велела надеть акваланг и увлекла в треугольную щель меж камнями на отмели. И плыли они в смоляной темноте виляющими лабиринтами. И вдруг почудилось от внезапности: возник перед ними погруженный в глубины, на километры вытянувшийся телескоп. Через мгновение стало ясно — телескопичность слагали тоннель и Ворота Вулкана, они словно бы фокусировали оптику жидкости, а потому просматривались такие водные дали, что угадывалась противоположного берега лабрадоритовая темнота.

41

Не удалось переждать туманы. Появился сторожевой катер с приказом Болт Бух Грея о прибытии в столицу для выполнения задания державной важности. Фэйхоа настолько опечалилась, что не захотела возвращаться. Подождет Курнопая тут.

Прощались, равнодушные друг дружке из-за непреодолимой покорности верховной воле.

Стоял на корме. Пронизывало сыростью.

Вышли из лагуны. Катер выпустил киль и расправил крылышки, скопированные с плавников летучей рыбы. Оторвались от воды на высоту судового корпуса. Мчались, чиркая лезвием киля и прорезая тоннель под холмами тумана.

Форма быстро сделалась волглой. Внутренняя дрожь, вызванная расставанием, а не остудными завихриваниями, заставила Курнопая спуститься в салон.

Главком Войск Трудовой Организации Индустриальной Промышленности, не узнанный Курнопаем в тумане, оказался Бульдозером. Именно он велел Миляге вколоть ему антисонин, чтобы потешить свою гордыню. Тот день запомнился Курнопаю как день первого лютого издевательства над его душой и телом и первого вероломства со стороны бабушки Лемурихи.

Бульдозер грузно возлежал в кресле. На плоскости спинки бочкообразно круглилось его туловище, еще совсем плоское в год свержения Главного Правителя. Болеет ли, надулся ли — не понять.

Бульдозер противился поездке за Курнопаем. Низкопробное поручение, унизительное. Как-никак, он командующий ВТОИПа. Подумаешь — на телестудии выступал, повлиял на воображение грядущего властелина.

Была причина куда значительней: опасался Бульдозер ехать за Курнопаем. В досье, каковым располагает отдел по антисамийской деятельности, есть настораживающая черта в норове Курнопая: не приняв какого-либо курсанта, сохраняет к нему подозрение. Подло то, что курсант, не принятый им, попадал в разряд ущербных.

Подозревал Бульдозер, что невзлюбил его телевизионщик, поэтому остерегался, как бы Курнопай ему не навредил. Вякнет что-нибудь выскочке Болт Бух Грею, и прощай карьера, и без того тормозимая посредственностями Сержантитета.

Перед появлением Курнопая в салоне он уже не обнадеживался в том, что любимчик ему простил.

— Еще не охолонул?

Курнопай проверил на ощупь влажность куртки и брюк, решил не спрашивать у Бульдозера, как ему обсушиться.

— От чего не охолонул?

— Страна ликует, пресса трубит, церковный собор жрецов возводит тебя в сан святого сексрелигии…

— Слыхом не слыхал.

— Кому-нибудь заливай мозги… Страсти… Представляю себе… Страсти не помешают воину включить телевизор. Воин обожает слабый пол. Слава для воина — страсть страстей. Слава одухотворяет сексуальность…

— Не надо тужиться, господин Бульдозер.

— Искренняя информация.

— Ваш велеречивый тон с подковыркой. Хотя Самия страна людей, дуреющих от славы, чинов, званий, отнюдь у меня в душе не завелся микроб заносчивости. Я ведь жил в неведении.

— Сознаюсь самокритически, я впадаю в… Велеречивость отброшу. В тонкости восприятия смею себя обвинить. Мы, народ САМОГО и потомки вождя-мыслителя Болт Бух Грея, гомерические таланты. Ржавчина спеси, вонь высокомерия… Преимущественный процент… Мудр САМ, введя в герб носорога… Носороги… Так и глядим, в надменности надувая щеки, в кого вонзить рог и растоптать. Мыслить пародийно и символически… Изживать мерзкий национальный недостаток… Восходящему светилу санитарное предупреждение… Методически нуждаемся в скромности. Предупреждая, мог пережать… Хроническое заражение людоедством мании величества. Восприми без амбиции, генерал-капитан.

По мере того как Бульдозер говорил, Курнопай пас его глаза. Пасти глаза он учился у Ганса Магмейстера, бывшего советника свергнутого Главправа по социальным настроениям.

Ганс Магмейстер занимался с крохотной горсткой курсантов, отобранных по принципу ВНВ: воля, наблюдение, внушение. Перед завершением занятий, дававших необъявляемое звание социального мимикролога, Ганс Магмейстер, проникнувшийся к способностям любимца САМОГО и Болт Бух Грея, открылся Курнопаю — отбор слушателей он делал с помощью прибора, измеряющего гипномагнетическую энергию человека, но просеивал их, опираясь на умение курсанта пользоваться этой энергией: направленно влиять и активно воспринимать, для чего он применяет коэффициент ГИУР: гипноз, интуиция, ум, результат.

Занятия строились по системе этюдов. На шкале сложностей этюд «пасти глаза» был помечен словом «ординарно». Ты выслеживаешь у кого-нибудь из курсантов совершенно отчетливое выражение глаз: недовольство, легкодумность, хандру, ненависть, отвращение, беспокойство, озорство, мечтание. Подходишь к намеченному курсанту и безо всяких подступов «вскакиваешь» на ту же волну, то есть прикидываешься недовольным, легкодумным, хандрящим… Если курсант терпит тебя на его волне, вызываешь встречную волну: на недовольство — благостность, на легкомыслие — рассудительность. Мало-помалу выясняя причины, вызвавшие его настроение, пробуешь сдвинуть курсанта с волны, а то и перетолкнуть на заданную волну. От растерянности подопытный курсант может очутиться во впадине меж волнами, и тогда они сомкнутся над ним. Потонул. Тут ты и спасешь курсанта, и вызовешь у него желаемое чувство: задор, кротость, лукавство, тоску по дому, жестокость, жеребячий цинизм, умиление. Только успевай засекать, как отражается в зрачках вызываемое чувство и меняются свето-цветовые оттенки роговицы. Отнюдь не сводил Ганс Магмейстер контроль за переменой чувств к зрительному видению. Это видение было средством для индикаторного проникновения в мозг, ибо глаза — часть мозга, вынесенная природой на поверхность. У человека, согласно представлениям Ганса Магмейстера, на месте нынешних глаз, носа и ушей был эхолокационный орган, который в миллионолетиях совершил превращение, разделившись при сохранении нервно-физиологической связи на три самостоятельных органа: зрения, обоняния, слуха. Определение «пасти глаза» было метафорой, отражавшей многосложный мир психологической игры. Правда, с нее начинался цикл этюдов воздействия на единичную человеческую особь. Ганс Магмейстер был доволен тем, как в кабинете командующего училищем Курнопай выполнил этюд на вспарывание намерения.

Курсант из племени быху подал рапорт командучу с просьбой не проводить термитных учений, в результате которых должны были сжечь его родную деревню, покинутую жителями на время ловли и сушки рыбы. Курсантам вменялось в обязанность докладывать головорезу номер один о подаче рапорта с подробным объяснением мотивов. Быху, вопреки предписанию, был скуп на доказательства.

— Деньги — потухший костер, — сказал быху. Училищу разрешалось оплатить племени за хижины, утварь, убранство и рощу банановых пальм. Но быстро деревню не восстановить: материалы для постройки сборных хижин, способных противостоять ураганам, везти издалека, недобрую тысячу километров бездорожьем, и даже не приобрести в округе малостей быта, необходимых в повседневности. — Дополнение: духи — хранители рода, нашествие демонов, всеземной пожар…