— Нич…о…ест…о!
Петков вцепляется пальцами в спинку стула. Косточки на руке белеют, а голос все так же тих.
— Ничтожество, сказали вы? О нет! Я полицейский и мое му царю слуга. А ты — мразь!.. Марко! Боншдар! Бисер!
Трое вошли, а мне не страшно. Совершенно не страшно. Будь что будет. Я единственный, кто знает Багрянова до конца. До самого сокровенного. Рубеж перейден еще в самом начале, и теперь Петков ничего не получит… Ты уж прости меня, Искра…
Марко тащит меня, почти волочет за конец веревки, привязанной к скрученным за спиной рукам. Петков идет впереди, чуть отступясь — Божидар.
— Гы! — говорит Бисер и награждает меня таким пинком, что я лечу головой вперед; Божидар еле успевает прервать мой полет.
Новый пинок, и ноги мои цепляются за порожек, скользят поступенькам; плечо, которым я защищаю голову от соприкосновения с камнем, уже не плечо — мышцы без кожи, сплошной кровоподтек.Петков отодвигает засов и распахивает дверь. Марко коротким толчком вбрасывает меня в комнату, а Бисер и Божидар держат за локти, мешая упасть.
— Смотри!.. Тебе говорят, сволочь! Ну!.. Марко, открой ему фары, пусть видит!
Ручища Марко раздирает мне веки. Пальцы давят сильнее и сильнее, впиваясь в углы глазниц у висков.
— Ну как она вам, Багрянов? Нравится?
Комок окровавленного тряпья в углу — это Искра?! Ноги мои подгибаются, но я не могу отвести глаз от красных полос на плечах и груди девушки. Бурая маска заменяет ей лицо. Из коричневой впадины в маске несется крик — жалкий, бессильный.
— Бисер, успокой ее, *— говорит Петков.
Я скольжу, обвисаю в руках Божидара и не успеваю подставить ножку Бисеру, ринувшемуся выполнять приказ. Петков подходит ко мне, загораживая Искру.
— Тебе не жаль ее, Багрянов?
Что-то сломалось во мне. Я перестал быть тем, кем был. Страха пет, но и воли нет. Петков прав: чужая боль — не для меня… Я — слабый человек… Дрянь я, ничтожество… Но иначе не могу…
— Не надо, — говорю я. — Не надо ее трогать.
Петков двумя пальцами берет меня за подбородок.
— А взамен? Искра — женщина не дешевая!
— Да… —говорю я.
— Что — да? Я правильно понял; вы даете все?
— Да-
— Ладно, пошли, Бисер! Останешься здесь и вызовешь к ней Фотия. Пошли, Багрянов.
Ничего не соображая, я ковыляю из подвала на второй этаж. Куда-то вхожу, на что-то сажусь. Пью. Воду или виноЗ? Все туманится, пляшет перед глазами, и только коричневая маска не желает пропадать.
— Начинайте, Багрянов, — говорит Петков.
— Да… — говорю я. — Сейчас…
Каждый слог дается мне с трудом.
— Адресат? — спрашивает Петков. — Кому адресовано – объявление?
— Нельзя… не при них…
— Мои люди мешают? Хотите, чтобы вышли?
Все равно. Какое мне дело? Выйдут — не выйдут. Нет, пусть выйдут. Это же важно. Разве нет?.. Сейчас скажу — и все кончится. Больше не будут бить…
— Багрянов! Вы слышите меня?.. Мы одни. Говорите же. Кто адресат?
Я открываю рот.
— Лул…чев… Это Лулчев… Да…
Человек слаб, а я человек…Допрос идет уже третий час, и ровно столько же я жарюсь под палящим лучом переносной ривальты. Ослепленный, почти испеченный заживо, я все-таки не теряю сознания, и Петков, сидящий в прохладной тени, не торопясь вытягивает из меня имена, подробности, факты.Сколько я еще выдержку? Час? Два?.. Бесконечность…
— Итак, — говорит Петков и поправляет ривальту. — С Лул-
чевым мы разобрались. С объявлением тоже. Очередь за ран деву — кто и когда придет?
— Не знаю, — говорю я, пытаясь облизнуть губы.
— Знаете! — Пауза. — Багрянов! Еще немного, и я верну
вас вниз и переломаю все кости! Мало вам было?
— Достаточно…
— За чем же остановка? Сказав «а», переходите к «б». Вы продалп нам Лулчева…
— Я не продавал.
Петков присвистывает из своей прохладной тени.
— Не в термине суть! Факт остается фактом, п Лулчеву — один черт: продали ли вы его ДС, выкупая жизнь, или назвали по соображениям альтруизма… Откуда вам известно, что он работает па англичан?
— На немцев тоже.
— Оставьте немцев в покое. Мне нужны англичане! Что вы знаете об этом и из каких источников?
Три часа! Три долгих-предолгих часа ривальта выжигает мне кожу на лице, а Петков долбит одно и то же. Лулчев и англичане. Англичане и Лулчев. Кто, что и когда?
— Выключите свет, — прошу я. — Я же сдохну… На кой черт вам покойник?
— Сначала ответ. Просьбы потом. Что вы знаете о свя зях Лулчева и СПС note 2 ?
— Ничего. Только то, что он работает на нее… Давно.
— Общие слова: «знаю», «давно»… На чем же вы собира лись его подловить? На этой болтовне?
— Мне должны переправить документы. Со связником.
— Кто связник? –
— Не знаю.
Петков снова коротко и выразительно присвистывает.
— Багряпов! Мы же вроде бы договорились? Ну же, Багря нов! Раскошеливайтесь! Адрес резидента СПС, пароли и все такое прочее!
– — Не знаю… Связник…
— Опять легендарный связник? Где он? Когда придет? Где рандеву?
— В храме Александра Невского, в воскресенье. Во время службы. Он должен подойти и сказать…
: — Слышал! Почему вы решили, что связник знает вас в лицо?
— Предупредили. В Центре. Сказали: он сам подойдет.
— Есть опознавательный знак?
— Нет. Только маяк… если провален… перчатки в правой руке… Дайте же воды, Петков. Умоляю вас!
Глоток… Еще один. Господи, хорошо-то как!
— Спасибо, — говорю я с надеждой получить новую порцию воды. — Я не обманываю вас, Петков. Лулчев связан с англи чанами и немцами. Документы, компрометирующие Лулчева, должен переправить связник после того, как объявление по явится в «Вечере». Я надеялся через Искру передать тем, кто с ней связан, чтобы они доделали дело. Искра получила бы до кументы…
Где-то в глубине, в недоступной мне прохладе скрипит кресло. Тоненько звенит, сталкиваясь с графином, стакан. И так же тихо, почти неслышно, смеется Петков.
— Искра? Связник нацелен исключительно на в ас , а доку менты передаст е й?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});