Снова и снова она слышала, как Адам угадывал правду: Гэнси.
Она сбросила с себя одеяло, сердито оделась и сердито зашагала в телефонную комнату.
Там сидела Орла, рисуя себе ногти в час ночи.
Блу замерла в дверном проёме, её умысел был написан на лице.
— Что? — произнесла Орла. — Уходи.
Блу не пошевелилась.
— Ох, пожалуйста. Я не собираюсь останавливать тебя. Я только стараюсь удержать тебя от разбитого сердца, но по фигу, иди и делай, — сказала Орла.
Блу прошла в комнату и подняла трубку телефона, снова подозрительно глядя на Орлу. Кузина возвратилась к рисункам крошечной мандалы[31] на ногтях. Она не притворялась, что не слушает, но выглядела так, будто её это не беспокоило.
Блу позвонила Гэнси.
Он снял трубку сразу.
— Я не спал.
— Я знаю, — ответила она. — Забери меня.
***
Было что-то незнакомое в нём, когда он подъехал на Свинье. Что-то лютое в его глазах, какой-то обжигающий холод в его слабой улыбке. Что-то совсем лихорадочное и беспокойное.
Она застала его за улыбкой и заглянула в то, что пряталось за ней.
Это не был Гэнси, которого она видела ранее на кухне; это был Гэнси, которому она тайно звонила по ночам.
Он не спрашивал, куда она хочет поехать. Им не разрешено говорить об этом, поэтому они совсем не разговаривали.
Камаро стоял на тихой ночной улице. Она залезла внутрь и захлопнула дверь.
Гэнси – безрассудный, сумасбродный Гэнси – ударил по газам, как только они отъехали в другой район. Он заставлял машину лететь со свистом от светофора к светофору, и когда достиг пустой трассы, то заставил машину бешено набирать скорость, сжав руку на коробке передач в кулак.
Они ехали на восток, в сторону гор.
Блу включила магнитолу и возилась с музыкой Гэнси, пока не нашла что-то стоящее и не прибавила громкость. Тогда она боролась с окном, чтобы воздух кричал на неё. Для этого было в действительности слишком холодно, но Гэнси, не отрывая глаз от дороги, дотянулся до заднего сидения и перетащил оттуда вперёд своё пальто. Она надела его, задрожав, когда шёлк охладил её голые ноги. Воротник пах Гэнси.
Они не разговаривали.
Магнитола запиналась и пританцовывала. Автомобиль ревел. Ветер бился в салоне. Блу положила ладонь на руку Гэнси и сжала её до побеления костяшек. На дороге, кроме них, не было ни души.
Они ехали в горы — вверх, вверх и через перевал.
Вершины были чёрными и запретными в полусвете фар, и, когда они достигли самой высокой точки перевала, пальцы Гэнси напряглись под её рукой, включая пониженную передачу и разворачивая автомобиль в ту сторону, откуда они приехали.
Они полетели назад в Генриетту, мимо пугающих пустых парковок у магазинов, мимо притихших городских домов, мимо Аглионбая, мимо центра города, мимо Генриетты. На другом конце города он двинулся за угол к новому, неиспользуемому объезду: четыре нетронутых полосы пролинованной фонарями дороги из ниоткуда в никуда.
Здесь он остановился, забрал у неё пальто, и они поменялись местами. Она подвинула сидение как можно ближе к рулю, и машина заглохла и снова заглохла. Он положил свою руку ей на колено, пальцы на коже, линия жизни на кости, и удерживал её от слишком быстрого нажатия сцепления. Двигатель заурчал, сильно и уверенно, и автомобиль рванул вперед.
Они не разговаривали.
Уличные фонари чередовались на лобовом стекле, пока она проезжала вперёд по одной стороне дороги, затем разворачивалась и ехала обратно по другой. Автомобиль был грозный и не возражающий – слишком много, слишком быстро, и все сразу. Коробка передач стучала под её кулаком, когда они стояли, а педаль газа залипала, а потом пульсировала, когда они трогались. Холодный воздух с вентиляционной панели шептал по её голым ногам; жар от гудящего двигателя обжигал ступни.
Звук: один звук был, словно монстр, усиливался, она могла чувствовать, как он вибрирует в коробке передач, дергает руль, рычит в ногах.
Она боялась его, пока не нажимала на газ, и тогда её сердце стучало слишком сильно, чтобы помнить о страхе.
Камаро был как Гэнси этой ночью: пугающий и захватывающий, готовый сделать всё, что она попросит.
Она смелела с каждым поворотом. При всём своём шуме и поведении, Свинья была великодушным учителем. Ей было не важно, что Блу очень низенькая девушка, которая не водила машины с механической коробкой передач раньше. Автомобиль делал то, что мог.
Она не могла забыть о руке Гэнси на своем колене.
Блу остановила автомобиль.
Она думала, что так просто уклоняться от поцелуя, когда была с Адамом. Её тело никогда не знало, что делать. Теперь знало. И её губам было плевать, что они прокляты.
Она повернулась к Гэнси.
— Блу, — предупредил он с лёгкой паникой в голосе. Так близко его шея пахла мятой, шерстяным свитером, виниловым автомобильным сидением и Гэнси, просто Гэнси.
Она сказала:
— Я только хочу притвориться. Я хочу притвориться, что могу.
Он выдохнул.
Каким бывает поцелуй без поцелуя?
Это было, как вытягивать скатерть со стола на вечеринке. Все смешалось за каких-то несколько хаотичных моментов. Пальцы в волосах, ладони на щеках, губы мучительно медленно двигаются по щекам, подбородку, в опасной близости.
Они остановились, носы сдавливали друг друга странным способом, которого требовала близость. Она могла ощутить его дыхание у себя во рту.
— Может, вреда не будет, если я поцелую тебя, — прошептал он. — Может, плохо будет, только если ты поцелуешь меня.
Они оба сглотнули одновременно, и чары были разрушены. Они нервно засмеялись, снова одновременно.
— А теперь мы никогда не заговорим об этом снова, — произнёс Гэнси, мягко пародируя сам себя, и Блу была так рада этому, потому что она проигрывала в голове слова с той ночи снова и снова и хотела знать, что он тоже это делал. Осторожно он убрал ей волосы за уши – дурацкий жест, потому что, для начала, её волосы никогда не лежали за ушами и там не останутся. Но он делал так снова и снова, а потом достал два листа мяты, один положил себе в рот, а другой – ей.
Она не смогла бы сказать, было ли уже слишком поздно, или становилось слишком рано.
А теперь катастрофическая радость проходила, и её затопила реальность. Сейчас она могла видеть, что он очень близок к тому мальчику, которого она встретила на кладбище.
Скажи ему.
Блу снова и снова языком крутила мятный лист. Она ощутила озноб от холода и усталости.
— Ты когда-нибудь думал остановиться, пока не нашёл его? — спросила она.