огнем, а терпеть боль без особой нужды я не видел смысла.
К сожалению, одним заклинанием целительница не обошлась и возилась со мной порядка получаса. Потом заявила, что для полноценного исцеления обморожений ей потребуется не менее пяти часов, а значит, ни о какой дуэли не может быть и речи, нанесла на пострадавшие места биогель и лишь после этого разрешила отправиться на давно начавшийся урок.
Я поблагодарил ее за помощь, краем глаза оглядел внушительную толпу лицеистов, отиравшихся неподалеку, слез с подоконника и направился к лифтам. А где-то минут через пять-шесть, переступив через порог кабинета физики, попал в цепкие лапки проректора, невесть почему дожидавшегося меня именно там.
Задавать дурацкие вопросы он, слава богу, не стал — посетовал на то, что в лицее еще случаются подобные ЧП, затем строго-настрого запретил драться на дуэлях до следующего понедельника, и объяснил возмутившемуся было Темникову мотивы этого решения. К слову, довольно жестко:
— Михаил Владимирович, полчаса назад два особо тупых недоросля из десятого класса напали на Лютобора Игоревича в туалете. Неожиданно, со спины и используя магию. Он их поломал, но в процессе получил довольно серьезные обморожения, что, на мой взгляд, является достаточно веской причиной для переноса вашей с ним дуэли на несколько дней. Впрочем если вы сочтете эти травмы мелочью и продолжите настаивать, то я лично сожгу вам ладони до такого же состояния и выпущу на арену без лечения…
Еще один бонус)) Надеюсь, порадовал?)))
Глава 9
Часть 2
н…Последний «прогиб» проректора — предложение воспользоваться услугами дежурного целителя за символическую плату в один золотой рубль — пришелся как нельзя кстати. Поэтому весь сдвоенный урок по математике я провел в дуэльном корпусе на кушетке в кабинете мастера третьего уровня. Что самое забавное, не один: Замятина нагло вломилась туда следом за мной и внимательнейшим образом контролировала процесс. Де-юре — из-за того, что несла личную ответственность за мою тушку и не могла не беспокоиться. Де-факто — училась. У коллеги классом выше. И, до кучи, мешала ему проявить инициативу и втихаря взять у меня анализы. Я, естественно, не заострял на этом внимания, а «коллега» развлекался во всю, то есть, показывал высший класс и ненавязчиво приседал на уши вроде как наивной простушке, вероятнее всего, надеясь ее обаять и склеить. Ага, как бы не так: стоило моим рукам восстановиться, как простушка, то хмурившаяся, то восторженно таращившая глаза и хлопавшая ресницами, превратилась в саму себя, поблагодарила дежурного целителя за редкий профессионализм, заняла облюбованное место за моим левым плечом и забыла о без пяти минут кавалере. Правда, ненадолго — минут через десять-пятнадцать, опустившись за стол в столовой, которую мне хотелось называть рестораном, заговорила о целителе сама. Призналась, до такого уровня манипуляций с живой плотью ей расти не один десяток лет, походя сообщила примерный порядок вложений, требующихся для подобного возвышения, и «призналась», что самостоятельно его никак не потянет.
Эта хитрость была шита белыми нитками и почему-то разозлила:
— Валь, я, конечно, подросток и, наверное, выгляжу недостаточно умным, но такие заходы читаю на раз. Поэтому поделюсь кое-какими соображениями. Итак, в данный момент ты выполняешь свои обязанности добросовестно, но без души, ибо считаешь, что УЖЕ настолько хороша, что Зыбины обязаны взять тебя в род безо всяких условий и начать целовать в премиленькую попку. Так вот, меня это коробит: я не умею делать что-либо абы как сам и очень не люблю, когда абы как работают или учатся другие. Поэтому если бы моего мнения по известному вопросу спросили прямо сейчас, то я бы сказал, что тебе в роду не место. Просто потому, что это изменение статуса сорвет тебе крышу раз и навсегда, далеко не лучшим образом скажется на желании продолжать уродоваться и, в конечном итоге, выйдет боком моей любимой тетушке или ее родичам. Скажу сразу: я не пытаюсь тебя воспитывать и не упиваюсь властью над тобой, случайно упавшей мне в руки, а просто говорю то, что думаю. Сможешь сломать об колено свое эго и начнешь вкладывать душу во все, что делаешь — искренне обрадуюсь и изменю нынешнее мнение. Нет — даже не расстроюсь, ибо до сих пор не считаю тебя сколь-либо близким человеком. Хотя, видит бог, с детства очень легко привыкаю к достойным людям, еще совсем недавно сходил с ума от одиночества и эмоциональной пустоты, а за последние недели прикипел сердцем к одной-единственной личности — новообретенной тетушке. Угадай, почему?
Валентина, всю первую половину моего монолога яростно сверкавшая взглядом и кусавшая губы, внезапно опустила взгляд, понуро сгорбила плечи и тяжело вздохнула:
— Она вкладывается в тебя вся без остатка.
— И это сводит с ума! — продолжил я. — Поэтому я каждый божий день открываю для себя все новые и новые способы доставить ей удовольствие: в понедельник послал букет, вчера купил тортик, сегодня планирую подменить любимую кружку на почти такую же, но с нашей фотографией на боку…
— Ты действительно цельный. И Раиса Александровна такая же… — чуть не плача, выдохнула целительница. — А я, увы, нет!
— И что тебе мешает измениться? Ты живешь на всем готовом, получаешь очень приличные деньги, загружена намного меньше, чем прислуга, и, что самое неприятное, рискуешь все это потерять из-за самоуверенности и лени!
— Я расслабилась… — криво усмехнулась она. — Сразу после того, как закончила академию и получила семь предложений работы с испытательным сроком от глав аристократических родов Серебряной Сотни. А теперь ленюсь — убеждаю себя, что имею право немного отдохнуть, ибо с четырнадцати лет и по начало этого года жила одними учебными курсами, медитациями да практическими занятиями.
— Валь, безусловно, ты можешь лениться и дальше. Но очень скоро это бросится в глаза не только мне, и твоя жизнь покатится под откос. Кстати, если ты рассчитываешь на шесть «запасных аэродромов», то очень зря: если тебя не возьмут в род Зыбины, то и другие рода автоматически вычеркнут из сферы своих интересов, так как сочтут, что ты либо плохой целитель, либо болтлива, либо нечиста на руку и тэдэ. Дальше объяснять?
Она отрицательно помотала головой, поблагодарила за своевременный втык и ушла в себя на все время трапезы. А после того, как заставила себя съесть десерт, внезапно поймала мой взгляд, облизала губки и… поклялась Даром, что сегодня же возьмется за ум.
Я коротко кивнул в знак того, что клятва услышана, и тут Замятину заколотило:
— Да, ты прав: я оставила себе пару лазеек, и теперь меня воротит от себя же! Поэтому… клянусь Даром, что буду вкладывать