печку, рубить дрова, сушить вещи. Присматривать за так внезапно доставшимся им во владение хутором. И только Лота шаг в шаг ходила за собирающимся в дорогу Птицей, цепляясь за его руку и о чем-то тревожась.
В какой момент закралась в ее душу тревога? Да и закрадывалась ли она? Тревога и не покидала душу Лоты. Просто именно в тот день Лота осознала, что буквально не находит себе места, постоянно чего-то ожидая. И глаза ее перебегали с предмета на предмет - с островерхих елей на стены дома, со стен - на кострище, с кострища - на коновязь, будто ища у них спасения и не находя его. И тогда Лота излишне громко, с наигранной бодростью шутила и перебрасывалась словами то с Лехой, то с Коматозом, стараясь задавать в себе эту растущую тревогу.
Свой эксперимент с выставление психологической защиты Лота считала успешным. Первая попытка, когда она долго - несколько дней подряд - не могла сосредоточиться, была только началом. Далее Лота два или три раза повторяла упражнение, и с каждым разом попадание в защитный кокон стоило ей меньшего труда. Кокон и вправду будто бы поджидал ее уже готовый, и она спокойно помещала туда и себя, и Птицу, и их с Птицей комнату, и весь их дом. Вряд ли можно утверждать, чтобы Лота подружилась с домом. Подружиться с этим диким, хмурым, настороженным существом, было сложно. Тем не менее они кое-как свыклись, притерлись друг к другу. Загадки дома, не сулившие шансов быть разгаданными, выстроились в сознании Лоты в некое подобие математической формулы: при желании, она могла бы набросать их графически, как символ или иероглиф. В итоге Лоте удалось наладить с домом если не теплые, то добрососедские отношения. Стены кокона спокойно заключали в себя это непостижимое существо, и у Лоты больше не было потребности любым способом загородить от него себя и Птицу.
Но представить себе, что кокон выходит за пределы дома и вмещает в себя двор, коновязь и ближайшие деревья примыкающего к лесничеству леса она не мгла. Дом представлял собой творение рук человеческих, его судьба была неразрывно соединена с судьбами его насельников, он был продолжением многих и многих человеческих жизней - пусть даже Лота не знала, что это были за жизни и насколько удачно они сложились. Присутствие внутри кокона внешнего мира ужасало Лоту: одна лишь мысль об этом наполняла ее протестом и готовностью сопротивляться любым способом. Все, что располагалось за пределами дома, виделось ей враждебным. Стараясь вести себя более самостоятельно, она не могла заставить себя расслабиться и побороть постоянный страх, как только пути ее пролегали за пределы лесничества, более того: когда она спускалась с крыльца. Раньше она никогда не задумывалась, насколько чужеродна и враждебна природа человеческому существу - но раньше она и не сталкивалась с природой так близко: один на один.
Ладно, все будет хорошо, успокаивала она себя. Все уже хорошо. А будет еще лучше.
В магазин отправились под вечер. Солнце клонилось к нижним приделам своего царства - правда, видно его все равно не было: кругом, как и все эти дни, стоял туман.
-Что меня больше всего сейчас интересует - так это собственная газета, - втолковывал Птица Володе, развивая какую-то начатую тему. - Не моя, а наша общая. Вот, например, ты. Я слышал, у тебя стихи есть. Чуть ли не сборник.
Володя покраснел и замялся.
-Вижу, вижу, что есть, - усмехнулся Птица. - И что, действительно стихи? Или все-таки проза? И напечататься небось хочешь... А зачем печататься, если подумать? Чтобы слава к тебе пришла? Думаешь, что-то изменится? Ни черта не изменится, брат. Почувствовать славу невозможно. А если даже опубликуют твой сборник, придет к тебе слава - кто тебя станет читать? Они что ли?
Птица презрительно кивнул в сторону обрыва: где-то там, очень далеко теплилось человеческое жилье - деревня Мухалатка, поселок Форос, а еще дальше - города: слева Ялта, справа - Севастополь.
- С чего ты взял, что они будут тебя читать? Они другие, пойми. Устроены по-другому. И задачи в жизни у них совсем не те, что у тебя. Если даже и прочтут, все равно ничего не поймут. Ты для нас лучше пиши, - он по-свойски похлопал Лоту по плечу. - Для нее, для меня, для ребят на стоянке. Мы - свои, мы тебя поймем. Когда задумываешь какой-нибудь проект, планируй его так, чтобы заинтересовано в нем было как можно больше народу. Книга - она людей, в общем-то, разделяет, разъединяет, если, конечно, это не Святое Писание или какая-нибудь техническая инструкция. С книгой человек уходит в себя и перестает задумываться о важных вещах и о других людях. А если люди делают вместе газету, то дело это их, наоборот, объединяет. Были частные эгоистические потуги, а стали общие, понимаешь? Вот я и предлагаю придумать печатный орган. Где каждый сможет опубликовать свой текст и высказать то, что считает нужным.
-Круто... А распространять ее как будем?
-Да она сама распространится! Об этом даже не беспокойся. По системе, через братишек. Вот ты, допустим, поедешь к себе в Омск...
-В Иркутск, - поправил Володя.
-Какая разница. Поедешь ты к себе в Иркутск - к тому времени, я надеюсь, выйдет первый номер - отвезешь экземпляры, раздашь.
-А деньги где взять? - туповато моргнул Володя.
Птица посерьезнел.
-Вот с этим пока действительно проблема. Но отчаиваться не надо. В конце концов, в газете заинтересованы не только те, кто ее издает, но еще и читатели. Или вот еще у меня есть идея... - Птица замялся, поморщился и покусал губу.
- А ты думаешь, мои миниатюры будут там востребованы? У меня же лирика, - робко перебил его Володя.
-Отлично все будет смотреться! И лирика твоя, и все что угодно. Любой опус!