Швецию под руководством Чернышёва и Тарасова.
- Да идите вы все нахрен! – Резко вскочил Анатолий Владимирович. – В другом месте поговорим, когда вам Севка Олимпиаду просрёт! Тарасова хотите из хоккея убрать?! Не выйдет! Я от второй сборной отказываюсь, пусть её Аркашка везёт куда хочет! – Тяжело дыша, выкрикнул свои претензии наставник ЦСКА и снова схватился за сердце. – Идите вы к чертям собачьим! – Бросил он, выходя из просторного чиновничьего кабинета.
На заседании тут же повисла неловкая пауза. «Крутой мужик, этот Тарасов, - подумал я. – Взял и всё спортивное начальство послал на три буквы. Но время же бежит неумолимо, шестидесятые закончились, появилось новое поколение игроков, с другим мышлением. Да и сам хоккей поменялся. Мы ЦСКА два раза душили ловушкой в средней зоне, и какой он сделал вывод? Что нужно увеличить нагрузку на тренировках, вместо того чтобы работать с умом и не гробить здоровье игроков? В реальной истории для Тарасова всё закончится через два года в сезоне 73-74 года. В новом же надвигающимся будущем для Анатолия Владимировича писец может подкрасться гораздо раньше».
- Мы наверное должны со Всеволодом Михалычем обсудить составы будущих команд, - сказал негромко интеллигентный Аркадий Чернышёв, прервав затянувшуюся паузу.
- Да, нам, возможно, минут сорок понадобится, чтобы решить, кто из хоккеистов за какую сборную будет играть, - согласился, сидевший всё заседание тише воды ниже травы Сева Бобров.
- Предлагаю объявить перерыв на обед, через час здесь же, - кивнул головой Сергей Павлов, которого поэт Евгений Евтушенко дружески окрестил «румяным комсомольским вождём».
Когда кабинет опустел, Чернышёв с Бобровым, выложив на стол свои бумаги, сели как два шахматиста после завершившейся партии для разбора своих удач и ошибок. Я скромно придвинул стул сбоку и присел рядом с двумя главными хоккейными специалистами советского союза.
- Кого забираешь у меня? – Аркадий Иванович выдвинул свой список с фамилиями лучших хоккеистов страны.
- Берём нападающих: Михайлова, Петрова, Харламова и Мальцева, - выпалил скороговоркой я. – Защитника Валеру Васильева и вратаря Витю Коноваленко.
- Кхе, кху, кха, - выразительно прокашлялся Сева Бобров, что примерно означало: «заткнись сволочь». – Забираем Коноваленко, Васильева ну и ты сам слышал, кого.
- Кто ко мне переходит взамен? – Грустно улыбнулся Чернышёв, покосившись на меня.
- Тройка «Крыльев»: Лебедев, Анисин и Бодунов, и спартаковец Слава Старшинов, - снова выпалил я. – Молчу, молчу.
- Кха, - добавил Сева. – «Крылышки» - это конечно не равноценная замена, но ребята перспективные, талантливые. И потом у тебя же Мальцев играл в центре нападения, вот тебе в центр опытный проверенный Старшинов. В защиту вместо Васильева отдаём Володю Гордеева. Из моей первой пятёрки паренёк сильно за сезон прибавил. Вот только вратарь Шеповалов с Пучковым в Ленинград улетел. Обиделся на меня Николай Георгиевич, что его парня на игру не выставил.
- Ладно, Шеповалову дадим телеграмму, пусть возвращается. – Кивнул головой Чернышёв. – Может, мне ещё молодых отдашь, Александрова и Скворцова?
- Молодых, - задумчиво повторил Бобров. – Я хочу в одну тройку свести Александрова, Тафгаева и Мальцева. Он у тебя в центре нападения страдает, а у меня будет свободным художником на левом фланге творить. Вон Иван за ним все косяки подотрёт. – Михалыч, похлопал меня по богатырскому плечу, хотя такой игровой вариант - это было моё предложение. – А Сашку Скворцова забирай, через год заматереет, отличный мастер получится.
- То есть ты, Сева, уже предполагал, чем закончится сегодняшнее заседание? – Догадался Аркадий Иванович, удивившись тому, с какой легкостью мы всех нужных игроков поменяли.
- Кхе, - снова прокашлялся Бобров. – Мысль такая возникла, когда сразу после воскресной игры к нам в раздевалку человечек прибежал от Брежнева.
«Ага, если бы я вчера после игры с «Локомотивом» не сказал Севе о своих предчувствиях, то ничего бы и не возникло, - усмехнулся я. – Накануне, до трёх часов ночи спорили до хрипоты над составом новой сборной СССР. С первой пятёркой, куда включили защитников: Васильева и Гусева и тройку нападения: Михайлов, Петров и Харламов, во мнениях сошлись быстро. Вот над второй хоккейной боевой единицей орали долго. С парой защитников Фёдоров и Куликов, Бобров худо-бедно согласился, хотя и хотел взять более опытных армейцев. Тогда я напомнил Севе, как мы в таком сочетании отрабатывали в меньшинстве. Уломал. Но заявить в главную команду страны шестнадцатилетнего пацана Борьку Александрова Всеволод Михалыч категорически отказался. Пришлось поклясться своим здоровьем, что «Малыш» не подведёт. Вот через год, когда у него от «звёздной болезни» начнёт крышу сносить, тогда опасность есть, а сейчас пока нет. И в защите отпашет и в атаке сделает красиво, настаивал я. «Хрен с тобой золотая рыбка!» - психанул тогда главный тренер Бобров и согласился».
- Слух такой прошёл, что тебя, Сева, хотят на моё тренерское место в «Динамо» в следующем сезоне? – Совсем загрустив, спросил Аркадий Чернышёв.
- Эх, Аркаша, если приз «Известий» завалю, а потом и с Олимпиадой в Саппоро не дам результат, то в следующем сезоне буду в домино играть с пенсионерами во дворе, - грустно улыбнулся Сева Бобров.
***
Вечером в комнате гостиницы, отправив Борьку в ресторан пить лимонад, я снова приступил к написанию, точнее вспоминанию хита из ближайшего будущего. Раз пообещал продюсеру Мише до этого воскресенья, когда они вернутся с первых гастролей, ещё одну забойную вещицу нарисовать, чтобы моя Ирина у него в ансамбле уже на постоянной основе пела, то нужно слово держать. Вот только ничего на ум не приходило. Точнее что-то по два по три слова вспоминалось, но чтоб хотя бы припев или всю песню целиком – нет. Как же жаль, что в том времени ни на гитаре не научился играть, ни музыкой не интересовался. Кто ж знал, что после смерти занесёт в этот 1971 год?
Подо что же я прыгал на дискотеках в конце 80-х? Sandra, C. C. Catch, «Blue System», «Joy», Sabrina помню как сиськами трясла. Из русских только «Мираж». Музыка-то сгодится, но за их тексты «Эта ночь страх уносит прочь», «Только ни кому я не дам ответа» и прочие сегодня можно и срок схлопотать!
- Эта ночь, страх уносит прочь, эта ночь, - тихо напел я себе под нос и вдруг вспомнил.
Как же всё-таки много всего прячет на своих запылившихся страницах странное время. Как же я мог это забыть?! Август 88-го года, у