— Флора, — спросил Виктор, — а правду говорят про мертвецов?
— Да.
— И что, все как в фильме? — Виктор кивнул на кассету в ее руках. — Людей жрут и всякое такое?
— Нет.
— А как же?
Флора пожала плечами. Виктор сильно переживал из-за смерти деда, но Флоре порой казалось, что он не столько горюет по человеку, сколько его пугает сам факт смерти, сознание того, что все рано или поздно умрут.
— Боитесь? — спросила она, обращаясь к обоим.
— Ну, когда из школы шел, боялся, — ответил Мартин. — Думал, вдруг на самом деле кругом одни зомби.
— И я, — поддакнул Виктор. — Только я одного взаправду видел. У него глаза такие были... странные. Блин, как же я драпанул! Как думаешь, дед тоже таким станет?
— Не знаю, — соврала Флора и ушла к себе.
Она кивнула группе «Пинхед», взирающей на нее с плаката на стене, и поставила кассету на место. Ей бы не мешало поесть, но было лень тащиться к холодильнику, что-то затевать, готовить. Ей даже нравилось чувство голода, было в этом что-то от аскетизма. Она прилегла на кровать и расслабилась.
Немного передохнув, Флора достала пустую коробку из-под кассеты с «Красоткой» и вытащила оттуда опасную бритву. Родителям так и не удалось ее найти.
Следы порезов на руках знаменовали ее «любительский» период, вскоре после этого она начала рубцевать себя под ключицами и лопатками. Шрамы возле лопаток были такими глубокими и длинными, что, казалось, у нее режутся крылья. Как ни красива была эта мысль, на этот раз она действительно испугалась — раны никак не заживали, к тому же примерно в это время состоялся тот самый разговор с Эльви. Это немного примирило ее с жизнью, и Флора решила, что шрам из-под крыльев будет последним.
Она посмотрела на бритву, сложила ее, покрутила в руках и спрятала обратно в тайник. Никогда еще она не была столь далека от желания причинить себе боль.
Она окинула взглядом книжную полку, выбирая, чего бы почитать. Библиотека ее состояла преимущественно из «ужастиков» — Стивен Кинг, Клайв Баркер, Лавкрафт. Все это она уже читала, а перечитывать что-либо сейчас у нее не было желания. Тут она заметила на полке какую-то книжку с картинками и прочитала имя автора. Что-то знакомое.
«Бобренок Бруно находит дом» Евы Зеттерберг. Флора сняла книгу с полки, разглядывая бобренка, стоящего возле своего «дома» — груды бревен посреди реки.
Ева Зеттерберг...
Точно, про нее же в газетах писали — вроде бы она разбилась в автокатастрофе, а потом ожила и даже сохранила дар речи, так как с момента смерти прошло совсем мало времени.
«Жалко», — подумала Флора и открыла книгу. Первая книга, вышедшая пять лет назад, «Бобренок Бруно отправляется в путь», у нее тоже была. Совсем недавно Флора прочитала в газете, что в скором времени выйдет третья, и с нетерпением ожидала ее появления. Из всех книг, подаренных ей родителями, «Бобренок Бруно» была самой любимой — ну, если не считать «Муми-тролля». Другие сказки, особенно Астрид Линдгрен, Флора терпеть не могла.
Ей всегда нравились книжки, в которых речь шла о горе и смерти. В «Муми-тролле» была Морра, в рассказах про Бруно — Водяной, живущий в реке и нагоняющий страх на всю округу. Он только и умел что вызывать потопы и крушить все на своем пути. Именно он разрушил домик Бруно.
Прочитав пару страниц, Флора начала плакать. Ей было жаль, что не будет больше книг про бобренка Бруно, жаль самого бобренка, исчезнувшего вместе со своим создателем, попавшим в лапы Водяного.
Флора плакала и плакала, и никак не могла остановиться, и все гладила блестящую шкурку Бруно на обложке, шепча: «Бедный маленький Бруно!..»
ПОС. КОХОЛЬМА, 17.00
Загрузив продукты в багажник, Малер поехал домой. Дорога вела мимо дачных участков. Сезон отпусков закончился, и людей было немного — к выходным, наверное, станет больше.
Аронссон, его сосед, стоял у самой дороги и поливал зелень в саду. Заметив Малера, он радостно замахал руками. Малер поморщился, но проехать мимо не мог. Он остановился и опустил стекло. Аронссон подошел к машине. Высокий, худой, он выглядел лет на семьдесят. На нем была джинсовая рыболовная шляпа с надписью «Black & Decker».
— Какие люди! Выбрался наконец?
— Да вот, как видишь, — ответил Малер и кивнул на лейку в руках соседа: — Не зря ты это затеял?
Тот посмотрел на собирающиеся над головой тучи и пожал плечами:
— Привычка.
Аронссон тщательно заботился о своем саде. Густая зелень дикого винограда увивала арку, которая служила входом на его участок. В центре свода красовалась деревянная табличка с резными буквами, гласившая: «Тихая роща». Выйдя на пенсию, Аронссон превратил свой летний домик в образцовый шведский рай. Искусственное орошение в поселке было запрещено, но, судя по цветущему винограду, Аронссона это не сильно волновало.
— Слушай, — продолжил Аронссон, — я там у тебя немного клубники набрал, ты не возражаешь? Все равно бы косули пожрали.
— Да на здоровье. Главное, не пропала, — ответил Малер, хотя в глубине души предпочел бы, чтобы клубника досталась косулям.
Аронссон причмокнул:
— Хороша у тебя клубничка! До засухи еще дело было. Кстати, я тут статейку твою прочитал. Ты что же, правда так думаешь или это все для красного словца?
Малер непонимающе наклонил голову:
— Как — «так»?
Аронссон тут же пошел на попятную:
— Да нет, я ничего, хорошо написано. Давненько ты не писал, а?
— Да, порядком.
Двигатель продолжал работать. Малер повернулся лицом к дороге, давая понять, что ему пора, но Аронссон не обратил на это ровным счетом никакого внимания.
— Значит, отдохнуть приехали? И дочка, я гляжу, здесь.
Малер кивнул. Аронссон обладал удивительной способностью всегда быть в курсе всех дел. Он помнил все имена, даты, события и крайне интересовался происходящим вокруг. Если бы в поселке завелась своя газета, из Аронссона вышел бы отличный репортер и редактор в одном лице.
Аронссон бросил взгляд в сторону дома Малера, скрытого за поворотом, — слава богу, отсюда его не было видно.
— А мальчонка-то? Элиас... Тоже с вами?..
— Он у отца.
— Понимаю, понимаю. Вот ведь как... То здесь, то там. Значит, вы с дочкой вдвоем? Ну-ну, с приездом. — Аронссон покосился на заднее сиденье, заваленное пакетами с продуктами. — И надолго?
— Там видно будет. Мне вообще-то пора...
— Понимаю, — сказал Аронссон, затем кивнул в направлении поселка и сочувственно произнес: — Слышал, у Сиверцев-то, говорят, рак. У обоих. Сначала ему диагноз поставили, а через месяц ей. Вот оно как бывает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});