— Понял, — согласился я.
— И отвечай на свой чертов телефон, — добавил он с улыбкой.
— Будет сделано.
— С ней все в порядке? — спросил он после долгой паузы.
— Это было чертовски хреново, мужик, — признался я, не заботясь о том, что эмоции просачивались в мой тон. Если и был кто-то, кто понимал, каково это — видеть женщину, о которой ты заботишься, избитой другим мужчиной, то это был Рейн. — Вся ее спина была разорвана, а лицо снова разбито. Но ее зашили, и она быстро заживает. Она скоро выберется из этого ада.
— «Скоро» — это сейчас? — спросил он, кивая мне через плечо.
Я с любопытством обернулась и увидела, что Ло стоит у входной двери и разговаривает с Малкольмом. На ней была свободная белая футболка, которая, должно быть, принадлежала одному из мужчин, и у меня мелькнуло подозрение, что это Майк, и пара черных штанов для йоги, слегка заправленных в ее тяжелые черные армейские ботинки.
— Блядь, серьезно? — Спросил я, глядя на небо.
— У тебя будет полно хлопот с этим, — заметил Рейн, и это прозвучало так, будто он смеялся.
Я снова повернулся к нему и увидел, что так оно и есть. — Как будто ты должен говорить. Все еще есть долбаные пулевые отверстия в стене здания.
— К счастью, во мне нет пулевых отверстий, — рассмеялся Рейн, качая головой. — Никогда не встречал женщину, которая была бы так увлечена оружием.
— Хорошо, что она связалась с торговцем оружием, — улыбнулся я в ответ. Рейн кивнул, его лицо смягчилось при мысли о Саммер.
— Ступай к своей женщине. Тащи ее гребаную задницу обратно в постель, пока она не упала, — сказал он, садясь на байк. — Увидимся в церкви.
Я слегка махал ему рукой, ожидая, что он отойдет, прежде чем повернуться и направиться обратно к Ло.
— Серьезно, женщина? — Спросил я, качая головой.
— Я в порядке.
— Двадцать минут назад ты лежала у меня на груди, слишком больная, чтобы двигаться. — И мне чертовски нравилось, что она там была.
— Да, но еще двадцать минут назад у меня в крови не было ни капли обезболивающих, — улыбнулась она. Но ее глаза не были затуманены, и речь не замедлилась. Ее не дурманили никакие болеутоляющие.
— Детка...
— Я хочу видеть его, Кэш, — сказала она, вздернув подбородок.
— У него там еда и всякое дерьмо. Он проживет еще пару дней.
— Ты отвезешь меня, или я попрошу кого-нибудь из моих людей отвезти меня, — предупредила она, приподняв бровь, чтобы я не давил на нее.
— Еще один день, — попытался я возразить, когда Малкольм ухмыльнулся мне, как идиот, зная, как и я, что проиграю.
— Один час, — ответила она с таким видом, словно пыталась сдержать улыбку.
— Послушай, — сказал я очень родительским тоном, стараясь не рассмеяться, когда ее глаза расширились, Уиллоу «Ло» Свифт, я абсолютно не собираюсь тащить твою задницу в город, чтобы избить парня, который положил тебя на больничную койку. Тебе нужно поправиться.
— Знаешь, что мне не нужно? — начала она, снова поднимая эту чертову бровь. — Помимо времени, чтобы «подлечиться», конечно? Мне не нужен человек, думающий, что он может указывать мне, что и когда я могу делать. Так что потише с этим дерьмом. Помоги мне или убирайся нахрен с моей дороги.
Конечно, меня раздражало, что она рискует своим здоровьем, вставая так рано, но я уважал ее упрямство, ее жажду мести. На ее месте им пришлось бы привязать меня к кровати. — О, я в этом участвую, — согласился я, покачиваясь на каблуках и засовывая руки в карманы. — Просто хотел дать понять, что хочу, чтобы моя женщина вернулась в постель и вылечилась, и это всё «дерьмо», которое я хотел сказать.
— Твоя женщина? — спросила она, наморщив лоб, но в ее глазах я безошибочно угадал ту тающую мягкость. Ей это нравилось. Она хотела этого... быть моей.
— Да.
— А что, если я не хочу быть твоей женщиной?
— Ну, это просто чертовски плохо, потому что уже так и есть, Уиллс.
Она внезапно напряглась, все ее тело напряглось, как струна, и черт знает для чего. Она глубоко вздохнула и заставила себя расслабиться. — Ты так думаешь, да? — спросила она, но в ее голосе не было насмешки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Рядом с ней Малкольм сжал губы, чтобы не рассмеяться, когда я приблизился к Ло, прижимаясь к ней всем телом, и вжал кулаки в стену позади нее, запирая ее в ловушку. Моя голова наклонилась и опустилась к ее уху, так что только она могла слышать. — В ту секунду, когда я почувствовал вкус этой сладкой киски, детка, ты была моей. И, более того, ты хочешь и дальше оставаться моей.
Ее дыхание было немного поверхностным, и я почувствовал, как мой член дернулся при мысли о том, чтобы снова оказаться внутри нее, когда она полностью исцелится.
— Ты довольно уверен в себе, да?
Я поцеловал ее в шею и улыбнулся. — Черт да. — Ее грудь затряслась от тихого смешка.
Я отодвинулся, все еще держа ее в клетке. — Я понимаю, что ты должна это сделать. Не могу винить тебя. Я получил свою возможность ударить, и я все еще жажду большего, и этот гребаный мудак не сделал мне нихрена. — Ее рука поднялась к моему лицу и коснулась контура пореза, ее глаза смотрели с вызовом. — Как я сказал... это не важно. — Она улыбнулась и закатила глаза на меня. — Как я уже сказал, я понял. Я не буду пытаться удержать тебя здесь. Но мы идем, ты делаешь свое дело, ты всаживаешь пулю ему между глаз... все, что тебе нужно, черт возьми. Апотом тащишь свою задницу сюда и ложишься обратно в кровать, да?
— Смотря что дальше, — сказала она, почти изящно пожав плечами.
— Дальше?
— Ты собираешься лечь со мной в постель? — спросила она с застенчивой улыбкой.
— Если я не найду место получше, — поддразнил я и постарался не улыбнуться, когда ее лицо стало жестким. Ее эмоции были похожи на щелчок выключателя (имеется ввиду их диалога ранее в его доме перед похищением), и это было охренительно мило, черт возьми. Не то чтобы я когда-нибудь сказал бы ей об этом. Она бы, наверное, отмахнулась от этих слов, но это была чертова правда. — Детка, я больше нигде не хочу быть, — мягко сказал я, глядя ей прямо в глаза.
Ее плечи немного опустились, и она одарила меня призрачной улыбкой. — Ну что, мы закончили болтать, как пара цыпочек, и можем пойти надрать кому-нибудь задницу? — С этими словами она направилась к машинам, припаркованным на обочине.
— Есть ли шанс, что я смогу удержать ее от того, чтобы она пинала это дерьмо? — Спросил я Малкольма, зная, каким будет ответ.
Его улыбка была почти отцовской, когда он смотрел ей вслед, прежде чем перевести взгляд на меня. — Я сообщу Майку, что ее, вероятно, снова придется зашивать, — сказал он, хлопнув меня по плечу уходя.
— Черт, — сказал я, качая головой на жизнь в целом, когда я побежал, чтобы догнать ее, неохотно подталкивая к пассажирской стороне. — Детка, ты даже не можешь сидеть без боли. Тебе небезопасно водить машину.
С этими словами и едва слышным ворчанием по поводу того, что с ней «обращаются как с инвалидом» (это была ее новая любимая фраза, когда она впадала в уныние из-за того, что люди говорят ей, что она не должна что-то делать), она села и позволила мне вести машину.
— Просто говорю... если какой-то мачо говорит: «моя задница в машине, я за рулем»... он не задержится надолго. Я люблю водить машину.
— Ну разумеется, — улыбнулся я, глядя в лобовое стекло.
— Что это за улыбочка?
— Ничего, детка, — соврал я. — И не волнуйся. Мне достаточно комфортно в моей мужской роли, так что, если моя женщина захочет сесть за руль, я с радостью пересажу свою задницу на пассажирское сиденье. Но когда мы едем на моем байке? Я за рулем.
— Это разумно, — сказала она, кивнув для большей убедительности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я очень сговорчив, — добавил я, подмигнув, делая вид, что игнорирую тот факт, что мы обсуждаем некоторые детали наших отношений. Да, мне не нужно было думать об этом дерьме прямо сейчас. Или вообще никогда. Все это было ново и чуждо мне, и если бы я хоть немного подумал об этом дольше, то, наверное, сошел бы с ума. Единственным моим спасением было то, что Ло тоже чувствовала себя неуютно и неловко от этой мысли. Так что мы разделили это. Хотя я был уверен, что взаимный страх обязательств, вероятно, не лучшее, что можно разделить, но все равно.