— Всякий раз, когда я куда-то шел, мама говорила: "Не забудь про себя молитву сказать". Я её только на музыку переложил и переставил слова. В оригинале: "Иду в поход: два ангела — вперед. Один душу бережет, другой тело спасает". Повторяю всякий раз, садясь в самолет…
Этот "мертвый сезон" оживил звонок Андрея Тропилло. Его имя было хорошо известно в рок-тусовке. Почти вся классика советского рока (в том числе гребенщиковский «Табу», услышанный когда-то Чижом-студентом) была нелегально записана Тропилло в студии при Доме юного техника, где он заведовал кружком акустики. Из Ленинграда эти магнитоальбомы расходились по всему СССР, знакомя широкие народные массы с достижениями отечественного андеграунда. И когда Тропилло утверждал, что именно он "изменил судьбу советского рока", он имел на это основания.
В июле 1989 года трудовой коллектив ленинградского филиала фирмы «Мелодия» выбрал "менеджера-подпольщика" своим директором. Тропилло сразу же попытался перестроить работу студии на западный лад. Его амбициозный план предполагал сделать из «Мелодии» исключительно рок-н-ролльный лейбл,[67] т. е. записывать много талантливых групп, большими тиражами выпускать их пластинки и зарабатывать на этом кучу денег.
В харьковском Доме грампластинки, куда Тропилло занесло по коммерческим делам летом 90-го, местные кооператоры подарили ему магнитоальбом «РЛ». Тропилло тут же прослушал кассету и попросил координаты Чижа. "Как это ни странно звучит, — поясняет Андрей Владимирович, — но очень часто я полагался только на свою интуицию".
— Я пришел, лег спать, и меня с кровати звонок поднял, — вспоминает Чиж. — Оля спрашивает: "Кто звонил, что хотели?" — "Да вот, зовут пластинку писать" — "Пластинку? С "Разными"?.." — "Да нет. Меня одного". Мы с ней оба, такие комсомольцы-пионеры, лежим на диване, спать уже пора, а мы всё размышляем: "Ехать-не ехать…".
Предложение Тропилло было большим соблазном. Cольный альбом мог сделать Чижа известным всему СССР — рокерских пластинок в те годы выпускалось немного, поэтому каждое новое имя вызывало живой интерес. Вдобавок Тропилло обещал заплатить авторский гонорар. Эти деньги для Чиграковых были бы весьма кстати.
Однако Чиж позвонил в Питер и сообщил, что "ещё не готов". Настоящая причина отказа, разумеется, была иной. Когда Чернецкого спрашивали, что такое настоящая рок-группа, он отвечал словами Генри Роллинза:[68] "Это племя, живущее в джунглях. Если беда — общая, радость — тоже". Попытку реализовать себя в одиночку «Разные» могли расценить как предательство.
Тем не менее сам факт интереса со стороны легендарного Тропилло, учитывая рокерскую систему ценностей, давал Чижу повод для гордости. ("Однажды у меня было знакомство с питерским парнем, — рассказывает он, — который крутился возле «Аукцыона». Спрашиваю: "Ты Гаркушу знаешь?" — "Да, конечно" — "О-о-о!..". Я был страшно горд, что знаю кого-то, кто близок к Гаркуше. И тут вдруг звонит Тропилло…"). Такие контакты поднимали в глазах местной тусовки, которая поначалу относилась к Чижу как к "мальчику с аккордеоном".
— Нет, выпить-закусить — тут всё было нормально. Но близко к себе меня не подпускали. Видимо, потому, что я был приезжим, а там своя тусовка, это их город, они там выросли. И вдруг появляюсь я, инородный элемент, и начинаю активно внедряться. Естественно, мне дали понять: парень, ты сначала осмотрись… Я чувствовал это отношение.
Другим следствием переговоров с Тропилло стала песня «Дорогуша». Первую строчку, утверждает Чиж, он сочинил, как только услышал предложение о записи сольника: "Я сразу же подумал: "Неужели совсем крутой стал?!". Обосрал сам себя заранее…".
Эта песня, говорит Чиж, долгое время не нравилась жене — она считала, что в ней подразумевается какой-то конкретный персонаж, хотя на самом деле это собирательный образ девушек, которые возле него крутились.
Эй, дорогуша, заплати за мой кофе,И, если можешь, стакан портвейна;А это здесь рядом, две остановки,Тогда ты узнаешь меня чуть лучше…Ведь ты же «тащишься» на рок-музыкантах,Тебе все равно, с кем из нас иметь дело.
— В Харькове народным героем был Чернецкий, — говорит Ольга Чигракова. — Сережа поначалу был скромным клавишником. Тогда его не рвали на части. Можно было спокойно пройти через зал. Даже автографы не брали, просто: "О, Серёга, привет!".
Ситуация стала меняться, когда Чернецкий надолго слег. В группе существовало правило: песню исполняет только ее автор. Поэтому Чиж, занявший место Чернецкого у микрофона, стал петь только свои вещи. Из сайдмена (музыканта, стоящего рядом с лидером) он превратился во фронтмена, "лицо группы". К этой роли Чиж привыкал с трудом. "Сначала я думал, — признался он позже, — что не на меня народ ходит, а на Пашу посмотреть, на Лешу, на Клима".
Сохранить скромность помогало общественное мнение. Харьковская газета "Ленiньска змiна" заметила, что с появлением Чижа музыка «РЛ» стала разнообразней. "Но, как и раньше, — подчеркнул рецензент, — гвоздевыми остаются номера и само ритуальное появление на сцене Саши Чернецкого".
После фестиваля «Аврора-90» музыкальная газета «Энск» (Новосибирск), сравнивая «Разных» с их первым появлением на «Авроре-89», отметила, что Чиж "колоссально вырос как вокалист, который не может не понимать, что за ним всегда будет тень Чернецкого и с достоинством и твердостью несет этот груз".
— Потихоньку пришла популярность: журналистки приходили, три или четыре, — вспоминает Ольга Чигракова. — Не столько фанатизм и поклонение, сколько просто влюбленные девочки. Сережа давал интервью, пел под гитару, поил на кухне чаем.
Число поклонниц Чижа росло от концерта к концерту. Относительно скромные бросали в почтовый ящик письма с любовными признаниями. Самые бесцеремонные могли появиться на пороге: "Чиж, я взяла два билета в Крым, собирайся!".
— Однажды, — вспоминает Ольга, — был телефонный звонок: "А где сейчас ваш муж?". На репетиции, говорю. "Да-а?.. А вы знаете, что он сейчас с моей подругой трахается?..". Я отвечаю: "Очень хорошо!". Сначала у меня, конечно, шок, слезы, а потом соображаю: "Не-ет, если бы до или после репетиции, тут был бы повод для ревности, а репетицию Сережа ни на одну женщину не променяет!..".
К тусовке, которая неизбежно возникает вокруг любой популярной команды, Чиж относился спокойно: нечто подобное он уже наблюдал в Дзержинске и Горьком. "Вообще они нормальные люди, — говорил он газете «Gaudeamus», имея в виду фэнов, — но на сейшнах у них свои дела, свой концерт. Их же видно сразу — гордые ходят, на лице написано "я без билета прошел".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});