« – Есть в тебе что-нибудь похожее на меня, Джейн?
На этот раз я не осмелилась что-либо ответить: мое сердце было переполнено.
– Поскольку, – сказал он, – у меня иногда бывает такое ощущение в отношении тебя, особенно когда ты рядом со мной, как сейчас, как будто у меня, где-то слева под ребрами, есть веревочка, привязанная прочным и хитрым узлом к такой же веревочке в соответствующей части твоего маленького остова. И если этот бурный пролив и две с лишним сотни миль земного пространства разделят нас, я боюсь, что эта нить, связующая нас, оборвется, и у меня есть сильное подозрение, что я истеку кровью внутри. Что же касается тебя – ты забудешь обо мне».
– Зачем ты хранишь эту чушь? – спросила Ли у Коэна, все еще глядя в книгу.
Она стояла к нему спиной, но все же не смогла совсем скрыть улыбку в своем голосе.
– Можно ведь отравиться. Я проглотила восемнадцать видов плесени, лишь только открыла ее.
– Я помешан на устаревших и трудных технологиях. Зачем иначе я тратил столько времени на тебя?
Она рассмеялась и закрыла книгу.
– Кстати, об устаревшей технологии. Знал ли ты, что Шарифи из родильной лаборатории компании «КсеноГен»?
– Да, из той же, что и ты.
Ли замерла, не оборачиваясь к нему.
– Из той же, что и моя бабушка.
– Конечно.
– Шарифи тебе что-нибудь рассказывала об этом?
– Непосредственно нет. Но она много говорила о Мире Компсона. Она жила там до восьми лет. В каком-то приюте в Хелене. С монахинями.
– Забавно.
– Что мне запомнилось и чему я больше всего удивился – это как она оказалась в приюте.
– Как?
– Она была слепой.
Ли повернулась и пристально посмотрела на него.
– Она была слепой с рождения. Что-то в глазном нерве. Легко корректируемое. Ее приемные родители все исправили. Но в самой родильной лаборатории после анализа затрат и выгод решили выбраковать ее вместо того, чтобы платить за операцию.
– Боже милосердный, – шепотом вырвалось у Ли.
– Я сомневаюсь, что здесь уместно говорить о милосердии. Как там говорится? Молитесь Пресвятой Деве – Господь лишь взглянул на Мир Компсона и сразу вернулся на Землю. Так? Со слов Ханны, приют, в котором она росла, был полон конструкций, выброшенных из лабораторий из-за незначительных дефектов. Это заставляет по-новому взглянуть на оптимизацию накладных расходов. «Самая дешевая технология – это человеческая технология», – часто любила повторять она. И она была права. Кольцо, ООН, межзвездная коммерция. Все это на крови и поте нескольких сотен тысяч шахтеров, которые проводят первую половину своей жизни под землей, а вторую – умирая от пневмокониоза. – Он рассмеялся. – Это положительно по-викториански. Или просто по-человечески.
Ли почувствовала вспышку гнева к Коэну за… собственно, за что? Разве ей самой не хотелось немного воспользоваться благами жизни, не очень задумываясь о том, откуда берется конденсат, благодаря которому все это стало возможным?
Она поставила книгу обратно на полку, двигаясь вдоль стены к письменному столу Коэна. Взяв со стола открытую микрофишу, она посмотрела на экран:
«Эра индивидуального чувствующего организма закончилась. Как Синдикаты, так и государства – члены ООН борются за то, чтобы соответствовать этой метаэволюционной реальности. В Синдикатах мы видели эволюционный переход к менталитету сознания пчелиного улья, то есть: система яслей, тридцатилетний контракт, создание явной постандроидной коллективной психологии, принятие всеми культурами эвтаназии для индивидуумов с отклонениями от генетических норм».
– Ты не признаешь неприкосновенности частной жизни? – спросил Коэн раздраженно.
– Признаю, но только моей собственной. Кстати, а что это?
– Это мое выступление. Проект. А это значит – убери свой нос оттуда.
Она пожала плечами и поставила карточку на место.
– Похоже, что у Шарифи не было радостных воспоминаний о Компсоне. Так почему же она туда вернулась? И чем она занималась на шахте «Анаконды»?
– Понятия не имею. Мы потеряли связь. Но я прекрасно представляю, что она была за личность. И что бы там Хелен ни думала, Шарифи не занималась продажей информации. Она была настоящим крестоносцем. – Он улыбнулся. – И немного походила в этом на тебя.
Ли отмахнулась от этого.
– Я просто работаю за зарплату.
– Теперь это так называется? – рассмеялся он. – Я встречал посыльных в гостиницах, которым платили больше. Кстати, почему бы тебе не рассказать, что конкретно ты искала, когда полевой AI ухватился за тебя.
– Ты действительно думаешь, что он вышел из-под контроля? – спросила она.
– Нет. Или, скажем, я прекратил думать об этом, когда он стал тебя преследовать. Полуразумные просто не так уж интересуются людьми. Большинство из разумных тоже не очень ими интересуются. Нет, кто-то послал его. Кто-то, интересующийся тобой.
– Кто?
– Драконы, – прошептал Коэн, рисуя элегантную фигуру в воздухе кончиком сигареты. – Белые Красавицы.
«Оракул» Ли окунулся в спин-поток, чтобы найти, кто такие Белые Красавицы и что общего у них с выдуманными ящерицами. Все, что он нашел, было несколько странных ссылок на картографию шестнадцатого столетия.
Коэн рассмеялся, и она поняла, что он видел ее запрос в сети, а также ее неудачную попытку найти ответ.
– Когда древние картографы доходили до неизведанных мест на Земле, – сказал он, – они писали: «Здесь Драконы». А если они были более прозаичны, они просто оставляли пустые места. Эти пустые места на старых бумажных картах были, конечно, белого цвета. Сибирь. Пустая часть света. Глубь Африки. Великие путешественники называли эти пустые места Белыми Красавицами. Может быть, это немного глупо звучит. Но я имел в виду, что потокопространство – это нечто большее, чем совокупность вещей, заложенных туда людьми. В потоке тоже есть Белые Красавицы. Живые, чувствующие системы, такие же неизвестные и никем не отмеченные, как и те белые пространства на старых картах. Люди не видят их. Или если и видят, то в основном не узнают. Но они существуют. И возможно, ты натолкнулась на одну из них, только и всего.
Ли пробил озноб.
– Ты что, на самом деле веришь в это?
– Люди верили и в более странные вещи, – ответил он. Затем пожал плечами и улыбнулся: – Я ничего не утверждаю. Ты спросила о моих предположениях? Я думаю, что, возможно, это было так. По крайней мере, в данный момент. Как и любая женщина, я оставляю за собой право менять свое мнение.
Это был старый спор, и Ли не могла устоять.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});