Читать интересную книгу Трофейная банка, разбитая на дуэли - Владислав Крапивин

А если бы кто-то пронюхал про тайник и выудил письмо, то все равно ничего бы не понял. Шифровки же!. Прочитать их можно было только с помощью "дырчатых ключей" — похожих на те, что у Лодьки и Борьки, но с иным порядком отверстий...

Лодька успел ответить, что да, конечно, письмо взял и прочел и оставил свое. Но в этот момент появился рядом Борька.

— Лодь, пошли, познакомлю с нашими ребятами.

Лодька демонстративно взял Стасю за руку. Борька не спорил.

Они вышли в коридор и оказались в полутемном закутке под лестницей — такое подходящее место для завязки каких-нибудь загадочных событий. Стася не удивилась: видимо бывала здесь и раньше. И ребят, которые там ждали, она знала.

Один из мальчишек светил в стену фонариком, луч мягко отражался, можно было различить лица. Кроме Лодьки, Борьки и Стаси, здесь оказались еще четверо.

— Это Агата Яковенко... — Борька джентльменски начал знакомство с девочки. У нее были толстые черные косы и очень темные глаза ("Как агаты", — подумалось Лодьке).

— Это Аркаша Вяльцев. Он в седьмом "А"...

Лодька кивнул. С маленьким, похожим на пятиклассника Вяльцевым он не был близко знаком, но часто видел его в школе...

— Это Эдик Савойцев...

Худощавый и высокий Эдик наклонил голову с гладкой светлой прической — словно воспитанник кадетского корпуса.

— ...А это Клим Моргалов, вы уже немного знакомы... Его назвали Климом в честь Ворошилова.

Названный в честь Ворошилова Моргалов тоже наклонил голову, хотя и не так изящно, как Эдик. Он был шестиклассник, но выглядел не младше Лодьки (и второгодника Борьки): крепкий такой, со спокойным командирским лицом. "Малость похож на Фому", — вдруг мелькнуло у Лодьки.

С каждым, даже с Агатой, Лодька обменивался рукопожатием — несколько церемонным, но в то же время дружеским.

— Я думаю, теперь мы будем видеться часто, — подвел итог знакомству Эдик Савойцев.

— Да, Лодя запишется в наш кружок, — будто о решенном деле, сообщила Стася.

— Разве это так просто? — засомневался Лодька. — Борька говорил, нужна характеристика из школы. Наша Зоюшка мне ее ни за что не даст. После истории с "покойником". Борька это дело знает...

— Обойдемся, — увесисто пообещал Клим. — В драмкружке мальчиков не густо, Агния Константиновна будет рада...

...Когда вдвоем проводили Стасю и возвращались на улицу Герцена, Лодька услышал неожиданную просьбу:

— Ты вот что, Лодь... ты во Дворце не называй меня "Борька". Там это не принято. "Боря" или в крайнем случае "Борис"...

Лодька усмехнулся, но кивнул с пониманием:

— Ладно... Будем искоренять в себе дурные манеры...

На сцене и в жизни

Лодька сидел на низком широченном подоконнике. Боком к стеклу. Одну ногу поставил на пол, другую на мраморную подоконную доску. Слева, за громадным, как витрина "Гастронома" окном, была Первомайская улица — с редкими машинами и частыми прохожими. Справа — зрительный зал Дворца. В тесных комнатушках и даже в коридоре уже занимались разные кружки, но в зале пока было пусто. Только заглянула разок техничка тетя Лиза (Лодька быстро убрал ногу с подоконника).

— Репетируешь, артист?

— Угу...

— Ну, давай, давай. Мучайся...

И Лодька снова стал мучиться.

Он разучивал рассказ про маленького мальчика Котьку, который нечаянно украл на колхозных грядках огурцы.

— "Один раз Павлик взял с собой Котьку на реку ловить рыбу. Но в этот день им не повезло: рыба совсем не клевала. Зато когда шли обратно, они забрались в колхозный огород..."

Рассказ, кстати, был того самого писателя, с которым через много лет Лодька (то есть Всеволод Сергеевич) поспорил насчет алюминиевых опилок. Но в том, пятьдесят первом, году Лодька с писателем не был знаком и тихонько проклинал его. А еще больше — Агнию Константиновну, которая велела ему подготовить историю про огурцы "для громкого чтения".

— Во-первых, для развития дикции, а во-вторых, возможно, и для выступления на сцене, — разъяснила она.

Лодька заранее содрогался, представляя, как он выберется на сцену и начнет перед сотней ехидных слушателей декламировать этот детсадовский рассказик. Одно дело, если бы выступал с таким чтением какой-нибудь малыш, вроде Лёнчика Арцеулова! А то здоровенный семиклассник! (Ну ладно, пусть не здоровенный, но и не малявка же!)

Однако спорить Лодька не решился. На какие жертвы не пойдешь, чтобы оказаться в одном кружке со Стасей и новыми друзьями! Тем более, что Агния Константиновна зачислила его в драмкружок "в обход некоторых правил". То есть без рекомендации классного руководителя.

— Раз уж за тебя так просят товарищи...

Агния Константиновна была седоватая сухощавая дама со сдержанным характером и очень интеллигентными манерами. Когда-то она работала в театре (кем — ребята не знали), а теперь руководила дворцовским "драматическим коллективом". С недавних пор коллектив работал над постановкой "Снежная королева". Дело в том, что зимой кружку очень повезло. Агния Константиновна познакомилась в театре с молодым рабочим сцены по имени Кирилл — пареньком лет двадцати. Был Кирилл выпускником детского дома, мечтал "набраться опыта" и поступить в какое-нибудь театральное училище, а пока "примазался" здешнему драмтеатру. Ему разрешили жить в служебной комнатушке, взяли на работу и позволяли иногда выступать на сцене в массовках. Агния Константиновна разглядела в Кирилле "несомненный талант" и привлекла к дворцовской труппе.

У ребят способности Кирилла вызывали восхищение. Например, он великолепно изображал артиста Дьяконова, который на областной сцене блистал в роли Хлестакова. А когда он взялся репетировать роль Советника в "Снежной королеве", все просто ахнули. Лодька, например, считал, что Советник у Кирилла получается в тыщу раз интереснее и ярче того, которого он два года назад видел на гастролях приезжего Тобольского театра...

В общем, на Кирилле держалась вся будущая постановка (о, как холоден и зловещ был Советник, когда грозил бабушке, Герде и Кею: "Я а) — отомщу, бэ) — скоро отомщу и цэ) — страшно отомщу!"), и Агния Константиновна на каждой репетиции одобрительно покачивала старомодной прической с буклями.

Остальные "актеры" такими, как у Кирилла, талантами не блистали. Но и они порой удостаивались одобрительных кивков. Чаще других — Стася Каневская и Аркаша Вяльцев, которые играли Герду и Кея. Стася, она вообще была (по мнению Лодьки) "та самая Герда". Аркаша же тоже хорош: обычный пацан, то веселый и добрый, то капризный (когда заработал в глаз осколок злого зеркала)...

Борька получил роль одного из разбойников и был слегка недоволен, поскольку в этой роли не требовалось пения. Ну, да там его нигде не требовалось, пришлось Бореньке смириться... Клим Моргалов изображал придворного ворона. Говорить свои слова ему приходилось, высовывая голову из дупла. Дупло  вырезали в древесном стволе, сделанном из фанеры и обтянутом рогожей. Рогожа была призвана изображать грубый рельеф коры. Предполагалось, что скоро ее покрасят в коричневый цвет, и тогда — настоящая кора. Но пока у "дерева" был именно "рогожный" вид, и запах — тоже. Когда Клим выбирался из обширного ствола, от него пахло, как от рыночного торговца кулями для овощей...

Эдик Савойцев сперва метил на роль принца (возможно, потому, что принцессой была Агата). Но Агния Константиновна сказала:

— Нет, голубчик, ты излишне аристократичен. А принц, он ведь по сказке бывший пастух, и манеры у него должны быть соответствующие... — И назначила Эдика в лакеи, которые зажигали во дворце фонари и выполняли всякие приказания. Известно, что именно лакеи — лучшие знатоки придворных манер.

А принца до сих пор не было. На репетициях, когда дело происходило в королевском дворце, принца пока заменяла сама Агния Константновна...

Лодьке же сначала никакой дали не дали. Он проходил испытательный срок, уныло и старательно зубрил  рассказ про бедного Котьку, который в конце концов осознал, что воровать огурцы нехорошо, а слушаться маму — обязательно. В общем-то авторская позиция не вызывала у Лодьки неприятия, но себя он чувствовал идиотом и бездарью.

— Нет-нет, Лодя, не так, — сдержанно учила его Агния Константиновна. — Пока у тебя получается не очень естественно. Ты стараешься соблюдать артикуляцию, но при этом теряешь достоверность. Ты должен хорошо представить себе и мальчика, и обстановку и естественным тоном донести происходящее до слушателей...

Лодька все представлял. И мальчика Котьку (сопливого вороватого нытика, которому так бы и дал башмаком ниже спины), и речку (от которой несло банной водой, как от ручья под мостом на Первомайской), и хихикающего старичка-сторожа, который великодушно простил Котьке съеденный огурец (в том, что после немытого огурца малолетний жулик схватит понос, не было сомнения). Но несмотря на яркость возникающих в уме картин, артистического дара в Лодькином исполнении не прибавлялось. И он принимался десятый раз выговаривать казенным голосом: