— Конфликт с преподавателем. Он кричал, что сдать я смогу только через его труп, а я отвечал, что мне его, конечно, жаль, но сдавать то как-то надо.
Представив эту ситуацию, я снова прыснула со смеху.
— В итоге высшую математику я сдал независимой комиссии под злобное тарахтение профессора. Зато и он живой, и я с заслуженной оценкой.
— И после этого вы ещё будете говорить, что у меня проблемы с головой?
— Буду, — кивнул Сергей и нагнулся, чтобы поднять нашу безвозвратно испорченную обувь. — Я вообще мужчина честный и всегда говорю только правду.
Захотелось ударить его. Чем-то тяжёлым и желательно посильнее. Всё-таки иронизировать надо мной нужно в меру. Один раз — смешно, два — терпимо, три — готовь себе гробик, товарищ.
Психчинский, похоже, понял всё по моему взгляду, потому что сразу же припустил в сторону глиняного берега, сжимая в руках нашу обувь. Я бы, может, тоже припустила вслед за ним, но пришлось нагибаться и подбирать чудом не разбившуюся кружку. Моя меркантильная душонка в этот момент возликовала: платить за чужую кружку не хотелось, а если бы я её разбила, то пришлось бы.
Догонять Психчинского по солёной воде было, мягко говоря, неприятненько. Это, конечно, не стояние на гвоздях, но массаж знатный. А Сергей, зараза, ещё и шёл быстро, не оборачиваясь. В какой-то момент его слегка гаденький смех долетел и до меня.
— Вы даже не подумали о том, чтобы донести меня до берега на руках! — пыхтела я, топая за ним. — Вот так вот сначала устраиваете красивую романтику, за которую медальки не жалко, а потом — всё, конец сказки...
Психчинский наконец остановился и посмотрел на меня.
— Во-первых, я не Никита, чтобы обещать тебе луну, звёзды и небо в алмазах. Во-вторых, у меня сорвана спина, и, если я в порыве романтических чувств возьму тебя на руки, есть шанс того, что я согнусь и больше не разогнусь. Да и к тому же, Саша, мы всего лишь поцеловались. У нас не было даже первого свидания. Потерпи немного, прежде чем начнёшь вгрызаться в мой мозг своими остозубными придирками, — тупоумно скаламбурил Псих.
При этом мужчина говорил с какой-то иронией, словно бы получая удовольствие от собственной речи. Так и хотелось передразнить. Отказывать себе в таком удовольствии я не стала.
— Ну, раз уж мы говорим о насущных вещах, то я сжигала носки своего бывшего, когда он их разбрасывал, — копируя его манеру, выдала я.
Психчинский усмехнулся.
— Пару лет назад меня бросила девушка, потому что я требовал от неё складывать полотенца в ванной исключительно рулончиками. И, кстати, я не разбрасываю носки. Ты когда-нибудь пробовала разобрать тридцать пар чёрных носков, которые очень похожи, но при этом дико отличаются?
— Не доводилось, у меня все носки разные, — ответила я и потрясла ступнёй над водой. Мои грязные носочки когда-то — ещё сегодня утром — вообще-то были розовыми в горошек.
— Рад за тебя. Мой отец, например, всю жизнь страдает двумя проблемами: у него вечно протираются штаны и постоянно теряются носки. Мама однажды решила купить ему много пар чёрных носков, руководствуясь идеей того, что, если у него потеряется один носок, он сможет заменить его другим, но не заметила одну вещь: носки были слегка разными. Какие-то длиннее, какие-то короче, какие-то с резинкой, какие-то без. В итоге каждый раз после стирки собирался огромный пакет с носками, которые нужно было перебрать по парам. А так как папа любил разбрасывать носки, то паззл получалось собрать редко. И вот за каждую мою провинность мама всучила мне этот пакет со словами: «Серёженька, перебери носки, а то гулять не пущу».
В моей голове сразу же нарисовался неповторимый образ Серёжи-Золушки, который денно и нощно перебирает носки. Интересно, он такой злой, потому что его не пустили на бал к принцу? И поэтому он теперь ходит и отравляет своей педантичностью весь мир?
— У вас детская травма, Сергей Павлович, — отсмеявшись, констатировала я. — А со спиной-то что?
— Тоже детская травма, — пожал плечами он. — Решил подработать грузчиком, будучи подростком, и так перенапрягся, что моя спина решила мне отомстить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я надеюсь, вам хотя бы заплатили? — с ненаигранной долей сострадания спросила я.
В свою бытность подростком я никогда не работала, от меня этого не требовалось. Родители всегда давали денег на погулять, хотя я не особо их просила. А мама всегда шутила над тем, что я чересчур дотошно отношусь к деньгам: трачу их на что-то глобальное, а не на всякие хотелки. Единственным, на что я просила деньги, были книги. Правда, начав зарабатывать сама, я стала покупать их не в пример больше.
Дар же, наоборот, стремился быть финансово независимым с раннего возраста. И лет в четырнадцать умудрился устроиться на летнюю подработку: красил лавочки в парке в аномальную жару. А работодатель попался нечистый на руку и попытался ему не заплатить. Брат тогда ничего не сказал родителям, а лишь пожаловался мне. Ну а я, пылая праведным гневом, втихую пошла к маме.
Марфа Васильевна — человек боевой и всегда прёт напролом, не видя препятствий. Скандал получился знатный. Я до сих пор не знаю, чего именно испугался работодатель — обещания засадить его за использование труда несовершеннолетних или проскользнувшей в длинной тираде матери фразочки «Я прокляну тебя, гнида!». В любом случае, деньги Дару отдали. А брат на меня тогда обиделся.
Это был первый раз, когда мы действительно поругались, а его слова о том, что я чересчур сильно полагаюсь на маму и позволяю ей строить мою жизнь, засели в моей голове и словно деревья оплели корнями мой фундамент, пошатнув его.
— Конечно, заплатили, — голос Психа разорвал в клочья мои воспоминания, заставляя вынырнуть из них. — Я подрабатывал грузчиком у папиного друга. У него был небольшой магазин хозтоваров.
Я подошла к Сергею и дальше путь мы продолжили вместе. Мы разговаривали о многом. Например, о его семье. Оказалось, что он был поздним и желанным ребёнком. Его мать — повар, а отец — бывший полицейский, и оба уже давно на пенсии. Ещё мы говорили обо мне и моей семье. Благо, я больше не плакала, как истеричка в период обострения. Ну и, конечно же, мы делились своими забавными и курьёзными ситуациями, смеясь над ними.
Никогда бы не подумала, что буду получать удовольствие от простого разговора с Психом.
Тем не менее, мы оба избегали темы поцелуя. У меня просто не находилось слов. Всё это мне ещё только предстояло переварить и понять, как я к этому отношусь. Возможно, я слишком рационально подхожу к термину «любви», но спонтанные решения никогда не приводят ни к чему хорошему. Поэтому я была крайне рада, когда после поцелуя мы просто ушли в тему шуток и не стали заострять внимания на произошедшем.
Да, мне понравилось с ним целоваться. Да, мне было с ним весело. Да, Психчинский был красивым. Да, мне импонировали многие его качества. Да, возможно, я даже ощущала это лёгкое чувство окрылённости.
Но сказать, чтобы я влюбилась в него? Нет!
Я и Лешу, признаться честно, не любила. Мама даже в то время шутила, что я выбрала себе комнатную собачку, а не молодого человека. Наверное, поэтому, закрыв за ним дверь, я просто выдохнула и пошла дальше.
А Псих? Смогу ли я закрыть дверь за ним в случае чего и не переживать из-за этого?
Смотря на его кривую полуулыбку, я поняла, что вряд ли. Такие люди, как он, въедаются, прорастают корнями, а в случае расставания остаются болезненными ранами.
Готова ли я к этому? Вряд ли. Готова ли я рискнуть? Об этом нужно подумать.
Глава 14.2 Ведьма со странностями
Мне казалось, будто я плаваю в густом киселе, иногда выныривая на поверхность, чтобы только вдохнуть — и погрузиться вновь. Псих буквально сломал мой мозг, зациклив его на одной мысли о нём самом. И это злило меня. А воображение подкидывало образ Серёжи, который, как полагается настоящему злодею, глумился на фоне.
Чёрт возьми, я не такой человек, чтобы сходить с ума из-за одного только несчастного поцелуя!