Читать интересную книгу Квинт Лициний - Михаил Королюк

— Поставил доваривать. Дюх, ты икру чёрную будешь?

У меня глаза полезли на лоб. Тётя Галка работала медсестрой в психоневрологической больнице, и жили они с Паштетом, мягко говоря, не богато.

— Чёрную икру с жареными макаронами? Паш, ты это в каком парижском ресторане подглядел?

Пашка замялся.

— Да понимаешь… Помнишь, нам реакцию манту кололи? Вот… У меня какой-то вираж обнаружили. Прописали поливитамины и банку икры сказали съесть… А она мне не нравится! Маслянистая гадость какая-то, бр-р-р… Выручи, съешь немного, а, Дюх? — он просительно заглянул мне в глаза и вытащил из-за спины круглую жестяную банку синего цвета с рисунком осетра на крышке.

— Не, Паш, — рассмеялся я. — Будешь плакать, давиться, но есть чёрную икру сам. Тут я тебе не помощник, меня совесть замучает. Дай мне, лучше, пока проверить, что ты там нарешал за выходные.

Паштет обреченно вздохнул и отложил банку, затем достал из секретера тетрадь и гордо протянул. Уже по его виду было понятно, что дело, по его мнению, идёт на лад. Полагаю, не в последнюю очередь благодаря тому, что я подтянул себе умение одного хорошего репетитора.

Угу… похоже, группировку многочленов Пашка действительно просёк. Внимания, правда, не хватает, но логику схватил.

Я обвел найденную ошибку и показал нависающему за плечом Паштету. Он покраснел и обиженно запыхтел.

— В принципе – неплохо, — подвел я черту, — но виден недостаток концентрации. У тебя там макароны не переварятся?

— Ой… — Пашка улетел на кухню.

Я потянулся в кресле, прикидывая, что с ним делать дальше. По алгебре можно переходить к делению многочленов при помощи разложения на множители. И на концентрацию внимания упражнения надо дать. Следить за кончиком секундной стрелки – это раз. Подсчет в уме гласных и согласных букв в абзацах – это два. Упражнение с поиском потерянных цифр. Ещё где-то в журналах видел рисунки «найди 5 отличий», тоже пригодится. Ну, и хватит пока.

— Дюх, готово, иди жрать, пожалуйста, — улыбается Паштет от двери.

Пашка умел готовить всего два блюда, но, зато, делал их мастерски. Тонкие ломтики картошки, зажаренные в большой чугунной сковородке на смеси сливочного маргарина и перетопленного свиного жира получались восхитительно – и это самое слабое из возможных определений. Но и жареные макароны в его исполнении ничуть не хуже. Всё то же самое, только вместо картошки Пашка закладывал в разогретый жир сырые макароны и обжаривал их до золотистого цвета, и лишь потом доливал точно отмеренный объем воды. В этот момент над сковородой вставал яростный столб пара, а когда жидкость выкипала, на дне оставался похрустывающий на зубах шедевр. Пашка иногда посыпал всё это сахаром, тогда макароны подёргивались глазурью странного розоватого цвета, но эта вариация нравилась мне чуть меньше.

— Вот, — Паштет водрузил на центр кухонного стола шкварчащую сковородку, — и помни, друзья познаются в еде!

Мы набросились, и, чуть ли не урча, умяли всё за пять минут.

— Кайф, — подвел итог я, озираясь, чем бы можно было стереть намусоленный на физиономию жир. — Теперь колись, о чем ты с Зорькой на второй перемене шептался.

Взгляд у Пашки заметался.

— Стоп, стоп, стоп! — постарался успокоить его я. — Мелкие подробности не надо. Удалось выяснить кто прокозлил? Больше меня ничего не интересует.

— Лейт.

— Вот гондон! — я удивленно покрутил головой. Нет, я, конечно, знал, что Сашка Лейтман потом стал отъявленным мерзавцем, но вот что этот фрукт созрел так рано… Это – открытие.

— Драться будешь? — обреченно уточнил Паша.

— Я дурак, об дерьмо руки пачкать? Просто заношу в список любимых врагов. Как там Михаил наш Юрьевич говорил: «Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они волнуют мне кровь». Вот пусть дрожит-боится. А ты, кстати, тоже будь с ним осторожен, эта субстанция мало того, что вонючая, но ещё скользкая и липкая.

Я помешал сахар в чае, наблюдая за слетающимися в кучку чаинками. Забавно, а как же центростремительные силы при вращении? Надо будет нашего физика попытать.

Пашка поелозил немного, собираясь с духом, потом решился:

— Как с Зорькой мириться будешь?

— А я с ней ссорился?

Паштет недовольно поджал губы:

— Она страдает…

— И что я должен, по-твоему, делать? Я что-то совершил против нашей дружбы? Где-то неверно поступил?

Пашка подумал и отрицательно помотал головой.

— Вот… Извиняться мне не за что. Ситуация хреновая, согласен, но тут ни фига не поделать, увы… Или она переболеет, и дружба возобновится, или – финиш.

Я допил чай и скомандовал:

— Все, тему эту пока закрыли. Пошли, не подумай чего плохого, с многочленами развлечемся…

Вторник 12.04.1977, 13:20 Ленинград, ул. Красноармейская

Оно удивительно – это давно забытое чувство большого праздника на День космонавтики. И у детей, и у взрослых – приподнятое настроение. На лицах чаще, чем обычно, мелькают улыбки, в глазах виден отблеск нездешности.

Сегодня – день для взгляда поверх обыденности. Праздник немного выпадал из череды советских, сегодня мы гордимся не только СССР, но и всем человечеством.

«Космос – наш», — звучит по радио. «Наш» – значит, землян. Мы в космосе первые, но открыли его не для себя – для всех. Мы – первые от людей. Передовой отряд человечества, теперь не только на Земле, но и в космосе.

Мы сделали это сами, несмотря ни на что.

Поэтому у нас три Праздника гордости.

День Революции отмечает рубеж, когда мы первыми на Земле стали осознанно строить неантагонистическое общество.

День Победы – тут слов не надо, лишь молча склонить головы перед памятью павших и мужеством выживших. Тогда мы отстояли право быть собой.

И День Космонавтики, когда мы, советские, вышли космос.

Три шага, три ступени в будущее, и мы по праву ими горды. Это – наше, и ни зачернить, ни заплевать это невозможно.

Легко жить, когда у тебя за плечами растут крылья от понимания, что ты – на правильной стороне Истории. Такое ощущение исторической правоты дорогого стоит.

Ты прав и уверен – вот фундамент советского счастливого мироощущения.

Девчонки пришли в парадной форме, с шикарными бантами, мальчишки в светлых рубашках. На входе в школу висела стенгазета – ракета, распластавшись по диагонали громадного ватмана, несла в будущее лучших учеников и учителей.

На классный час Яся принесла из дома семейный альбом, в котором уже двадцать лет тщательно собирались вырезки из газетных сообщений. Сбившись в кучу, рассматриваем пожелтевшие страницы. Первая полоса «Правды» от пятого октября 1957 года со скромным, в одну узкую колонку, заявлением ТАСС «Первый в мире искусственный спутник Земли». Развернув вырезку на всю длину, Яся дочитала вслух последний абзац:

Искусственные спутники Земли проложат дорогу к межпланетным путешествиям и, по-видимому, нашим современникам суждено быть свидетелями того, как освобожденный и сознательный труд людей нового, социалистического общества делает реальностью самые дерзновенные мечты человечества!

Листаем дальше: вот Белка и Стрелка, «Луна-1», «Луна-2», «Луна-3» и снимки обратной стороны нашего спутника. По праву первооткрывателей мы, советские, нанесли на карту Луны имена лучших представителей человечества: Жюль Верна и Лобачевского, Максвелла и Менделеева, Пастера и Курчатова…

А вот, дальше, среда, 12 апреля 1961. Крупным шрифтом сообщение «Советский человек в космосе»! Ниже – первая публичная фотография Гагарина, биография космонавта, официальные сообщения, фотографии стихийных уличных демонстраций в советских городах…

Вглядываюсь в лица счастливых людей из шестьдесят первого и завидую. Они умели всем сердцем искренне радоваться успехам своей страны. Сейчас это умение считать страну «своей» умалилось, а в будущем может и совсем исчезнуть. Дезинтеграция общественного сознания – вот что это такое. Первый шаг назад во тьму, в пропасть небытия человечества…

На оборотной стороне – короткая врезка «Об успешном возвращении человека из первого космического полета». Прокашлялся и, подражая Левитану, озвучил текст:

После успешного проведения намеченных исследований и выполнении программы полета 12 апреля 1961 года в 10 часов 55 минут московского времени советский корабль «Восток» совершил благополучную посадку в заданном районе Советского Союза. Летчик-космонавт майор Гагарин сообщил: «Прошу доложить партии и правительству и лично Никите Сергеевичу Хрущеву, что приземление прошло успешно, чувствую себя хорошо, травм и ушибов не имею».

— Ура!!! — дурачась, заорал Пашка. Крик охотно подхватили, и это искренне выдыхаемое «ура» несется из нашего класса по школьному коридору, рассыпаясь эхом на лестничных клетках.