Я приоткрыла рот, но из него так и не вырвалось ни слова. Ощущение было, словно я стою на краю обрыва, и от моего ответа будет зависеть упаду я или нет и с какими последствиями. Самое жуткое — я не знала с уверенностью правильного варианта, и мне предстояло падать вперед спиной, в надежде, что я упаду в воду и смогу выбраться из пучины, либо разобьюсь о скалы.
Замерла в нерешительности, чувствуя, как затряслись руки от силы в сжатых кулаках. Ощутила, как с бинтов стала сочиться кровь и падать на пол, разбиваясь с глухим звуком, вызывая ассоциацию с обратным отсчетом. Каждая капля словно отсчитывала секунды, которые мне остались в мнимой свободе выбора. Уставившись в одну точку, почувствовала, как горло сжало болезненным спазмом, от которого было больно даже вздохнуть. Пульс стучал в висках оглушающее громко, все наращивая и наращивая свою громкость…
До моих плеч дотронулись, и руки с длинными пальцами осторожно сжали мышцы, заставив вздрогнуть и затаиться. Медленно они спускались по моим опущенным по швам рукам и аккуратно обхватили окровавленные ладони, всего одним прикосновением понуждая расслабить их. Мужчина несильно потянул меня и заставил обернуться к нему. Поднял за подбородок мою опущенную голову и заглянул в глаза.
— Ответь мне, Тори, — попросил Ян тихо, успокаивающе гладя пальцами мой подбородок, легкими прикосновениями словно вводя меня в транс, что с его гипнотическим взглядом работало безотказно. И я снова тонула. И было нестерпимо больно от понимания того, какое влияние он на меня имеет. До сих пор. К сожалению… это был не страх. Совсем не он. Меня терзало осознание того, что мне безумно хочется поверить чудовищу: моему мучителю, персональному палачу и твари из ночных кошмаров, как лишнее доказательство, что он все же получил то, чего добивался так долго. Он создал из меня свое искусственное подобие. Чудовище приручило человека…
Какая жестокая ирония и насмешка над всеми известными мне с детства сказками, где герои могли пробудить человека в чудовище… Моя сказка оказалась страшной, где единственный, кто может меня спасти — не принц и не герой. Мое спасение заключается в страшной, ненавистной твари.
Лишь он один никогда не предавал меня и не обманывал. Лишь он один никогда не давал ложных надежд и не пытался соблазнить ложью. Он всегда был жестоко правдив, не размениваясь на чувство деликатности или жалости, ведь в нем этих чувств не было.
Прикусила губу, а после обреченно кивнула:
— Я согласна помочь тебе освободиться, в обмен на обещание вернуть меня домой. С условием, что этот мир и его обитатели, кроме Улссона, не пострадают.
— Я принимаю твои условия и клянусь исполнить их в обмен на твою помощь.
Посмотрела в его спокойные глаза, в которых не было ни облегчения, ни торжества, и горько усмехнулась, едва сдержав предательский и жалобный всхлип:
— Что теперь? Сказки про демонов не врут? Дашь мне подписывать собственной кровью магический контракт?
Мужчина слабо улыбнулся и покачал головой.
— Контракта не будет. Но магическая клятва должна быть подкреплена чем-то более существенным, чем просто слова, — опустил он взгляд на мои губы, отчего у меня по телу пробежали мурашки. Заметив, как я вздрогнула, Ян криво усмехнулся, отстранился на шаг, а после стал развязывать окровавленные бинты на моей правой ладони, полностью сосредоточившись на них. — Тебе повезло, — заметил он насмешливо. — Крови достаточно, чтобы не надрезать кожу снова, — оценил он мои порезы, сочащиеся кровью, а после надрезал свою правую ладонь собственным отросшим когтем и протянул мне пораненную ладонь для рукопожатия.
— Поцелуй меня… — попросила я и тихо, даже не взглянув на «альтернативу» и сосредоточившись лишь на его лице.
Глава 18
Мужчина медленно поднял на меня взгляд серо-зеленых глаз, а в следующее мгновение я уже была прижата к твердому, худощавому телу, отвечая на пылкий поцелуй и судорожно вдыхая пряный запах с ноткой дыма. Пальцами с силой вцепилась в плечи Яна, колени слегка подкосились, а я обреченно поняла, что вчера мне ничего не показалось, и поцелуи этой демонической твари пьянят сильнее хмельного вина. Так, как никогда и ни с кем. Не изумление, шок, адреналин или черт его знает, что еще, на меня вчера так повлияли. К сожалению. И от понимания этой истины захотелось грязно ругаться, закричать от ярости, бешенства и ненависти. Захотелось ударить его, сказать, как я его ненавижу за то, что сделал со мной. За то, что сделал зависимой.
Так хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы дать понять, как рвется моя душа и разум… но не могла оторваться и прервать упоительный поцелуй, от которого, казалось, покалывало в удовольствии каждая частичка тела. Отчаянно цепляясь за плечи своего вынужденного напарника, я с упоением целовала жесткие губы, готовая хныкать от восторга и волны жара, что пронеслась по телу, вытесняя любой намек на холод или мораль.
Длинные пальцы зарылись в мои волосы и с силой сжали, фиксируя мою голову, в то время, как вторая рука тесно прижимала к себе. Каждое прикосновение мужчины обжигало даже сквозь ткань одежды, пока в центре груди концентрировалось тепло, разгораясь все сильнее, пока не стало обжигать и заставлять задыхаться.
Это вынудило отстраниться, оттолкнуть мужчину от себя, а после с болезненным всхлипом развести края халата на груди, чтобы увидеть, как между грудей, красными, мерцающими контурами медленно расползается небольшой рисунок, напоминающий руну. Жжение не отпускало, пока печать не сформировалась окончательно: вспыхнуло соединенными краями, а после стала темнеть, забирая с собой болезненный дискомфорт. Через несколько секунд на моих ребрах было новое, небольшое родимое пятно, размером с монету, лишь формой отдаленно напоминая нечто похожее на руну, которую видела совсем недавно.
— Сделка заключена, — услышала я хриплое и посмотрела на мужчину, который все еще стоял непозволительно близко. Он спустил взгляд на отметину, медленно поднял ладонь и прикоснулся кончиками пальцев к печати, которое от его прикосновения вновь потеплело и линии руны стали проступать под кожей, что вызвало очередной всхлип и заставило вздрогнуть.
Но всхлипнула я не от боли. Встретившись с его потемневшим взглядом, ощутила, как губы затряслись от почти детской обиды, а глаза защипало от появившихся слез бессильной злости.
— Как же я тебя ненавижу, — процедила я сквозь сжатые зубы. — Как же ненавижу, — покачала я головой, закусив губу до боли, чтобы не разреветься под его понимающим и смиренным взглядом. — Что ты со мной сделал?! — закричала я, но горло перехватило, и получился полушепот. — Зачем? За что ты так со мной?
— Я не хотел делать так больно. Только не так, — совершенно серьезно, с искренним сожалением, впервые, почти попросил он прощения. — Я лишь хотел, чтобы ты стала сильнее.
— Ненавижу! — затрясла я головой, а после захлебнулась воздухом, вновь ощутив его губы на своем лице. — Ненавижу… так сильно ненавижу… — бормотала я, сквозь всхлипы и болезненные поцелуи, более не сдерживая слез. — Тварь, какая же ты тварь! — причитала я, от злости и отчаяния кусая его губы до крови, а после сама же эту кровь слизывала, закрывая глаза от удовольствия. От клокочущего противоречия чувств в груди хотелось кричать и биться об стены, надеясь хоть немного облегчить гул в мыслях и давление в груди. Одной рукой я с силой била Демьяна по плечу, второй притягивала его голову за шею ближе, страшась того, что он может оставить меня.
— Тише… — шептал он. — Тише, Тори. Я знаю… знаю, — доносился до меня его голос, сквозь отчаянные поцелуи и объятья, так похожие на искренние. Словно он сам не мог ничего с собой поделать… словно его потребность была такой же сильной. Сильнее здравого смысла.
— Ненавижу… — хныкала я, более не пытаясь сделать больно, сосредоточившись лишь на поцелуях и удовольствии, что они приносили. — Ян… — сорвалось с губ, когда стоять я уже просто не могла, но отказывалась прекращать все это.