Читать интересную книгу Наперегонки со смертью - Дмитрий Старицкий

Скинув скорость до минимума, и пропетляв между бетонными блоками на дороге, останавливаемся перед шлагбаумом.

Видно в боковое зеркало, как валлийский броневик совершает те же манипуляции по слалому с бетонными блоками, что и я только что. А за ним и «хамви» кирасиров, прикрывающие «лапландер».

Потянувшись затекшим телом, вылезаю из водительского сидения, одновременно рычагом открывая пассажирскую дверь, и вижу в лобовое стекло, как, поднырнув под шлагбаумом, выходит вперед высокий сержант с терминалом для контроля айдишек в руках. Предупреждаю девочек.

— Вещи на месте, все выходим для проверки Ай-ди.

Остатки пионерского отряда, потягиваясь, с ленцой выбираются с бордовой кожи сидений, которые они покрыли плотными льняными покрывалами, чтобы не прилипать к ней на жаре нежными частями тела, подались на выход.

Я был последним в этой очереди, после Розы, которую, неожиданно для себя даже, не удержавшись, ущипнул ее за тугую попку.

Роза фыркнула, как породистая кошка и, наполовину обернувшись, сказала мне с ехидной улыбочкой.

— Дождись гостиницы, злыдень писюкатый. Вот там-то я тебя загребу-замучаю как Пол Пот Кампучию, — сверкнула довольным млядским взглядом и выскочила из автобуса.

Когда я вышел за ней в вечернюю жару, то понял, что уже ничего не понимаю вообще, из того что происходит, что и происходить не должно вроде бы в принципе.

С диким восторженным криком: «Рейзел!!!» один из патрульных, отдав свою винтовку товарищам, ловко перескочил через шлагбаум и, оттолкнув сержанта, который в это время проверял айдишку у Були, громко топоча берцами, раздвигая девчат, как скоростной ледокол шугу на реке, подбежал к Розе, протянул к ней правую руку левой схватившись за бронник в том месте где должно быть сердце, опять громко закричал, хотя был, сосем уже рядом с ней.

— Рейзел, это я ТЕБЯ вижу!? Это не сон!? Не глюки?

И Роза повела себя, на мой взгляд, крайне неадекватно, воспринимаемому мною образу плохой московской девочки.

На её взвизг: «Саша!!!», обернулись уже все.

И маленькая Роза с места, без разбега вспрыгнув на высоченного патрульного и, обняв его руками и ногами, запричитала взахлеб.

— Сашка! Сашенька, любимый!

Не забывая при этом осыпать его лицо короткими, частыми поцелуями.

Потом они зависли в долгом сладострастном засосе, вызвав, как радостные крики и свист всех патрульных, так и завистливое обалдение всего коллектива моего гарема.

Про себя я уже не говорю. Я просто впал в ступор из-за разрыва шаблона. В голове валеты королей гоняют, а периферией сознания уже вырисовывается понимание, что обещанная мне «кампучия» отчего-то накрывается сегодня медным тазом. А я уже было настроился.

Не успел я эту мысль додумать, как Роза, оторвавшись наконец-то от опухших губ солдатика, откинулась, держась за его талию ногами и обнимая за шею одной левой рукой, правой же хорошо так замахнувшись, неожиданно засветила ему точно в глаз.

— Хороший фуфляк будет, — констатировал я по-английскми. — Качественный.

— Да, долго сходить будет, — поддакнул мне валлийский лейтенант, протискиваясь в первые ряды «партера» в обнимку с Антоненковой.

Солдат, не ждавший от девушки такой подлянки, сразу упал. Как поц. И, естественно, повалил на себя Розу. Барахтаясь в дорожной пыли, патрульный безуспешно пытался защититься от избивающей его фурии, в которую превратилась миленькая Шицгал. И жалобно кричал.

— За что!? За что!?

А Роза, уже сидя на нем скачущей амазонкой, все била его по морде — уже с двух рук, умудряясь при этом не промахиваться, ни разу не ударив по каске, и, брызгая крупными слезами, громко выговаривала ему при этом.

— За что? Ты сволочь, ещё хочешь знать: за что!? А сам не догадываешься!? Козел!!! Соблазнил четырнадцатилетнюю девочку, наобещал безумную любовь до гроба, и сбежал ровно через пять недель. Шлемазл! Твою мать, да я чуть с ума не сошла! Не зря мой папа говорил…

— Твой папа! Твой папа! — кричал солдатик, пытаясь ставить блоки против маленьких, но злых девичьих кулачков. — Это твой папа во всем виноват. Он меня хотел за тебя в тюрьму посадить. Даже заяву в ментовскую накатал. Меня! В тюрьму! По козлиной статье! ЕВРЕЯ!!!!

Тут Роза остановилась и прекратила его бить.

Да и мы все, враз очнувшись, растащили их по разным углам «ринга».

— Я не виноват в том, что по прихоти твоего папы не хотел быть изнасилованным этим быдлом на лесоповале, — визжал Саша, отбиваясь от своих сослуживцев, которые его пытались удержать.

Роза одним волнообразным движением вырвалась из моих рук, и снова подбежала к ревущему патрульному. На это раз обниматься.

— Бедный, — Роза прижалась к нему и, подтянувшись, ласково погладила по глазнице, — Тебе очень больно?

— Да мне больно, — из глаз его текли слёзы, оставляя ручейки на пыльных щеках, левый глаз его уже зримо набухал. — Но гораздо больнее мне было уехать навсегда в этот мир без возврата. Без тебя! Не попрощавшись. Даже без твоей фотографии! Наш адвокат знал вербовщиков отсюда и после безуспешного похода в райотдел милиции, схватил меня за шкирку и отправил сюда всего с пригоршней долларов. Иначе мне грозила статья за «совращение несовершеннолетней». И еще статья за «вступление в связь с лицом, не достигшим половой зрелости». И еще статья за какие-то «развратные действия». Нашли педофила! Хотели еще изнасилование пришить, да только у них твоего заявления не было. А без него такое дело не возбудить, как ни дрочи.

Он замолчал, горько всхлипывая.

Двое среди людей они стояли, обнявшись, и наперегонки плакали. А нас вокруг, как будто бы и не было для них.

Епишкина мама, началось в колхозе утро. Где моя стерва Роза? Этот развратный ребенок. Вечно ерничающий циничный коверный нашего гарема. Элитная московская проститутка.

Век живи, век учись, а женщин никогда не поймешь.

Я взял себя в руки, решив, что эта сова сама себя разъяснит, и стал аплодировать. А что еще оставалось мне делать? Свои права на Розу качать? Я вас умоляю!

Вскоре рукоплескали уже все, прям, как товарищу Сталину на юбилее ВЦСПС.

А эти, как оказалось, насильно разлученные влюбленные смотрели на нас ошарашенными глазами, будто в первый раз видели.

И плакали.

Но и улыбались при этом вполне счастливо.

И это их чувство огромного счастья волшебным образом передалось всем вокруг.

Да и что такое счастье?

Всего лишь ощущение.

Хочешь быть счастливым?

Ощущай.

И весь рецепт.

Колокольчиками зазвенела замечательная идея, как из этого любовного мордобоя сделать настоящий праздник для всех. Раз уж у меня продолжается сезон утрат, то пора превращать его в сезон свадеб.

Я подозвал гориллаобразного носатого сержанта с терминалом, представился по-английски. Тот в ответ на хорошем русском языке назвал себя.

— Мастер-сержант Исраэль Бен Гурион,[53] — и смотрит на меня большими грустными глазами цвета спелой маслины.

Вот так вот. Ни много ни мало. Тогда почему только сержант? Ладно, проехали, не ко времени это выяснять.

— Коротко, меня зовут: Жорой, — добавил я, — А тебя? Изя или Изяслав?

— Зови: Изя.

— Так вот, Изя, в этом богоспасаемом местечке найдутся четыре крашеных столбика и тряпочка от солнца?

Изя все понял влет, просветлел лицом, глаза его заговорщицки засияли.

— Конечно, найдутся. И не только Хупа. У нас тут целая хоральная синагога с раввином есть. Даже с кантором и резником. Миква, и та есть. Все как у людей.

— Тогда зови всех сюда. Теперь Саше уже не отвертеться. И на Старую Землю не сбежать.

Сержант довольно заржал и уточнил.

— Я и не знал, что его зовут Саша. У нас этот шлемазл зовется Аарон.

Ничего удивительного для меня не прозвучало. Давно уже знаю, что на Новой Земле каждый имеет право на новое имя и новую биографию. Но сержанту ответил другое.

— Я тоже не знал, что Розу на самом деле зовут Рейзел.

А сам мстительно подумал, что не один, так другой орденский патрульный у меня от уз Гименея не отвертится.

Сержант позвал всех патрульных от шлагбаума. Я — своих девчат и валлийцев.

Окружили, не видящих никого кроме друг друга, Розу с Сашей.

Отвлекли их от поцелуев.

Ну, и рожи у них были. Неужели все влюбленные так глупо выглядят в глазах окружающих?

— Саша, — строго спросил я. — Или все же Арон?

Он в ответ уставился на меня, как телок титешный на бадейку с молоком.

А Роза тут же заявила свои женские права.

— Жорик, не надо. Только я одна имею право его бить! — и загородила этого амбала своим маленьким стройным телом.

— С тобой потом поговорим, — погрозил я ей пальчиком.

И снова обратился к парню с предельно серьезными интонациями.

— Итак, Сашарон, ты ПОПАЛ.