Читать интересную книгу Слово и дело. Книга 2. Мои любезные конфиденты - Валентин Пикуль

Каплан-Гирей в горести повелел улему:

– Брызни в утешение на меня соком сладкой мудрости.

Мудрец не заставил себя ждать и тут же брызнул:

– Только новым набегом на Русь мы спасем нашу веру и наши порядки. Как горный поток весной, мы сметем всех неверных и нагайки всадников повесим на воротах Петербурга. Мы пригоним из Руси тысячи женщин с могучими бедрами. Мы будем иметь в услужении много русских мальчиков. Мы водрузим столы пиров наших на согнутые спины мужчин русских. Мы тучами погоним рабов в Кафу, чтобы правоверный татарин всегда был богат и весел. Чтобы никогда не осквернил он себя трудом, ибо труд тяжкий есть удел неверных рабов, а нам сам аллах повелел не иметь пота на наших лицах…

Но султан турецкий скоро прислал Каплан-Гирею в подарок ларец искусный; внутри ларца на бархатной подушке, змеей свернута, лежала шелковая петля, которой хану и советовали удавиться…

Над могилами солдат русских цвел горький миндаль.

В степях за Сечью Запорожской не угасала звезда Марса.

Азов еще не пал, и это воодушевляло турок.

Ногайцы и татары убивали курьеров Миниха, и Петербург жил в неведении, что творится с армией внутри Крыма.

Глава десятая

Ласси в белой рубашке, прилипшей к острым лопаткам, сидел на барабане, обгладывая тощего курчонка. Перед ним лежал Азов.

– Триста гренадер, – прикидывал фельдмаршал, руки об вытоптанную траву вытирая, – семьсот мушкетеров да полтысячи казаков… Хватит ли? Да, хватит, чтобы овладеть палисадом.

Донской флотилией командовал вице-адмирал Петр Бредаль.

– Галера из Таврова подошла? – спросил его Ласси.

– Сейчас на ней отправлюсь в море. Плашкоуты и прамы к бою готовы. На паромах установлены большие мортиры… История, фельдмаршал, любит повторяться: я при Петре Великом делал то же, что делаю сейчас, – опять беру Азов у турок… Ха-ха!

Ласси поднялся с барабана, указал в даль моря:

– Турецкий флот идет под парусами. Его бояться нам?

– Не надо… Им мелководье не позволит подойти ближе для подмоги гарнизону. Турецкий флот останется за баром, а мы свои прамы и дубель-шлюпы протащим даже по песку.

– Вы с моря бросьте ядра в турок. Да как следует раскалите их сначала на жаровнях.

– Есть! Мы их прожарим докрасна…

Взрывая воду мутную ударами весел, тяжко прошла галера. За нею проскользили прамы. И потащились в сторону Азова паромы с пушками. От ядер раскаленных в крепости начались пожары. Все складывалось хорошо. Солдаты и матросы уже привыкли к канонаде постоянной. Так было вчера, так будет и сегодня…

Земля вдруг встала на дыбы! Громадный столб огня и дыма взметнуло к облакам. Летели в стороны от крепости ошметки тел людских, кобыльи ноги, колеса от телег татарских, лохмотья сена и соломы – горящие. Это взорвался в Азове турецкий склад пороховой.

Взволнованные, поднимались с земли солдаты русские.

– Ну, вот и все, – сказал Лесси. – Прошу капитуляции!

Паша азовский Мустафа-ага в письме ответном умолял Ласси не торопить его со сдачей: он должен еще подумать, прежде чем решиться. Пока паша думал, русские войска взломали палисады.

– Беречь людей, – учил Ласси офицеров перед атакой. – Солдаты наши не трава, они растут для армии не быстро… Соотношения потерь я требую такого: на сотню убитых турок вам разрешаю потерять лишь человек пятнадцать-двадцать, но никак не больше!

С тем и пошли на штурм. Капитуляцией окончилось дело под Азовом: население Ласси из города выпустил, а гарнизон был выведен из крепости без почестей – под охраной русского конвоя. Невольников из рабства вызволили. Забрали много пушек бронзовых. Внутри Азова камня на камне не осталось.

– Василий Яковлевич, – обратился Ласси к генералу Левашеву, – позвольте вам в презент преподнести поганый этот городишко, из-за которого Россия столь много крови потеряла. Отныне крепость снова наша, а вы азовский губернатор… Прошу – начальствуйте!

Едва успели навести порядок в городе, как прискакал гонец:

– Из Петербурга я… Ея величество писать изволят.

Ласси прочел письмо-приказ от Анны Иоанновны:

– Войскам подняться по тревоге. Идем на Крым, где Миниху везет. Идем соединить две армии!

Армия тронулась из-под Азова вдоль побережья. Ласси ехал на лошади в авангарде войск. Офицеры парики сняли, жаркие полынные ветры растрепывали им волосы. Рубашки истлели от пота. Далеко в степи авангард заметил трех казаков.

– Откуда вы, робяты? – спросил их Ласси.

– Идем на Бахмут, ищем корпус Шпигеля.

– Не врете ль вы? На что вам дался Шпигель?

– А в Крыме Миниха уже не стало – убрался…

Петр Петрович еще раз проглядел послание императрицы, в котором она требовала идти в Крым через Перекоп. Ласси рассвирепел:

– Нагаек им… по двадцать! Не казаки это, а лазутчики татарские, нарочно посланные, чтобы нас с пути на Крым отворотить.

Дали каждому по двадцать. Казаки встали с земли:

– Воля ваша, а только Миниха в Крыму не стало.

– В обоз их! Под конвой…

Пошли дальше, а к вечеру снова встретились казаки.

– Куда вас черт несет, ошалелые?

– Да мы боимся… татары тут. Мы армию Миниха потеряли.

– А где она была?

– Да шла на Украину…

Опять лазутчики? Нет, быть того не может. Ласси со вздохом развязал свой кошелек. Дал встреченным казакам по рублю.

– За что нам? – удивились те.

– За спасенье моей армии. А в обозе ваши товарищи арестованы. Я им по двадцать нагаек всыпал. Скажите, чтобы шли ко мне. Я бил их понапрасну, и за позор свой от меня получат тоже по рублю…

Армия нагнала авангард свой, стоявший на месте в степи. Генералы обступили фельдмаршала, пившего чай возле костерка.

– Отчего стоим? Почему движение прикончено?

Ласси долго следил за полетом ястреба в вышине. Крылья сложив, птица рухнула с высоты. И тяжело взлетела снова, неся добычу в когтях жестоких. Не сразу Ласси собрался с мыслями.

– Отсюда правды не видать. Боюсь, – ответил генералам, – что план кампании уже разрушен. Спасибо встреченным казакам. Если б не они, мы в Крым бы влезли, а обратно бы уже не вышли. Случай мимолетный спас армию от истребленья… Велите солдатам нашим отдохнуть у этой речки, а завтра повернем и мы на Украину.

Ястреб забирался под самые облака. Со страшной высоты слышался слабый писк уносимого в небо зайца.

«Что же там с Минихом? Почему отступил?..»

* * *

Босые ноги солдат ступали через камни раскаленные, через лужи поноса, через трупы лошадей и верблюдов, замученных в артиллерийской упряжи. Мухи густо облипали живых и мертвых. Коляску Миниха трясло и бултыхало на рытвинах бездорожья татарского. Закрыв глаза, с пулей во рту, фельдмаршал жаждал уснуть. Возле него, держа на сердце тряпку мокрую, изнывал пастор… Люди иногда ложились на землю, в тоске смертной закрывали глаза. На последних милях пути в степи бросали умирать не только солдат, но и офицеров. Лишь 17 июля примчался адъютант, горланя издалека:

– Пере-е-еко-оп!..

И город этот, грязный и блошливый, вдруг показался райским убежищем для солдат великого похода. Входили в улочки, средь строений глиняных, с радостью: отсюда, казалось, и до России уже рукой подать. Радовались сухарям, скопленным в Перекопе:

– Ржаные, господи… даже не верится!

Миних армию довел. Дотащил. И был мрачен:

– Не этого я ждал, и не этого ждут в Петербурге. Как я теперь отлаюсь от попреков при дворе?.. Нет ли ошибки в расчетах наших?

Манштейн, обхватив голову, сидел над списками армии:

– Ошибки нет, ваше сиятельство. Под легендарным жезлом своим вы из Крыма вывели всего лишь половину тех войск, которые недавно в Крым вводили.

– Но убито и в полон татарами взято всего лишь две тысячи моих солдат. Неужели остальные просто умерли?.. Кто виноват?..

«И хотя я,– записывал Манштейн, – большой почитатель графа Миниха, однако я не могу вполне оправдать его ошибки в эту кампанию, стоившую России 30 000 человек… Миних часто без надобности изнурял солдат своих».

Курьерская почта заработала снова, и Миних узнал, что Ласси взял Азов, а генерал Леонтьев отобрал у турок крепость Кинбурн. Оба они справились с цитаделями вражескими, имея неслыханно ничтожные потери в людях своих. И это малость окрылило Миниха.

– Велико счастье мне выпало, – говорил он Мартенсу, – что Густав Левенвольде, мой враг жестокий, сдох уже! А то бы мне отчет суровый держать за потери свои. Меня б сожрали эти господа! А ныне граф Бирен ко мне не придирчив. Даже ласков… Эй, кстати, позовите-ка сюда принца Гессен-Гомбургского!

Явился тот на зов фельдмаршала.

– Высокий принц, – сказал ему Миних, – я не стану спрашивать, зачем вы смуту сеяли в войсках противу моей досточтимой особы, которая при всех дворах мира столь прославлена. Но зачем вы письменно жаловались на меня графу Бирену?

– Я? На вас? – возмутился принц. – Позвольте, граф, я благородный человек и никогда бы не позволил…