И вот мы стоим у границы самого большого из «лунных кратеров». Перед нами совершенно своеобразное зрелище. Это цилиндрический провал в поверхности потока глубиной около пятнадцати метров и диаметром до ста пятидесяти метров. Он окружен широким кольцевым валом высотой до пяти метров. Самая любопытная особенность вала — канатные лавы с ясными признаками течения как к провалу, так и в сторону от него. Это доказывает, что кольцевые валы сформировались, когда лавовый поток был еще жидким и вместе с тем когда в этой жидкой лаве уже существовало кратерообразное углубление.
Как же объяснить появление удивительного цилиндрического канала в незастывшей лаве?
Мы спускаемся на дно провала. Оно очень неровно и больше всего напоминает котел с бурно кипящей смолой и самые причудливые по форме бугры чередуются с такими же углублениями; повсюду видны направленные в разные стороны канатные структуры; Они сплетены и перевиты, как змеи на голове Медузы-Горгоны.
Сомнений нет, это быстро застывшее лавовое озеро, в котором бурлила и кипела огненно-жидкая магма. Но одно дело выяснить природу явления, а другое — проникнуть в тайну его происхождения. Впрочем, кажется, обстоятельства нам благоприятствуют. Приблизительно в центре озера я натыкаюсь на довольно обширный участок дна, который как будто дает ключ к разгадке.
Почти ровная поверхность базальтов пронизана здесь множеством округлых отверстий, благодаря которым она удивительно напоминает пчелиные соты. Диаметр отверстий равен восьми — десяти миллиметрам; там, где в базальтах проходят зияющие трещины, видно, что отверстия имеют трубчатую форму и отвесно уходят на большую глубину, вероятно к основанию потока.
— Что за удивительный дырчатый базальт! Как это он мог получиться? — спрашивает подошедший Саша.
Я тоже еще нигде не встречал такой своеобразной структуры. Много лет назад она была описана южноафриканским геологом дю Тойтом. Появление таких дырок, обычно прорезающих нижнюю часть лавового потока, приписывают газам. Если раскаленные лавы заливают влажное дно долины, образуется огромное количество водяного пара; не находя себе иного пути, он пробивает Толщу жидкой лавы и может выйти в виде мощных струй на поверхность.
Впрочем, во всех известных мне случаях перегретый водяной пар не успевал достичь поверхности: мешала слишком быстро возраставшая при охлаждении вязкость лав. В данном случае мы имеем уникальный пример проникновения трубчатых отверстий вплоть до поверхности кипящего лавового озера.
Итак, либо огромная мощность газовых струй, либо исключительно малая вязкость лав, либо то и другое вместе способствовали возникновению этих трубок.
Раздумывая, я нахожу только одно возможное объяснение: быстрое образование громадных масс пара под раскаленными лавами и последующий сильный взрыв. Причиной могло явиться расплавление большой ледяной линзы, которые всегда имеются в речном аллювии заполярных рек.
Вырвавшаяся на поверхность масса водяных паров образовала гигантскую воронку и оттеснила в виде кольцевого вала еще жидкую лаву. Последняя стадия этого вулканического эпизода — выделение сильных струй пара через быстро застывший расплав.
— Представляю, какой тут стоял оглушительный свист: ведь каждая из трубок, вероятно, свистела, как паровоз! — говорит Саша, разглядывая образец трубчатой лавы.
За этот день нам удалось пройти всего восемь километров. Увеличить скорость движения с таким громадным грузом за плечами совершенно невозможно. Мы измучены до последней степени, особенно Петя, у которого плечи растерты до страшных на вид кровоподтеков. Он жалуется на резкую боль в коленях: по-видимому, это растревоженный чрезмерной нагрузкой на ноги ревматизм.
Около половины десятого вечера мы добираемся до южного края потока к одному из небольших запрудных озер. Прежде всего нужно утолить жажду; только после получасового отдыха у прохладной водной поверхности я смог взяться за костер и чайник. Ребята кое-как растянули на базальтах палатку и разложили постели.
Анюйский вулкан. Глава 20
В четверг 6 августа, после пятидневного перехода по лавам, мы увидели перед собой Анюйский вулкан. Впереди поднимаются светлые гранитные вершины, замыкающие долину Монни. Вулкан вырос на склоне самой высокой горы, верхушка которой венчается снеговой шапкой, а основание укутано чехлом черных лав. Удивительно правильный конус состоит из ярко-красных шлаковых лав, которые резко выделяются на светло-сером фоне гранитов. Формой и цветом все это напоминает груду алеющей на фаянсовом блюде спелой малины.
До вулкана еще далеко, мешки нестерпимо давят плечи; но мы останавливаемся, захваченные и величием грандиозной картины, и ощущением значительности этого момента. Подходит к концу исполненное трудов и лишений путешествие. Мы начали его сорок три дня назад, не ведая о ждущих опасностях и предполагая их вовсе не там, где они подстерегали нас. Теперь мы улыбаемся, вспоминая некоторые наивности экспедиционной «диспозиции»; жизнь и природа оказались сложнее, чем мы предполагали; и все-таки… мы многое предусмотрели и многое преодолели. Пусть на плечах кровоточащие ссадины, а подошвы вспухли, как подушки для булавок, мы подходим к нашей цели — перед нами вулкан!
Вот он, весь как на ладони! Над кратером сгустились облака; они висят над ним, как дым при извержении. Прямо на нас стремительными каскадами ниспадает черная лавовая река. Здесь она вовсе не похожа на величественную Неву — это порожистый горный поток, хотя и вскипал он в свое время пламенем, а не пеной.
Около девяти часов вечера мы разбиваем палатку на маленькой травянистой площадке, с которой открывается замечательный вид на вулкан. Правда, до его подножия еще не меньше четырех километров, но подниматься с лагерем вплоть до самого вулкана не имеет смысла — там явно нет кольев для палатки, а возможно, нет и воды. Итак, это последний наш лагерь, дальше идти некуда! Блаженная минута!
Через полчаса перед палаткой весело горит небольшой костер, у которого расставлены чайник, кружки и большая миска с грудой вареной оленины. Хлеб совсем уже на исходе. Петя кладет перед нами по кусочку лепешки весом не более пятидесяти граммов. Эта порция имеет настолько символический характер, что не сразу решаешься к ней прикоснуться.
Вспоминая последние дни, я прихожу к выводу, что эта часть путешествия была самой тяжелой. Ни на бешеных перекатах Анюя, ни на безводных волоках Ангарки, ни в дождливой долине Уямкунды никто из нас не испытывал такого физического напряжения. Если бы мы не облегчили наших мешков, оставив еще часть груза в лабазе у лагеря на базальтах, нам бы, пожалуй, не дойти.