– Уверен, что она его почитает, на свой лад, конечно. Я – ну, было письмо, которое она ему послала после их самой большой ссоры, они не виделись почти два года. Я не мог удержаться и прочел его. Случайно его подобрал и хочу вам сказать, это письмо лед бы растопило.
Но оно пришло как раз тогда, когда полковник вовсю приударял за леди Перивейл, и не обратил на него внимания.
– Но потом он вернулся к ней. Не устоял, а?
– Да, наверное, так и было, сэр. Но он провел очень много времени с такой неподдающейся особой, как леди Перивейл, так что бойкая и простая женщина, вроде Кейт Делмейн, опять могла привлечь.
– А вы не думаете, что она обманывала его? Не думаете, что на самом деле ей нравился тот боксер, как его, между прочим, зовут? Болиско, что ли?
– Да, сэр, Джим Болиско. Нет, он ей нисколько и никогда не нравился, этакая грубая скотина, заносчивый урод. Но она знала его с детства, потому что ер родные были из самых низов – отец держал небольшой кабачок по дороге в Бэттерси и не так-то легко женщине отделаться от подобных приятелей. Сэр Хьюберт Уизернси тоже привечал Болиско, и он иногда обедал на Эбби Роуд, а полковник его просто терпеть не мог. Нет, не верю я, что он хоть когда-нибудь хоть чуточку нравился Кейт. Хотя иногда мне казалось, что она его боится.
ГЛАВА 16
Разговор с Чэтером встревожил Джона Фонса и поверг его в глубокое раздумье. Имело ли тут место преступление или отсутствие полковника Рэннока – факт, легко объяснимый естественным ходом событий? В конце концов, уверенность матери в том, что с ним случилось что-то недоброе, не была достаточно обоснованной. Если он отправился, как собирался, на Клондайк, то весь образ его жизни, все его привычки неизбежно бы изменились, и человек, который, живя в цивилизованном обществе, аккуратно пишет матери, вполне мог забыть о своем сыновнем долге, оказавшись в обстановке ежедневного тяжелого труда, ежечасных опасностей и надежд, сменяющихся разочарованием, если золота все нет и нет. Трудно сказать, как повел бы себя в новых обстоятельствах такой человек с его прежним опытом и обычным образом жизни. Самый преданный сын мог перестать совсем писать домой. А может быть, доверенное случайному встречному, письмо его легко могло затеряться в пути. И все-таки существовала возможность, что он изменил план и остался в Нью-Йорке или в Сан-Франциско. Он мог избрать и другую часть Дикого Запада для своих приключений, провести, например, весь рыболовный сезон в Канаде или осенью отправиться на охоту в Аллеганские горы и, опять же, его письма в Англию могли потеряться в дороге.
Фонс не склонен был подозревать самое худшее на столь шатком основании, как отсутствие писем от путешественника, но было что-то такое в поведении миссис Рэндалл и в выражении ее лица, что возбуждало самые мрачные подозрения и питало сильнейший интерес Фонса к ее поступкам.
Если произошло преступление, и она знала об этом, то, наверное, была к нему причастна. И он тщательно стал следить за ней опять, но ни о чем не расспрашивал. Для допроса время еще не приспело. Он не хотел вспугнуть ее и легчайшим намеком на то, что ее подозревают. Слишком важным фактором она была во всей этой таинственной истории.
На следующий день после разговора с Чэтером Фонс нанес ей визит и уговорил пойти с ним в театр. Это впервые он проявил признаки уже прочного дружеского отношения, и, хотя она казалась удивленной, тем не менее согласилась: «С радостью выберусь из этой дыры, хоть на несколько часов», – сказала она, нетерпеливо вздохнув, так как в этот самый момент, стоя перед зеркалом, прикалывала меховой ток, который произвел большое впечатление на присяжных.
Фонс пригласил ее на музыкальную комедию-фарс, с начала и до конца вызывающую громовой хохот. В ней участвовал самый популярный лондонский комик, который дал полную свободу своему эксцентрическому веселью, и время от времени Фонс поглядывал на лицо своей спутницы, в то время как публика смеялась до упаду. Однако ни разу улыбка не осветила ее мрачное лицо. Да она вряд ли и сознавала, что происходило на сцене, на которую смотрела не отводя глаз с какой-то непреходящей меланхолией. Однажды она удивленно оглянулась вокруг, словно не понимала, почему люди смеются.
Известно, что вот так однажды Наполеон смотрел с начала и до конца площадной фарс и ни разу не улыбнулся, но ведь на его плечах лежало бремя империи, жизнь и судьбы миллионов.
Этот эксперимент лишь укрепил сомнения Фонса.
После спектакля он повел миссис Рэндалл в устричную лавку и угостил ужином, а потом посадил в кэб и отправил обратно на Селберн-стрит. Но как раз в ту минуту, когда он расплатился с кэбменом и отдал ей билет, на ее лице появилась вымученная улыбка.
– Благодарю бесконечно за веселый вечер, – сказала она.
– Боюсь, он не был для вас очень веселым, миссис Рэндалл. Вам как будто было скучно.
– О, но я просто не воспринимаю теперь подобную чепуху. Мне слишком много перепало ее, когда я сама подвизалась на подмостках, и чем смешнее представление, тем больше я начинаю думать о посторонних вещах.
– Но вы уж чересчур задумчивы. Смотрите, как бы это не повредило вашей красоте.
– И красоты моей больше нет, – ответила она, – а если что и осталось, то мне это безразлично, стань я даже негритянкой или «женщиной со следами былой красоты». Спокойной ночи. Приходите как-нибудь, и если вы еще пригласите меня на трагедию, например, то я, возможно, и рассмеюсь, – прибавила она, помолчав.
«За этими словами кроется ужасная горечь», – размышлял Фонс, идя через мост на вокзал Ватерлоо, чтобы успеть на последний поезд в Патни, и, как бы то ни было, не могу я поверить, что она убийца».
Следующее утро он провел в своей берлоге на Эссекс-стрит, читая книгу, к которой прибегал довольно часто и которой справедливо гордился, потому что это его любимая женушка составила для него сей Справочник криминальных событий, чтобы ему было удобно и споро работать. Это был тщательно выполненный труд. Она работала над Справочником очень старательно, и он был доведен почти до самого последнего времени. Каждое первое число Фонс отвозил его в Патни и аккуратные ручки миссис Фонс добавляли в него материалы, важные для следовательской работы, которые она вырезала из газет за предшествующий месяц. Доброй помощнице было приятно думать, что она помогает мужу в его профессиональной работе, а удручающее содержание вырезок никогда ее не тревожило.
Книга миссис Фонс была величиной в большой печатный лист и переплетена в красный сафьян. Газетные вырезки были аккуратно наклеены заботливыми руками самой леди и со знанием дела классифицированы. На Справочнике была наклейка «Невостребованное», и в нем содержалась запись ужасающих деяний. Здесь были собраны и отчеты следователей по насильственным смертям, и сведения о необъяснимых смертях, которые наводили на мысль о возможном убийстве, и перечень «утопленников», и упоминания о неопознанных трупах, найденных в заброшенных домах, на чердаках гостиниц, в вересковых пустошах и на свалках, одним словом, то была летопись трагических судеб и нераскрытых преступлений.