Читать интересную книгу Я вернусь через тысячу лет. Книга 1 - Исай Давыдов

Женщина возвращается, опускается возле меня на колени и так же, почти без звука, одними губами произносит:

– Потерпи. Будет больно, но недолго.

Я понимаю, почему она так говорит – почти без звука. Это рёв заглушает её. И просто чудо, что я понимаю. Наверно, она не только говорит, а ещё и внушает. Не зря у неё такие бездонные глаза.

Осторожно, кончиками пальцев женщина опускает мои веки, и тут же на лицо, шею обрушивается что-то липкое, клейкое, холодное. Оно колет мириадами иголок, и я задыхаюсь от мгновенно нахлынувшей боли, и готов кричать, но боль начинает ослабевать, отступает, и вот остаются отдельные болезненные уколы. Теперь, сквозь быстро откатывающуюся боль, различаю знакомый с детства и полузабытый запах мази «Киевляночка» – острую смесь ароматов ананаса, алоэ, апельсина и ещё чего-то давнего, детского и почему-то маминых рук, которые покрывали этой мазью мои ожоги.

Кажется, что я лежу под клейкой липкой маской очень долго. Но, наверно, так кажется. Когда лежишь, закрыв глаза, и слушаешь дикий рёв пылающего нефтяного гейзера, каждая минута растягивается в час. А надо вылежать пятнадцать минут. Потому что за пятнадцать минут мазь «Киевляночка» восстанавливает обожжённую кожу почти до нормального состояния.

– Открой глаза! – не столько слышу, сколько чувствую по-прежнему бесшумные слова.

Открываю глаза и вижу измученную улыбку на лице женщины. Хочу улыбнуться в ответ, но где-то в середине щёк, в краях губ ещё сидит резкая сдерживающая боль.

Зато я сажусь спокойно, без напряжения. «Волгарь» сделал своё дело. Метрах в пяти от меня оглядывается Джим. С другой стороны пластом лежат двое, и их лица покрыты желтоватой массой. Грицько и Нурдаль.

А вдалеке, там, где была буровая, поднимается в небо громадный огненный столб, и оттуда несётся рёв – торжествующий победный рёв стихии, которая миллионы лет ждала, чтобы пришёл слабый ничтожный перед нею человек и выпустил её на волю.

«Вано! – с болью вспоминаю я. – Милый Вано!»

13. Сумико

Стихию приходится укрощать долго. Вертолёты привозят нам трёх киберкротов и гору оборудования, которое кроты утащат с собой под землю. Они пойдут по наклонным тоннелям к стволу буровой и завалят его намертво – так, что нефть никогда больше здесь не пробьётся. Потому что нам не нужна эта скважина. Мы не будем добывать нефть на Плато Ветров – трудно и опасно. Буровики перегонят её подземными руслами к подножию Северных гор, к тем нефтепромыслам, которые уже действуют, и выкачают её оттуда – покорённую, притихшую.

У землян теперь будет много нефти. Так много, что ничто не задержит развитие химии на Материке.

Вот только Вано…

До сих пор не представляю себе, что мы скажем его жене, как поглядим ей в глаза!..

…Работали мы в эти дни до одурения, до изнеможения, полного, предельного. Когда начинали валиться из рук инструменты, двоиться в глазах клеммы – шли в серебристую геологическую палатку, и падали на койки, порой не успев раздеться, и проваливались в тяжёлый чёрный сон, чтобы через несколько часов снова подняться.

Мы спали то днём, то ночью. Это не имело значения, потому что ночью было почти так же светло, как днём. Горящая нефть давала столько света, что по ночам для работы не нужны были никакие прожекторы.

Мы мало разговаривали в эти дни. Трудно было разговаривать. Надо кричать. И очень мало ели: жара, дикий рёв факела и резкий запах нефти отбивали охоту есть. Мы только работали, глотали таблетки и спали.

Порой думалось, что мы сами стали почти киберами.

Джим Смит оказался намного выносливее меня и Грицько. Он дольше работал и меньше спал, чем мы. Но и он иногда не выдерживал. Однажды уснул, сидя верхом на кожухе киберкрота, где насаживал контакты. Сидел, работал и вдруг выронил ключ и стал с закрытыми глазами валиться вперёд. Мы с Грицько насилу отволокли его в палатку.

За эти дни мы, по существу, заново перебрали киберкротов, приспособленных к рытью тоннелей в обычной земле. Мы заменили титановые буры и зубья алмазными, перестроили всю систему управления и создали дублирующие системы. Кроты должны быть безотказными, иначе всё сорвётся. Они должны пробить в камне разные тоннели за одно время. Они вместе должны выйти к стволу буровой и за одну секунду завалить его. Иначе нефть перебьёт кротов поодиночке и ворвётся в тоннели. Всю эту адскую работу нам пришлось делать потому, что на Рите нет нужных машин. Те киберкроты, которые предназначались для камня, работали не бурами, а токами высокой частоты. Они прожигали камень. Но здесь, при подходе к нефтяному фонтану, это не годилось. Хватит и того, что гигантский факел вспыхнул наверняка от какой-то крошечной электрической искры на буровой. А если бы ещё забрались под землю высокочастотные киберкроты, они наверняка зажгли бы нефть и в глубине ствола. И тогда взлетел бы на воздух посёлок геологов, образовался бы гигантский пылающий кратер, подступиться к которому было бы невероятно трудно.

Поэтому и пошли в ход киберкроты, предназначенные для мягкой земли, работающие по старинке, без электрического нагрева.

На их основе мы создали совсем новые машины. Они погибнут при взрыве, навсегда останутся в стволе буровой, заваленные обломками, заплёванные нефтью. Точные умные машины, в которые вложено столько труда и на Земле, и здесь.

Но что киберы, если погиб Вано!

Всё время мысль возвращается к нему – и когда засыпаешь, и когда просыпаешься, и когда на минутку отрываешься от работы, чтобы вытереть со лба пот. И почему-то особенно остро, чётко, снова и снова видишь, как, уходя из столовой Нефти, Вано с тоской оглядывался на стынущие на столике шашлыки!

Так и не успел он рассказать «романтичную историю» о женщинах из племени леров…

…Через пять дней мы на вертолётах растаскиваем наших киберкротов по углам гигантского треугольника и частотными генераторами выжигаем наклонные стартовые площадки для машин.

Мой остроносый кибер стоит, уткнувшись в красновато-бурую оплавленную гранитную стенку, и ждёт сигнала. Далеко отсюда, в одной из геологических палаток, оборудовали мы пульт управления. И оттуда Нурдаль даст команду. А когда киберы вгрызутся в гранит и скроются в тоннеле, – спустим вслед тележки со взрывчаткой и с катушками плоских титановых шлангов.

Эти шланги выдержат любой взрыв. Их невозможно разорвать. Заваленные глыбами, забитые изнутри пробками, концы шлангов провисят в жерле буровой до тех пор, пока по ним под громадным давлением не пойдёт морская вода.

Она оттеснит от рукавов глыбы, выбьет пробки и станет выдавливать из скважины нефть, загонять обратно под землю.

А пустят воду туда лишь после того, как геофизики разведают весь нефтеносный слой и высокочастотные электропушки разрушат под землёй преграды на пути нефти из этого слоя в предгорную нефтяную долину. Когда русло подземной нефтяной реки будет проложено, по шлангам начнут накачивать воду и пробурят для воды новые скважины. Постепенно она выдавит нефть к готовым вышкам.

Никому пока не придётся жить из-за нефти на Плато Ветров. Здесь будут работать автоматы, качающие воду из моря, и будут ходить киберы, контролирующие работу автоматов.

Геологи, конечно, не оставят в покое Плато. Но теперь им придётся быть очень осторожными. По крайней мере, до тех пор, пока не будут точно очерчены подземные границы нефти.

Вероятно, поработают тут и новейшие геофизические спутники, которые привёз наш корабль «Рита-3». По крайней мере, предшествующие спутники, похоже, проморгали эту неожиданную и глубоко запрятанную нефть на Плато Ветров.

…Резкий, почти до живых ноток отчаянный скрежет обрывает моё ожидание. Это крот впился в стенку. Он грызёт её яростно, как своего ненавистного врага, и она отступает перед ним, крошится, рассыпается. И крот, как насытившееся животное, удовлетворённо урчит. И скрежет становится всё глуше.

Рядом со мной, съёжившись от ветра под электрокурткой, сидит на камне маленькая худенькая узкоглазая женщина. Сумико, жена геолога Сергея. Та самая женщина, что привела меня в чувство после ожога, мазала мазью, поила из соски.

Она вовсе не медик в экспедиции, а топограф. Больше всех здесь Сумико бродит по Плато и всё снимает, снимает его участки на свои планшеты. Даже в эти сумасшедшие последние дни она куда-то исчезала, и теперь говорит, что сняла на планшеты ещё три больших участка.

– Ты, наверно, лучше всех знаешь Плато? – спрашиваю я.

– Увы, только снаружи. – Она кивает. – Разве, разглядев лицо человека, можно знать, что он думает, что чувствует?

Мне мерещится второй, скрытый смысл в её словах. Мне давно мерещится скрытый смысл даже в самых простых фразах, с которыми Сумико обращается ко мне. Но, может, я ошибаюсь?

– Всегда ли нужно знать, что чувствует другой человек? – спрашиваю я.

Сумико улыбается, растягивая маленькие яркие губы:

– Зачем всегда? Иногда! Очень редко!