Читать интересную книгу Голос - Арнальд Индридасон

Она подготовила статистику. Около четырехсот детей проходили обследование в Центральной детской больнице с 1980 по 1999 год вследствие жестокого обращения со стороны взрослых. Среди них двести тридцать два случая сексуального домогательства и сорок три случая нанесения телесных повреждений или физического насилия. Отравление лекарствами — Элинборг повторила для пущего эффекта, — отравление лекарствами и отсутствие должного ухода также включены в статистику. Она хладнокровно зачитывала текст с листка бумаги: травмы головы, переломы костей, ожоги, царапины, укусы. Элинборг прочла перечень еще раз и посмотрела мужчине прямо в глаза.

— Есть подозрение, что два ребенка скончались вследствие нанесения телесных повреждений за последние двадцать лет, — продолжала Элинборг. — Ни одно из этих дел не дошло до суда.

Она объяснила, что, по мнению специалистов, речь идет о латентной проблеме. В переводе на простой язык: на самом деле подобных случаев гораздо больше.

— В Великобритании, — продолжала Элинборг, — каждую неделю четыре ребенка погибают вследствие плохого обращения. Четыре ребенка, — повторила она. — Каждую неделю! Вы хотите знать, о каких обстоятельствах идет речь? — наступала Элинборг.

Эрленд сидел в кабинете для допросов, но ничего не говорил. Он присутствовал для оказания моральной поддержки в случае, если Элинборг потребуется помощь. Но было очевидно, что она и так прекрасно справляется.

Отец мальчика сидел опустив глаза. Он взглянул на магнитофон. Полицейские не включили его. Значит, это не допрос. Его адвокат не был предупрежден о сегодняшнем разговоре. Мужчина еще не подал протест и жалобу, но и не просил отпустить его.

— Я приведу несколько примеров, — сказала Элинборг и начала излагать причины, по которым родители проявляют жестокость в обращении с детьми.

— Стрессы, — говорила она, — денежные затруднения, болезни и безработица, изоляция и недостаток помощи со стороны партнера, временное помутнение рассудка.

Элинборг бросила взгляд на отца мальчика.

— Как вы думаете, вам что-нибудь из этого списка подходит? Временное помутнение рассудка, например?

Мужчина промолчал.

— Некоторые не способны контролировать свои действия. Известны случаи, когда родители испытывают такое сильное чувство вины из-за содеянного, что специально выдают себя. Вам известно об этом?

Мужчина молчал.

— Они идут с ребенком к врачу, возможно, даже к домашнему врачу под предлогом, скажем, постоянного насморка. Но в действительности они обращаются к доктору не из-за насморка. Они хотят, чтобы врач обратил внимание на синяки и ссадины. Они хотят, чтобы кто-то узнал, что происходит. Вам известно об этом?

Мужчина по-прежнему не проронил ни слова.

— Они хотят, чтобы ужас прекратился, чтобы кто-нибудь их обуздал, вмешался в этот кошмар, который они сами не в состоянии контролировать. Потому и рассчитывают, что врач заметит неладное.

Элинборг посмотрела на обвиняемого. Эрленд молча слушал коллегу. Он беспокоился, как бы Элинборг не зашла слишком далеко. Казалось, она собрала всю волю в кулак, чтобы проявить профессионализм и сделать вид, что инцидент никак не затрагивает ее лично. Однако это было бесполезно, и, похоже, она сама отдавала себе в этом отчет. Ее обуревали эмоции.

— Я поговорила с вашим семейным врачом, — сказала Элинборг. — Он признался, что дважды извещал о повреждениях на теле мальчика Службу защиты детей. Названная служба расследовала оба случая, но безрезультатно. Сыграл свою роль и тот факт, что мальчик ничего не говорит, а вы отказываетесь признать свою вину. Тайно желать разоблачения совсем не то же самое, что взять на себя ответственность за произошедшее. Я ознакомилась с отчетами. По поводу последнего случая вашему сыну задали вопрос о ваших с ним отношениях, но, похоже, он не понял, о чем его спрашивали. Потом поинтересовались, кому он больше всех доверяет, и он ответил: своему папе. «Больше всех я верю моему папе».

Элинборг сделала паузу, потом продолжила:

— Вы не находите, что это ужасно?

Она бросила взгляд на Эрленда, затем снова на отца ребенка и повторила:

— Вам это не кажется чудовищным?

Блуждая в своих мыслях, Эрленд подумал, что когда-то и он ответил бы так же, как этот мальчик. Назвал бы своего отца.

Когда наступила весна и снег сошел, отец пошел в горы на поиски тела сына, пытаясь определить его путь во время бури, отталкиваясь от того места, где был обнаружен Эрленд. Казалось, он в какой-то мере воспрянул духом, хотя терзался чувством вины.

Отец поднялся на плоскогорье и еще дальше в горы, куда мальчик вряд ли мог дойти, но не нашел ничего. Он поставил палатку в горах. Эрленда он взял с собой. Мать тоже принимала участие в поисках, а иногда приходили люди из окрестных поселений, чтобы помочь им разыскивать мальчика, но его не было на поверхности. Пока тело не найдено, человек считается лишь пропавшим без вести, а не погибшим. Рана не затягивалась и служила источником невыразимой боли.

Эрленд противостоял этой боли в одиночку. Ему было плохо, и не только из-за гибели брата. Собственное спасение он считал счастливой случайностью, но странное чувство вины из-за того, что нашли его, а не младшего брата, не покидало Эрленда. Его угнетала не только мысль о том, что он выпустил руку братишки во время пурги, но и убежденность, что это он должен был погибнуть. Эрленд, как старший, нес ответственность за младшего. Так было всегда. Он присматривал за братом, когда они оставались дома одни, когда играли или когда их посылали куда-нибудь по делам. Эрленд оберегал брата, и это было ему по силам. Но однажды он не справился, и, наверное, его не следовало удостаивать спасения, раз братик погиб. Эрленд не знал, почему он выжил, но иногда думал: лучше бы его потерянное тело лежало где-то в горах.

Эрленд никогда не делился подобными рассуждениями с родителями, но временами, из глубины своего одиночества, подозревал, что они думают то же самое. Отец был погружен в собственный комплекс вины и не терпел, когда его тревожили. Мать была охвачена печалью. Оба родителя винили себя. Между ними установилось странное молчание, которое было громче любого крика, а Эрленд вел свою одинокую борьбу, размышляя о чувстве долга, вине и удаче. Если бы его, Эрленда, не нашли, наткнулись бы они тогда на его брата?

Стоя у окна, Эрленд думал о том, какое влияние оказала гибель брата на его жизнь, и гадал, стало ли бы оно еще сильнее, если бы он осознал это раньше. Он часто спрашивал себя, почему Ева Линд проявляет такой интерес к его прошлому, забрасывая его вопросами. Он мало что мог сказать по этому поводу, но в глубине души понимал, где надо искать ответы. Зачастую Эрленд удивлялся, почему Ева прямо-таки сгорает от желания заставить отца испытывать чувство вины.

В дверь постучали, и он отвернулся от окна.

— Входите! — крикнул Эрленд. — Открыто.

Дверь распахнулась, и в номер вошел Сигурд Оли. Он провел весь день в Портовом Фьорде, беседовал с людьми, которые были знакомы с Гудлаугом.

— Какие новости? — спросил Эрленд.

— Я выяснил, какое прозвище дали Гудлаугу. Ну, помнишь, новая дразнилка, прилипшая к нему после того, как все пошло наперекосяк.

— Ага, и кто тебе рассказал об этом?

Сигурд Оли вздохнул и присел на кровать рядом с Эрлендом. Бергтора, его жена, зудела из-за того, что он недостаточно времени проводит дома, особенно теперь, в канун Рождества. Ей приходится самой заниматься всеми приготовлениями к празднику. Он собирался зайти за ней домой и вместе выбрать елку, но сначала нужно было повидаться с Эрлендом. По дороге в отель он позвонил Бергторе и обещал поторопиться, но она слишком часто слышала эти слова, чтобы верить им, и попрощалась с мужем весьма недовольным голосом.

— Ты собираешься провести все праздники в этом номере? — спросил Сигурд Оли.

— Нет, — ответил Эрленд. — Что ты там выяснил, в Портовом Фьорде?

— Почему здесь так холодно?

— Отопление не работает, — объяснил Эрленд. — Ты перейдешь наконец к делу?

Сигурд Оли улыбнулся:

— Ты покупаешь елку на Рождество?

— Если бы я собирался купить елку, то сделал бы это как раз на Рождество. — Эрленд раздражался все сильнее.

— Я вышел на одного человека, который после разных отговорок признался, что хорошо знал Гудлауга в былые времена, — объявил Сигурд Оли.

Он сознавал, что в его руках информация, которая может изменить ход расследования, и пользовался этим, чтобы немного подразнить Эрленда.

Они с Элинборг задумали переговорить со всеми, кто учился в школе вместе с Гудлаугом или кто знал его в то время. Большинство не забыло странного мальчика. Люди сохранили воспоминания о его многообещающей музыкальной карьере и о бесконечных насмешках в его адрес. А некоторые даже знали, что произошло, когда юное дарование покалечило своего отца. Один человек рассказал Сигурду Оли о своей дружбе с Гудлаугом такое, чего полицейский и вообразить не мог.