– Я не смеюсь, я плачу! Разве ты не видишь? Если такой уважаемый человек, как вы, теряет равновесие, то…
– Замолчите! Вам не удастся оставить меня в дураках! Такое с кем угодно могло случиться, но я расстроен тем, что даже фрак не снял. И сейчас там плавает моя шляпа, по-братски, рядом с вашей. Ну, прямо как братья, как Кастор и Филакс из мифологии и астрономии. Прямо…
– Может быть, Кастор и Поллукс[35], – рискнул поправить его Джемми.
– Что за звон – не знаю, где он! Поллукс! Как и подобает лесничему, я достаточно имел дел с охотничьими собаками, поэтому совершенно точно знаю, как правильно называть: «Поллукс» или «Филакс». Прошу не исправлять меня подобным образом. Такие поправки плохо перевариваются моим желудком. Тем не менее я постараюсь выудить этих милых «братьев». Хотя вообще вашу шляпу следовало бы оставить там, ибо из-за нее я весь до нитки промок.
После этих слов он подцепил обе шляпы и вытащил их.
– Вот так, – сказал он, – они спасены, хотя я и не претендую на медаль. А теперь давайте мы выжмем вашу пушистую шубу, а после мой фрак. И заплачут они горькими слезами. С них уже капает.
Обе жертвы были так увлечены своими промокшими костюмами, что уже не могли участвовать в начавшейся рыбной ловле.
Несколько шошонов спустились к ручью у нижней части пруда, перегородили поток и медленно стали продвигаться вперед, гоня перед собой рыбу к верховьям ручья. По берегу рассыпались остальные краснокожие, улеглись на землю так, что могли черпать воду обеими руками. Загнанной между двумя решетками форели некуда было деться, и лежавшие у воды индейцы просто-напросто вычерпывали беснующуюся рыбу и бросали ее через голову назад, на берег. Всего несколько минут понадобилось индейцам на эту рыбалку, но улов оказался очень богатым.
Тотчас были вырыты плоские ямы, а дно их выложено мелкими камушками. Выпотрошенную рыбу сложили на эти камни, а потом накрыли другим слоем камушков, сверху же разожгли огонь. Когда потом золу удалили, зажатая между камнями форель оказалась тушенной в собственном соку, да такой мягкой и нежной, что при прикосновении к мясу оно само слезало с костей. Блюдо получилось, конечно, замечательное, но не ресторанное – для этого ему не хватало масла и… соли. Индейцы почти не употребляют соли, потому и вестмены часто вынуждены отказываться от нее.
Да и смысла нет запасаться заранее провиантом на многие месяцы скитаний, потому что даже то малое, что удается унести с собой, очень скоро уничтожается всепроникающей сыростью.
После ужина лошадей согнали вместе и возле них выставили часовых. Шошоны сочли все эти меры излишними, настолько защищенным казался им лагерь. Но Виннету и белый охотник придерживались иного мнения: никогда и нигде нельзя забывать об осторожности, и для охраны лагеря в четырех направлениях в лесную чащу было послано по одному шошону, которых через несколько часов должны были сменить другие.
Вскоре запылало несколько костров. Белые собрались своим кружком. Длинный Дэви из уважения к своему другу выучился у него немецкому, да так, что если и не мог говорить, то понимал достаточно. Отец Мартина Баумана тоже был родом из Германии, поэтому молодой человек весьма свободно владел немецким.
Подобные посиделки у костра в девственном лесу либо в прерии имеют свои особенности и прелести. Присутствующие, как правило, рассказывают о своих приключениях, опыте, не забывают и о подвигах знаменитых охотников. И, как бы ни были велики трудности и проблемы на Западе, вы не поверите, как быстро разносятся вести о героическом поступке, о великом охотнике, о выдающемся событии от костра к костру. Если черноногие где-то у реки Майарас откопали топор войны, то команчи в Рио-Кончас уже через две недели говорят об этом, а если у индейцев валла-валла в штате Вашингтон появляется великий знахарь, то дакота из Кото дю Миссури через короткое время будут знать и говорить о нем.
Можно было ожидать, что речь изначально пойдет о сегодняшнем подвиге Мартина Баумана. И тут маленький саксонец вспомнил обещание, которое дал ему Толстяк Джемми.
– Может, вы думаете, что я валялся с ним на кровати в каком-нибудь гостиничном номере? – усмехнулся Толстяк.
– Вы снова за старое! Я ведь уже объяснил вам, что я не тот человек, который спускает все безнаказанно. Если вы склонны считать меня глупцом за то, что я, вымочив мой единственный фрак, спас вашу шляпу, я тотчас вышлю вам секунданера!
– Секунданта! Вы ведь так хотели сказать?
– Мне это и в голову не приходило! Я изъясняюсь прекраснейшей обходной речью по правильной стратегической системе. А вы, конечно же, можете изрыгать свою тарабарщину сколько вашей душе угодно. Одно плохо – этим вы действуете на нервы человеку, который с нечеловеческим терпением сносит все что угодно. Впрочем, вашей так называемой медвежьей истории на самом-то деле, наверное, и в помине не было.
– Готов присягнуть!
– Ну так где же это происходило?
– В одном из истоков Платт-ривер.
– Что? Прямо в реке?
– Да.
– В реке вы провели целую ночь с медведем?
– Конечно!
– Ну, тогда это и вправду чудовищнейшая ложь, какая только может быть! Если бы все происходило на самом деле, то вы вместе с медведем, о котором теперь собираетесь рассказать небылицы, уже на рассвете всплыли бы утопшими и ваши трупы прибило бы к берегу волной.
– Хо! Так вы полагаете, что я спал в воде?
– Разумеется, вы же сами сказали.
– Нет. Вы поняли меня буквально. Могу пояснить, что я остановился на ночлег на маленьком острове.
– О, значит, был остров! С этим я, пожалуй, смирюсь. Это выглядит чуть более правдоподобно. Кстати, почти везде Платт-ривер мелководная.
– За исключением ранней весны. В горах при таянии снегов после теплого дождя бывает так, что река, чьи воды едва достигали колен, всего за час выходит из берегов. Очень опасно в такое время доверять ее ревущим, грязным желтым водам. Она подобна дикому зверю, внезапно проснувшемуся и зашедшемуся в страшном реве.
– Это можно себе представить. И вспомнить, сразу с красивыми словами поэта:
Весьма опасно клей будить,И на зуб тигру наскочить.А если в грязь засесть неловко,То не поможет ни гондола, ни лодка!
Нечто подобное произошло тогда с вами и медведем?
– Да, только будить не «клей», а надо говорить «льва», мой дорогой друг Фрэнк.
– Тут вы оказались в величайшем антагонизме с корифеями поэтического искусства и музыкального генерал-баса[36]. Вам не стоит забираться в высшие материи, в которых вы ничего не смыслите! Лучше просто и скромно расскажите обещанную историю.