Читать интересную книгу Наперегонки со смертью - Виталий Гладкий

– Я был в его кабинете, когда снайпер через окно вогнал ему пулю прямо в башку.

– Мать твою… – Петр Никанорович был ошарашен. – Вот это номер…

– Ага. Еще какой номер. Вы верно сказали – я на "мушке". Теперь меня или менты повяжут и упрячут на долгие годы за решетку, или братва замочит в отместку за Козыря (поди докажи им, что к его смерти я непричастен), или зароет в землю по самые уши тот, кто непонятно по какой причине за мной охотится. Вот такой компот.

– Да-а… Дело худо. На фабрике тебя кто-нибудь видел?

– Ну… Так получилось… – Я сказал это будто оправдывался. – Не мог же я за здорово живешь провести "зачистку". Я ведь не киллер.

– Если честно, то в этом я уже начал сомневаться. – Дубов смотрел на меня испытующе, остро и проницательно. – Сева сказал мне, что ты надежный парень. Может, это и так, однако в твоем деле чересчур много всяких странностей. Уж извини, говорю что думаю.

– Будь я тем, за кого меня принимают, моей ноги уже не было бы в городе. А мне край нужно выяснить, кому я перешел дорогу. И я не уеду отсюда, пока не докажу свою невиновность. Чего бы мне это ни стоило.

– Серьезная заявка…

– Я загнан в угол. До сих пор я только показывал свои зубы, но не кусался. Но теперь, похоже, пришла пора отвязаться по полной программе. Это я вам говорю, чтобы между нами не было недомолвок. Поможете мне – по гроб жизни буду благодарен. Нет – и на том спасибо. Я вас пойму. Сейчас я похож на пороховую бочку с подожженным фитилем.

Даже вблизи от меня опасно находится. Не говоря уже о тесном контакте.

– Не нужно меня пугать, – сердито сдвинул густые брови Дубов. – Со своими страхами я сам как-нибудь разберусь. Ты слышал, что я говорил в прошлый раз?

– Да, слышал.

– Повторяться не буду. Заруби себе на носу – свое слово я держу всегда, невзирая на обстоятельства. Это только ссученные виляют хвостом, когда полна чаша, и шарахаются в кусты при первом удобном случае в трудные времена.

– Спасибо, Петр Никанорович…

Оседлать и использовать в своих целях "темную" лошадку, да так, чтобы при этом она почитала за честь носить седло и седока, в "конторе" считалось высшим шиком. А уж сотворить надежное прикрытие буквально из ничего, из воздуха, – это был суперкласс.

Я мог собой гордиться. В меру своей испорченности. Для того, чтобы заручиться помощью Дубова, мне пришлось сыграть на самой чувствительной его струнке – самолюбии. Поведи я себя по другому, он запросто мог показать от ворот поворот. Петр Никанорович не был ничем мне обязан, мало того, общением со мной он ставил себя в двусмысленное положение. Узнай о наших тесных контактах уголовка или бандиты, Дубов имел бы большие неприятности. И тем не менее я сумел повернуть бывшего пахана на нужную мне дорожку. Правда, при этом я дал себе слово не злоупотреблять его опрометчивостью.

– И что тебе нужно? Деньги, оружие?

– Про то не беспокойтесь. Обойдусь своими резервами. Мне требуется надежная квартира.

Как я уже говорил, дней на десять, не более. Удобства мне по барабану. Лишь бы была крыша над головой и койка.

– Подумаем, – ответил Дубов и надолго умолк.

Я сидел как на иголках – верил и не верил, что все сварится по моему рецепту. Наконец минут через пять Петр Никанорович сокрушенно вздохнул и неопределенно сказал:

– Есть место…

Я промолчал, не стал расспрашивать что да почему. Сам скажет, коль начал. А разные сомнение, обуревающие Дубова, меня не волновали. Он обязан был сомневаться. И даже не во мне, а в правильности своего решения.

– Здесь, на Гнилушках, – продолжил Петр Никанорович. – Но там ты будешь не один.

Можешь не беспокоиться, хаза не засвечена. И народ там живет не болтливый. Ты тоже язык привяжи. Те, с кем тебе придется делить угол, любопытных не любят.

– Этим пороком я не отличаюсь. Буду тише воды, ниже травы.

– Вот и ладушки. Туда тебя проводит Георгий, официант. Здесь больше не появляйся. По крайней мере, пока все не утрясется. В случае надобности звони на мой мобильный телефон. Номер без бумажки запомнишь?

– На память еще не жаловался.

– Телефон записан на другого человека, но на всякий случай, когда будешь звонить, представься племянником. Ни моей фамилии, ни имени не называй. Старайся говорить намеками.

– Понял… – Я немного заколебался, но все решил добить удачный момент до ручки. – Петр Никанорович, у меня есть еще одна просьба. Если сможете…

– Куда денешься… – пожал плечами помрачневший Дубов. – Говори.

– Мне нужен больничный. Официальный, не "липа". Чтобы при проверке, что вполне возможно, комар носа не подточил. Я заплачу сколько нужно. Какой-нибудь грипп, ОРЗ или что-то в этом роде. Высокая температура, кашель, постельный режим. С последующими осложнениями, которые могут длиться до трех недель. Чтобы я мог отлеживаться где угодно, не обязательно в своей постели. Мне не хочется терять работу из-за прогулов. К тому же я получу на эти дни пусть плохонькое, но все-таки алиби.

– Нет проблем, – коротко отрубил немного смягчившийся Дубов, который, похоже, ожидал что-то и вовсе несусветное. – Пятьдесят баксов. – Он посмотрел на меня насмешливо, с хитринкой.

Бывший пахан думал, что такой большой, как для обычного заводского экспедитора, суммой он меня уел. Мысленно расхохотавшись, я полез в карман, достал пятидесятидолларовую бумажку и молча положил ее на стол. Чего, чего, а денег у меня сейчас хватало. Я мог бы преспокойно купить подержанную импортную машину, которая была мне в создавшейся ситуации край необходима, да вот только главная трудность заключалась в регистрации этой тачки. Я должен был предъявить в ГИБДД свои документы, что могло оказаться последним шагом в западню.

Дубов вызвал Жорика и мы распрощались. Несмотря на удачный исход задуманного мною мероприятия по обретению надежной крыши, на душе у меня было тревожно.

Человек предполагает, а Бог располагает…

Глава 18. СМЕРТЬ ПОД КОЛЕСАМИ

Жорик вел меня по закоулкам Гнилушек точно так, как народный герой Иван Сусанин водил поляков по лесам. Мне уже приходилось топтать тротуары этой городской "достопримечательности", и не раз, но я даже не предполагал, что воровской микрорайон может быть таким несуразным. Он был похож на запутанную пряжу: улицы заканчивались тупиками, переулки упирались в ворота, номера домов напоминали лотерею, когда неизвестно какой номер будет следующим, а постройки разнообразного назначения, вплоть до сортиров, лепились друг к другу так плотно, будто это была птичья колония. Еще более интересной оказалась ситуация с названиями улиц. Похоже, вопросом их переименования серьезно не занимались со сталинских времен. А если кое-где и имелись новые таблички, уже перестроечного периода, то они висели рядом со старыми.

И трудно было понять, идешь ты по улице какого-то там партсъезда, или тебя занесла нелегкая на убогий проспект имени известного диссидента, которого из зоны конвоировали прямо в парламент.

Но я не только шел, мне еще нужно было запоминать дорогу. (На чем, кстати, и прокололись самонадеянные поляки, полностью доверившись в этом вопросе Сусанину).

А это был труд явно не для среднего ума. Потому когда наконец Жорик доставил меня по назначению, я был весь в мыле. И вовсе не от физических нагрузок. Просто моя бедная голова пошла кругом от умственных сверхнагрузок и разогрелась до точки кипения, как ржавый и прохудившийся паровой котел. Все эти повороты, перелазы, проходные дворы, калитки и ворота смешались в одну кучу, и я в сотый раз мысленно повторял маршрут, чтобы потом не запутаться. И все из-за того, что, как я уже знал, жители Гнилушек очень неохотно делятся адресными сведениями с посторонними. Так их приучила нелегкая и часто беспутная жизнь. А мне по причине конспирации вовсе не хотелось выглядеть среди аборигенов Гнилушек белой вороной – чужаком.

Финишная прямая к моей "норе" находилась в проходном дворе. О том, что он проходной, видимо, знал только ограниченный контингент людей, специальности которых почему-то не указаны в КЗОТе – кодексе законов о труде. Мы с Жориком сначала зашли в полуразрушенный дом без окон и дверей. А затем, очутившись в его дворе, преодолели груду битого кирпича возле хлипкого деревянного забора и протиснулись в узкую калитку. От нее тянулась вымощенная диким камнем узкая дорожка, ограниченная с одной стороны задней стеной какого-то длинного строения, а с другой – чем-то наподобие плетня, залатанного ржавой жестью и мягкой отожженной проволокой. Дорожка привела нас к еще одной калитке, уже пошире и попрочнее первой, запертой на внутренний замок.

– Это твой, – буркнул мой не очень разговорчивый провожатый, сунув мне в руки ключ. – Потом вернешь. Открывай…

Замок оказался хорошо смазанным и на мои усилия ответил мягким щелчком. Калитка отворилась и я очутился на территории какого-то маленького предприятия, возможно, местпромовского. Судя по запущенности, буквально кричавшей со всех сторон ограниченной высоким забором площади, оно приказало долго жить. Однако, на удивление, ни сама территория, ни здания не были разграблены местными жителями.