Эйла похолодела от ужаса. У нее не было ни слов, ни жестов, которыми она смогла бы выразить возникшее в глубине души страшное предчувствие. Мышцы ее спины напряглись. Где-то рядом творилось что-то непонятное. И это было как-то связано с потухшим костром. Она нисколько не сомневалась в этом.
Это чувство ей было знакомо. Впервые Эйла испытала его той самой ночью, когда она украдкой последовала за Кребом и прочими мог-урами в маленький грот, находившийся в дальнем конце Пещеры. Креб тут же почувствовал ее присутствие. Именно почувствовал. Почувствовал, а не увидел… Необъяснимым образом и она тут же ощутила, что ее обнаружили. Впоследствии подобные вещи случались с ней не раз и не два. Скажем, она ощущала на себе взгляд Бруда — даже когда стояла спиной к нему. Она чувствовала ту лютую ненависть, которая жила в глубинах его сердца. Незадолго до начала землетрясения она уже знала о том, что Клану угрожают разруха и погибель.
Но раньше это чувство не было столь сильным. Ею овладели тревога и страх, никак не связанные ни с потухшим костром, ни с опасением за собственную жизнь. Ее тревожила судьба другого существа.
Эйла бесшумно поднялась на ноги и направилась к очагу, надеясь найти хотя бы один тлеющий уголек. Увы, очаг уже остыл. Она почувствовала непреодолимое желание облегчиться и направилась к выходу из пещеры. В лицо ей пахнуло холодом. Она поежилась. Снаружи бушевал холодный ветер. Стараясь держаться возле стенки, Эйла направилась к тому краю выступа, откуда она привыкла выбрасывать мусор.
На небе не было ни звездочки, однако низкий облачный слой, равномерно подсвеченный сиянием луны, позволял ей видеть окрестности. И все-таки сейчас она полагалась главным образом на слух, а не на зрение. Она вновь услышала звериное сопение, увидела метнувшиеся к пещере тени и потянулась к поясу, чтобы достать свою пращу. Увы, той не оказалось на месте. Зная о том, что огонь отгонит от ее пещеры всех непрошеных гостей, Эйла потеряла свою всегдашнюю бдительность и, похоже, могла поплатиться за это. Костер погас, и молодая кобылка тут же привлекла к себе внимание неведомых хищников.
И тут она услышала хриплый лай, похожий разом на кашель и на мерзкий хохот. Он доносился со стороны ее пещеры. Уинни испуганно заржала. Кобылка находилась в пещере, вход в которую был перекрыт гиенами.
Гиены! Их безумный хриплый смех, их грязная пятнистая шкура, покатые спины, хилые задние лапы не могли не вызывать омерзения и раздражения. Ей вновь вспомнился истошный вопль Оги, беспомощно взиравшей на то, как ее сына уносит это гнусное животное… Теперь они пришли за Уинни.
У Эйлы не было пращи, однако это не остановило ее. Уже не впервые в подобных случаях она действовала импульсивно, не думая о собственной безопасности. Она бесстрашно ринулась к пещере, грозно крича и потрясая кулаками:
— А ну-ка пошли прочь! Вон отсюда!
Эти слова были произнесены ею вслух, пусть у них существовали и беззвучные соответствия.
Хищники отпрянули назад. Отчасти из-за уверенности, с которой на них набросилась Эйла, отчасти потому, что из пещеры все еще тянуло дымком. Существовал и еще один немаловажный фактор. Гиены успели привыкнуть к тому, что запах Эйлы сопровождается запущенными в них камнями.
Эйла принялась метаться по пещере, пытаясь отыскать свою пращу. Она решила, что с этого времени отведет для нее особое место.
Найти пращу ей так и не удалось. Пришлось взять камни, использовавшиеся для приготовления пищи, благо их не нужно было искать. Завидев перед входом гиену, она тут же швырнула в нее увесистый голыш. Гиены предприняли еще несколько попыток ворваться в пещеру и вскоре поняли, что лошадка не станет для них легкой добычей.
Эйла вновь нырнула в глубь пещеры, чтобы пополнить запас камней, и заодно прихватила с собой палку, на которой делала зарубки, позволявшие ей вести счет времени. Она провела остаток ночи рядом с Уинни, готовая при необходимости отбиваться от хищников этим нехитрым оружием.
С трудом ей удалось побороть сон. Незадолго до рассвета Эйла немного вздремнула, но, едва солнце показалось из-за горизонта, она выбралась на каменную полку, держа в руках пращу. Гиен рядом с пещерой уже не было. Она вернулась в пещеру, чтобы накинуть на себя теплую шкуру и обуться. Ночью заметно похолодало. Изменилось и направление ветра — теперь он дул с северо-востока и то и дело врывался в ее пещеру.
Она взяла мех и по узкой крутой тропке сбежала вниз. У кромки берега вода подернулась ледком. В воздухе пахло снегом. Эйла разбила тонкий лед и стала набирать воду, изумляясь той стремительности, с которой давешнее тепло сменилось холодом. Она и заметить не успела, когда это произошло. Как ей не хотелось расставаться с теплом… Перемена погоды напомнила ей, что расслабленность и благодушие едва не привели ее к катастрофе.
«Как я могла забыть о костре? Айзу бы расстроило мое легкомыслие. Теперь придется заняться добыванием огня. Остается надеяться, что ветер вновь изменит направление на северное и уже не будет задувать в пещеру. Иначе огонь мне не развести. Надо бы как-то прикрыть от ветра очаг… Да… Сухой плавник горит хорошо, да вот только слишком быстро сгорает. Может, стоит срубить несколько деревьев? Загораются они плохо, но зато горят куда дольше. Нужно будет поставить столбы и повесить на них шкуру, чтобы защитить пещеру от ветра. И дровами неплохо бы заняться. Когда выпадет снег, собирать их будет куда труднее. Прежде чем добывать огонь, я возьму каменный топор и пойду рубить деревья. Иначе его все равно задует ветром».
Возвращаясь к пещере, она прихватила с собой несколько сухих коряг. Стоявшая на краю каменной полки Уинни приветствовала ее громким ржанием и нежно ткнулась мордой в ее живот. Эйла улыбнулась и поспешила в пещеру, стараясь не обращать на Уинни внимания.
Опустив на землю наполненный студеной водой мех и бросив в угол дрова, она насыпала зерна в корзину, предназначавшуюся для кормления кобылки, и ласково потрепала животное по холке. После этого она доела вчерашнюю крольчатину, запив ее водой. В пещере стало совсем холодно. Подышав на зябнущие руки, она засунула их под мышки и, немного отогрев их, достала из-за своего ложа корзину с орудиями.
Вскоре после своего прибытия в долину она сделала несколько орудий. Она собиралась изготовить куда больше, но руки никак не доходили до этого. Достав из корзины свой старый топор, она стала рассматривать его на свету. Правильно изготовленный топор затачивался сам собой. Мелкие осколки, отскакивавшие от его режущего края во время работы, делали его только острее. Если же от топора отскакивали крупные куски, можно было с уверенностью сказать, что он изготовлен неверно. Бывало и так, что топор рассыпался на множество мелких кусочков после первого же серьезного удара.