Читать интересную книгу Сказания и легенды Средневековой Европы - М. Орлов

Около того же времени казначей английского короля Эдуарда I, епископ ковентрийский, был обвинен во взяточничестве, любодеянии и других некрасивых вещах и предан суду. И вот на суде вдруг всплыли еще какие-то обстоятельства, доказывающие, что епископ знался с дьяволом, пользовался его услугами и воздавал ему поклонение, целовал его… только не в лицо.

Чрезвычайного скандала натворило также дело труайского епископа Гишара (1302 г.). Его обвиняли в том, что он извел ядом королеву Бланку Наваррскую. Ему удалось откупиться от обвинения, уплатить дочери отравленной королевы, Жанне, супруге Филиппа Красавца, громадную по тому времени сумму — 80 000 турнских ливров (т. е. франков). Но королева Жанна через три года умерла, и тогда Гишара снова схватили и обвинили в ее отравлении. Утверждали, что епископ был в нее влюблен и добивался ее взаимности, а так как она доброю волею на его ухаживания не поддавалась, то он и прибег к демонскому содействию. Дьявол научил его соорудить восковую фигурку и окрестить ее. Епископ это сделал, но его дело от того не подвинулось вперед; терзаемый досадою, он бросил восковую фигурку в огонь. А так как она представляла собою королеву, то и эта последняя, когда ее волшебное изваяние погибло, тоже умерла внезапно от какой-то непостижимой скоротечной болезни. Утверждали также, что и дети королевы тоже намеченные жертвы Гишара, который на них выместит свое озлобление против неподатливой их матери. Гишар был под судом до 1313 года и только тогда его отпустили, но все же конфисковав его огромное имущество, что, кажется, и было главною целью предпринятого против него юридического похода.

Эта же черта выступила в деле Энгерана Мариньи, любимца Филиппа Красавца. Мариньи был страшно богат, а главное, возбуждал зависть именно тем, что король осыпал его своими милостями. Пока Филипп был жив, к его любимцу не было, что называется, приступа, но как только Филипп умер, граф Валуа, брат покойного короля, стоявший во главе завистников Мариньи, немедленно обвинил Мариньи перед новым королем Людовиком в том, что он растратил государственную и королевскую казну. Мариньи был осужден на смерть и повешен (1315 г.). Но интересно, что в числе взведенных на него провинностей стояло обвинение в том, что он заставил свою жену и ее сестру войти в сношение с какими-то колдунами и колдуньями, которые по их заказу изготовили восковые фигурки, с помощью которых (истребляя их, например: сжигая, протыкая, разрезывая) Мариньи намеревался сгубить короля, его родственников и многих лиц из придворной знати. Колдунов и колдуний, конечно, тоже отыскали и сожгли на костре, и вообще приговор, кажется, главным образом и опирался не на грабеж казны, а именно на колдовство и душегубство.

В начале XIV столетия мученически погиб францисканец Бернар Делисье, один из благороднейших и гуманнейших людей своего времени, истинный выродок среди тогдашнего католического духовенства, черного и белого. Его постоянные нападки на духовенство, изобличение его дурной жизни, конечно, создали ему ожесточенных врагов, которым при тогдашних порядках не стоило большого труда обвинить его в ереси. И вот между другими пунктами обвинения в его деле стояло и обвинение, что он покушался на жизнь папы Бенедикта XI с помощью магических операций. Этого умысла, положим, доказать не могли, но мимоходом, при содействии пытки, дознались, что книга о некромантии, которую у него нашли, была им читана и что он собственноручно делал найденные на ее полях заметки. И надо заметить, что не он один из своего ордена (он был францисканец) обвинялся в обладании запретными книгами. В 1312 году общий совет ордена постановил, чтобы ни у одного монаха не было никаких книг из области магии, алхимии и других тайных наук, которыми было запрещено заниматься.

Папа Иоанн XXII своим примером свидетельствует о живучести среди тогдашнего общества глубокой веры в волшебные науки. Иоанн был человек чрезвычайно образованный, но в колдовство, в возможность творить всякие чудеса силою дьявола он верил непоколебимо, и это прежде всего выражалось в его чрезвычайном страхе перед колдовством. Такому его настроению, впрочем, немало способствовали слухи о большом заговоре, который составился при его избрании в папы именно с целью помешать этому избранию. С этого времени он и был настороже и повсюду подозревал врагов, покушающихся на его жизнь, и притом по преимуществу посредством колдовства. Так, в 1317 году он поручил епископу реджианскому судить некоего брадобрея, Жана Дамана, которого обвиняли тоже в покушении на жизнь папы; вместе с ним схватили каких-то несчастных клириков, якобы его сообщников. Под убедительным давлением пытки эти люди сознались, что на папу они точно задумали покушение. Сначала думали извести его ядом; но к этому им не представлялось удобного случая, и тогда они прибегли к фигуркам из воска. Изготовляя эти фигурки, они сделали надлежащие, какие положены по правилам магии, воззвания к сатане. Побуждаемые пытками к дальнейшей откровенности, брадобрей и его компаньоны-клирики признались, что они умеют загонять чертей в перстни (мы раньше приводили рассказы о таких волшебных перстнях с дьяволами), умеют напускать болезни, даже накликать смерть, равно как и наоборот, волшебными средствами продолжать жизнь. И все это они будто бы совершали исключительно с помощью магических слов, т. е. заговоров и заклинаний. Такого обширного искусства было больше чем достаточно, чтобы отправить их на костер.

Папа Иоанн почерпнул в этом деле все то рвение, с которым он после этого обрушился на неизвестную ему магию, которую считал для самого себя постоянною смертною угрозою. Он никого не щадил. По его почину судили, например, Роберта, епископа экского, который слыл магом. Порешив, что магия пришла в Европу с Востока и что ее корень и источник там, папа в ту сторону и обратил свои усилия. Там в те времена уже утвердилось католичество. Папа предписал левантским доминиканцам (в 1318 г.) назначить особых инквизиторов во всех местностях, где были католические церкви, и вместе с тем просил венецианского дожа и константинопольского патриарха оказать все их влияние и содействие к преследованию магии. Через два года он командировал на Восток кардинала Сабину, которого снабдил особыми полномочиями и наказами инквизиторам, избранным для ратоборства с колдовством. В последующих его буллах видно, как растет его недовольство по поводу распространения колдовства в христианском мире. Он предписывал предавать колдунов анафеме, поступать с ними, как с еретиками, а отобранные у них книги обязательно сжигать. Но все это рвение, конечно, принесло чисто отрицательные плоды. Публика, слушая папские анафемы и логически из них заключая, что сам папа верит в магическое искусство, открыто признает, что, например, дьявол может быть заточен в кольцо, и что с этим кольцом можно творить чудеса, конечно, накинулась на запретный плод, и потому никогда, может быть, разные кудесники не были в таком спросе, как при этом папе. Ремесло колдунов сделалось одним из самых выгоднейших, потому что потребители должны были оплачивать весь его громадный риск. И по спискам инквизиционных дел видно, что, например, во Франции до 1320 года вовсе не. было случаев осуждения за колдовство, а в последующие годы этих дел разбиралось множество. Между прочим, и в протоколы отречения этих еретиков был введен пунктик насчет колдовства, так что если такой раскаявшийся грешник впоследствии изобличался в колдовстве, то, хотя бы при этом и оказался неповинен в ереси, его все же можно было считать рецидивистом и, следовательно, сжечь.

Процветание магии под влиянием упомянутой папской «рекламы» этого искусства скоро принесло свои плоды. Об этом можно судить по очень громкому скандалу, разразившемуся в 1325 году в Париже. Началось с того, что в одной пригородной местности у перекрестка стали останавливаться собаки и с ожесточением рыли землю. Их пробовали отгонять, но они возвращались; их, очевидно, что-то зарытое в земле неотразимо привлекало. Дали знать властям, взрыли в том месте землю и откопали ящик, в котором был заточен живой черный кот, а рядом с ним хлеб, пропитанный миррой и святою водою. По каким признакам заключили, что тут не просто масло и вода, не священные, это нам неизвестно. От ящика к поверхности земли шла трубка, очевидно, долженствовавшая снабжать арестованного кота воздухом. Созвали всех столяров из окрестных мест, и вот один из них признал ящик за произведение рук своих; он делал ящик по заказу некоего Жана Прево. Взялись за Прево и живо привели его в откровенное настроение пыткою. Он оговорил целую толпу цистерцианских монахов Сарцельского монастыря, начиная с их настоятеля. Главными виновниками оказались монахи Жан Персан, маг и чародей, и еще другой монах, его ученик. По расследовании оказалось, что почтенный аббат был обокраден; кто-то унес у него значительную сумму денег. Желая разузнать вора, он и обратился к добрым услугам монаха-колдуна. Штука с черным котом и была устроена этим чародеем. Кот должен был оставаться в своей подземной тюрьме три дня. После того его надлежало убить, кожу с него содрать и разрезать на узкие ремни, а из ремней этих соорудить круг на полу. В круг должен был вступить человек, которому надо было ворожить, предварительно вложив себе… кусок мяса того же кота. В такой оснастке человек этот должен был воззвать к демону Бирику, и тот немедленно явился бы и ответил на предложенные вопросы. Во время суда Прево благоразумно упредил неизбежную развязку и скончался своею смертью; но его труп все же сожгли; прочих виновных сожгли живьем. Замечательно, что монахи того монастыря были наказаны гораздо строже, чем надлежало бы по их уставу. Значит, настала полоса более жестокого отношения к колдовству, очевидно под влиянием стараний папы Иоанна.