дрожание почувствовала – с чего бы это? Сглотнув сухой ком, царапнувший горло, она с трудом выговорила:
– Я подумала… тоже… что и ты. Лабуха… О, нет, не могу выговорить. Блин! Он был единственной моей защитой. Твоей, кстати, тоже.
– Прекрати паниковать! Мы не знаем, что на самом деле произошло с ним… Да, Аристарх?.. Я сейчас… – громко крикнула Ляля, наверное, Арик позвал ненаглядную в койку. – Ирэна, ты уверена, что показали Лабуха?
– Еще бы!
– Я постараюсь узнать, что с ним.
– Как ты узнаешь?
– Пока не знаю. Придумаю. Все, заканчиваем, не могу больше говорить, и так торчу в ванной полчаса.
Гудки. Ирэна нажала на отбой, очутившись в тишине, вздохнула:
– А я уверена, что его пришили. И меня приходил взломщик… Ой, мамочка… И что теперь делать? Уф, выпить бы, но у костлявой портнихи ничего из спиртного нет! А зря, ей бы не помешало принимать стопку за ради аппетита.
Лечащий врач Лукьяновой приняла Терехова…
…спокойно, без какого бы то ни было удивления, наверно решила, что он один из онкобольных, воспользовавшийся своим положением следователя. Мурова считается одним из лучших специалистов в данной области, потому понимала людей, которые проявляют чудеса изобретательности, лишь бы попасть на прием к ней. Узнав истинную причину, выразила одним словом свое отношение к убийству пациентки, но без каких-либо оттенков в интонации:
– Жаль.
Со стороны может показаться, она черствая, но человек, который каждый день видит отчаяние, боль, смерть, безнадежность, вероятно, такой человек скуп на эмоции, он подсознательно бережет себя.
– А как муж отнесся к болезни Татьяны? – поинтересовался Павел.
– Понятия не имею. Я не вникаю в семейные обстоятельства пациентов, это невозможно, мне отпущено определенное время, чтобы решить с больным основные вопросы. Правда, иногда они сами рассказывают о своем положении в семье, но я не психоаналитик, в этом плане могу дать только один совет: убирайте из своей жизни все, что приводит к стрессу. Муж-жена тираны? Уходите. Дети доводят – пинка им под пятую точку, пусть учатся самостоятельно решать свои проблемы. Даже здоровому человеку нужно находиться в комфортном психологическом климате, а больному просто необходимо.
– Значит, она не жаловалась… на мужа, к примеру?
– Никогда.
– А на работу? Может, иногда прорывались у нее негативные высказывания, например, в виде шутки? Лукьянова занималась бизнесом, это нелегкое дело.
– Не помню таких моментов.
– А сама она какое впечатление производила?
– Приветливая, абсолютно со всеми вежлива, аккуратная, никогда не жаловалась ни на что, стойко приняла свою болезнь.
– Кстати о болезни, – вспомнил Павел. – Наш эксперт был крайне удивлен, что Лукьянова на той стадии, которую он обнаружил, вела активный образ жизни: ходила, работала, принимала гостей.
Мурова задумалась, перебирая механически карандаши с ручками, а когда продолжила, в ее голосе отчетливо слышалась неуверенность:
– Не знаю, как объяснить этот феномен. Она всех поражала, никто не понимал, как удается ей жить с болями.
– Но она же получала обезболивающие?
– Естественно. Но это… Дай Бог, чтобы вы никогда не узнали, что это за напасть и на какое время обезболивающие способны дать иллюзию здоровья. По большому счету Лукьянову следовало изучать в лабораториях, дабы понять, откуда силы берутся – сколько диссертаций было бы написано… К счастью, у нас не заведено делать из людей подопытных кроликов, иначе идея получила бы перекос в опасную сторону. Может, все дело в болевом пороге? У кого-то он низкий, а у кого-то высокий, хотя… лично я в такую теорию не верю, ибо не сталкивалась с ней. Когда ее уговаривали лечь в больницу, Татьяна категорически отказывалась и говорила… именно в шутливой форме, что умрет на бегу, а не в больничной палате, наблюдая за страданиями других. Жаль ее. Подобные люди, случается, заставляют себя выздороветь – тоже феномен в нашей практике, но уже не редкий в отличие от Лукьяновой.
М-да, как личность Лукьянова, конечно, занимательная, заслуживает изумления с восхищением, но это и все. Попрощавшись и поблагодарив Мурову, Павел шел к машине, рассуждая про себя о Татьяне Лукьяновой, ему тоже жаль эту невероятной силы женщину. Жаль, что не дали ей прожить тот мизерный остаток отпущенного времени, который она проходила достойно и в конце хотела умереть достойно. Поддавшись впечатлениям после посещения врача, он пообещал себе: «Из принципа доконаю это дело». Зазвонил телефон, это был Феликс.
– Слушаю тебя.
– Паша, я только что переговорил с бывшим замом Лукьяновой…
– Так, так, так… И что?
– А ты не прерывай, может, тогда и расскажу.
– Молчу, молчу. Ну?
– Она продала свой склад, Паша! Год назад продала. У нее осталось предприятие… цемент, бетон, асфальт. Зачем женщине асфальт, не знаешь?
– Кто покупатель?
– Некий Зарубин, стройматериалы – его профиль и не только, он капиталист в полном смысле этого слова. Сначала отец его занимался бизнесом, потом он подхватил эстафету, у него несколько направлений, короче, дядя серьезный.
– Ты не спросил зама, может, ей угрожали… ну, тот же Зарубин?
– Обижаешь. Продать стройматериалы было ее решением, только ее, никто не давил. Лукьянова сама просила зама найти надежного, платежеспособного и порядочного покупателя, деньги ей нужны были сразу все.
– А что, среди бизнесменов есть порядочные?
Ответом на серьезно заданный вопрос был смех Феликса:
– Я лично не встречал, так ведь по роду своей деятельности дело имею только с подонками. Полагаю, хорошие люди есть, но они не по моей части.
Наконец Павел сел в машину, захлопнул дверцу, не любит он разговаривать на улице, тем более о работе, самого раздражает, когда в общественных местах становится свидетелем чужих телефонных разговоров. Ну, вот, в салоне авто лучше слышно Феликса:
– Но у Лукьяновой было условие, которое она внесла в договор! Покупатель обязан сохранить коллектив, короче, все работники должны остаться на своих местах, кроме тех, кто захочет сам уволиться.
– Да она святая. Была.
– Нет, совсем нет. Она и крикливая, и психованная была, несправедливая тоже, но имела мужество извиняться за ошибки, а в целом, она лучше многих. Я передал тебе все со слов ее бывшего зама, сейчас он зам у Зарубина.
Павел, как обычно, откладывал в уме информацию, еще не зная, насколько она ценная, на данный момент ничего существенного не накопали.
– Эй, Паша, ты на связи? Какие будут распоряжения?
– Отвали, я думаю.
– О, Павел Игоревич, – рассмеялся Феликс, – наша контора из тебя делает человека, скоро забудешь свои интеллигентские замашки.
– Выясни адрес Зарубина, навестим его. А я подниму дело по убийству родителей Лукьяновой, может, след оттуда