Читать интересную книгу Кирпичи 2.0 - Данияр Сугралинов

Детдомовец взял меня за воротник и потянул в сторону, приговаривая «Пошли, поговорим за гаражи». Я понимал, что туда мне с ним никак нельзя.

И тогда я решился. Сжав руку в кулак, немного отвел ее назад, размахнулся и вмазал ему в морду. До этого дрался я в жизни ровно полтора раза: один раз с другом и половину – с сестренкой. Опыта не хватило, удар прошел по касательной и не передал его голове всего моего импульса, но ему было достаточно. Его узкие глаза округлились.

Он не мог сообразить, что произошло и как теперь ему со мной себя вести. Но после небольшой рекламной паузы он понесся на меня, выплевывая угрозы. Не знаю, что бы произошло в следующий миг и как бы я себя повел – была бы драка или избиение, а может, и вовсе убийство. Но его успели схватить и оттащить в сторону, а я, перебирая гуттаперчевыми ногами, поплелся по направлению к дому. Разумеется, он кричал мне вслед не «Счастливого пути!», но я не обращал внимания – мне нужен был тайм-аут.

Спустя пару лет я снова приехал домой на каникулы. Вечером мать отправила меня в магазин. Зрение у меня отличное, спасибо предкам, и, когда я почти дошел до точки, в ночном полумраке разглядел того самого детдомовца в компании какого-то громадного товарища.

Я не стал пытать судьбу, развернулся и пошел обратно, будто ничего и не произошло, надеясь, что зрение у него хуже моего.

Ты спросишь, какова мораль? Бояться не стоит никого и ничего, но терять рассудок противопоказано. Любую ситуацию можно направить в мирное русло.

Но и давать себя в обиду не стоит, как и надеяться на чью-то помощь. В этой жизни все мы по большому счету сами за себя.

Корбен закончил историю и задумался.

– Лучше не драться, но если драки не избежать – дерись, – засмеялся я. – Я тебя понял, чувак. Давай выпьем?

– Давай, – согласился Корбен. – За понимание!

* * *

– Поешь еще, Сереж, – сказала мама.

– Мам, я наелся, спасибо.

Честно говоря, я еле осилил вторую порцию маминой запеканки. Вторую неделю я дома, а мама все не успокаивалась. Для нее я был все еще маленький Сережа, который вечно отлынивал от завтрака, терпеть не мог супы и воротил нос от манной каши. А если в тарелке обнаруживался вареный лук… В детстве мне очень нравился борщ, но я терпеть не мог капусту. И никак не мог понять, почему мать с отцом так смеялись, когда я просил варить борщ без нее.

А вот в студенчестве, когда я начал жить без родительской опеки, детские капризы про вареный лук и капусту в борще стали неактуальны. Да и возить ложкой по дну тарелки стало опрометчиво – готовили мы вместе, ели с одной сковородки, а щелкать клювом в большой семье значит остаться голодным. В общем, за годы студенчества я стал всеяден, но каждый раз, когда возвращался домой на каникулы, мама готовила только мои любимые блюда.

И в каждый мой приезд мама, увидев меня, всплескивала руками:

– Боже мой, исхудал-то как, мальчик мой!

И пока заросшего щетиной мальчика душил в объятьях отец, мама, с каждой фразой переходя на новый уровень справедливого негодования, костерила виновных, по ее мнению, в отощавшем сыне. Доставалось всем: от толстого Вадика, моего соседа по комнате, до министерства образования. Особенно мне было обидно за Вадика. Питался он как воробушек, а толстый был из-за неправильного обмена веществ. Но мама Вадику все равно почему-то не доверяла. Тот потом уехал в Штаты и на их фастфуде раскабанел еще больше. И тут уже сложно сказать: неправильный обмен веществ тому виной или что-то иное.

Я уже не тот тощий студент, но то, что готовит мама, вкусно всегда, как бы сыт я ни был. Для нее готовить нам с отцом – истинное удовольствие, так она проявляет свою любовь. Наша же любовь к маме заключалась в том, что мы съедали все предложенное.

Тепло отчего дома, улицы родного города и друзья детства помогли мне отвлечься от последних событий. Лидка, Леха, Панченко, Иван… Образы потускнели, казалось, что я в другом мире – без подковерных игр, предательства и лжи. Весь негатив последних дней растворился в прошлом.

Сидевший в кресле с газетой отец поднял на меня взгляд, чему-то улыбнулся и спросил:

– Какие планы, Сереж?

– Встречаюсь с друзьями.

– Хоть бы вечер дома провел, – возмутилась мама. – Каждый вечер одно и то же – друзья! Ты б вчера его видел, Саш. Его Пахомов с Денисовым привели! Утром! Да и ты тоже хорош, – внезапно переключилась она на отца, – уже сам распиваешь с ним! Пьяницы! Оба!

Мама была неудержима в своем праведном гневе. Отец мне подмигнул: мол, гуляй, я задержу.

Я выскользнул из-за стола и пошел собираться. Невольно улыбнулся, вспомнив, что вчера мы с друзьями действительно хорошо погуляли, в итоге добравшись до караоке. Голоса у меня сроду не было, но я все-таки спел что-то из «Наутилуса», сорвав связки и заработав минимум баллов – пел я с выключенным микрофоном.

* * *

С Вовкой и Сашкой мы дружили с детства. Росли в одном дворе, учились в одном классе. Когда были маленькими, строили зимой снежные крепости и играли в снежки, а летом – в вышибалы и прятки. И, конечно, пешком ходили на речку – плавать, рыбачить, печь картошку.

Да чем мы только не занимались! Стоило одному из нас чем-то увлечься, как этим увлекались все трое.

Как-то Вовка принес в школу шахматы. Он объяснил нам правила, и неожиданно все мы увлеклись не на шутку. Мы записались в клуб «Е2–Е4» и соревновались, решая на скорость шахматные задачки из местной газеты.

После «Евро-96» увлеклись футболом, и каждый из нас знал полный состав всех сборных, участвовавших в чемпионате. Мы собирали наклейки Panini с фотографиями футболистов. Я подписался на газету «Спорт-Экспресс», а Сашка на сбережения купил настоящий кожаный мяч. Мы играли в «Америку», «Семнадцать» и «На лучшего вратаря»[32], а потом и за сборную двора.

Мы разводили рыбок. На день рождения Вовке подарили литровую банку с парочкой гуппи – с них мы и начали. К моменту, когда интерес к рыбкам сошел на нет, мы знали о них почти все, а потомство наших гурами, макроподов и скалярий плавало не в одном аквариуме города.

После «Веселой семейки» Носова мы решили завести инкубатор и вывести цыплят, но так и не нашли свежеснесенных яиц. А после «Республики ШКИД» стали выпускать журнал «Справедливость». Справедливость заключалась в том, что Вовка писал язвительные фельетоны об одноклассниках, я – стихи, где пропесочивал двоечников и лентяев, а Сашка рисовал иллюстрации. Хулиганы на его картинках были маленькие, а мы – большие, настолько, что видны были только наши ноги. К третьему номеру мы исчерпали весь яд, и журнал сам собой закрылся.

Игровая приставка PlayStation сначала появилась у меня. Ночами мы закрывались в моей комнате и играли. Вместе мы прошли много игр, но только одна стала нашей любимой – Mortal Kombat. Часами мы разучивали комбинации, добивания, постоянно проводили турниры между собой и искали секреты. Мы затерли до дыр кассеты с одноименными фильмом и сериалом.

Потом началась эра компьютерных клубов, и наш клан гремел по всему городу. Мы выносили почти всех в одну калитку – в Quake 3, в StarCraft, в Counter Strike, да во все.

В пубертатный период мы с Вовкой вошли влюбленные в кинозвезд, а Сашка – в Бритни Спирс.

Он не вылезал с ее официального сайта, где оставлял любовные признания. Сочинял он по-русски, потом переводил и отправлял готовый текст. Только зря он это делал на уроке физики. Его письмо попало к нашему классному Льву Мироновичу, который счел нужным продекламировать Сашкины откровения всему классу. Читал он с выражением, а под конец поднял красного потеющего Сашку со стула и подвел итоги:

– И дело не в теме вашего письма, Денисов, – сказал он под незатихающий гогот всего класса. – Любовь – светлое и заслуживающее уважения чувство. Дело в вашей вопиющей безграмотности! Сначала надо научиться писать грамотно, а потом за письма любовные браться.

Хорошо что он не знал того постыдного факта, что по Сашкиным рекомендациям обучаются русскому языку албанские школьники, с которыми он переписывался на каком-то форуме. «Дарагой друк»…

В школе очкастого Вовку Пахомова любили учителя и недолюбливали одноклассники. Его дразнили ботаником и считали выскочкой.

Толстого Сашку Денисова называли не иначе как пончиком.

К Сашке относились скорее равнодушно, Вовка же всегда вызывал антипатию. Маленький, взъерошенный, он всегда говорил правду в глаза, не юлил, не подсказывал и не давал списывать. В драке он был агрессивным, как бешеный хомячок: напрыгивал, молотил руками по воздуху. Но все заканчивалось, как только с него слетали очки. Он всегда видел плохо – что-то врожденное.

Сашка страдал одышкой и драться боялся, несмотря на большой рост и вес. Над ним издевались регулярно и безнаказанно: пинали под зад, прятали вещи, стирали мел с доски его зимней шапкой, закидывали ранец на дерево. Дети вообще жестоки, а Сашка к тому же никогда не вызывал сочувствия. У него была только мать, маленькая худенькая женщина, работавшая уборщицей в трех местах. У тети Раи никогда не хватало времени на сына: жив-здоров, и слава богу. Рос он быстро, причем не только ввысь. Штаны и рукава ему были коротки, а заплатки на коленках и локтях совсем не красили. Стригла тетя Рая сына сама и нечасто, так что в целом вид он имел неопрятный – форма не по размеру, сальные волосы, грязный воротник.