Ни понятие патриотического долга, ни пресловутая "почетная обязанность" не составляют предмет апологии образа жизни вследствие цинизма, рожденного в несоответствии декларативных уставных принципов реальному армейскому беспределу. Апология образа жизни проходит в архетипических областях мировосприятия, с разграничением "правильного", но ложного бытия и "неправильного", но истинного инобытия. Не тривиальность армейского быта и службы, не постоянные унижения, но общий метафизический контекст — вот главный пункт апологии образа жизни солдата, пронизывающий сознание каждого и наполняющий его мессианской идеей. Дембельский фольклор буквально насыщен патетическими изысками на мессианские темы, вроде этого: "Чтоб кто-то мог сейчас держать в руках цветы, мы взяли в руки автоматы".
Переживание собственной миссии наполняет душу дембеля метафизическим плачем. В фольклоре они моделируют слезоточивые ситуации, представляя, как девушки (причем, не их собственные, а девушки обобщенного образа) им изменяют с "закосившими от армии козлами", а они, в силу своего высокого мессианского предназначения, охраняют их мирный, и, что самое обидное, — совместный сон. И вот солдат в своем мессианстве остается один в экзистенциальном, пограничном состоянии: по ту сторону рубежей — внешние враги, по эту — недружелюбные "шакалы"-офицеры, "шлюхи" и "закосившие от армии козлы". Но и здесь, и там есть точки опоры истинного мира: мать-старушка, которая одна, и ждет солдата, и его верный автомат, "который никогда не изменяет". Это экзистенциальное напряжение снимается описанным выше трикстерским комплексом.
Сюжеты армейского и лагерного фольклора — воспевание свободы и оплакивание неволи на фоне исключительности своего удела. Искусство экстремальных групп — это и средство социальной идентичности, и средство удовлетворения предельно обостренной потребности в свободе. С точки зрения семиотики знаменитый вопрос вора пианисту "а "Мурку" можешь?" следует трактовать как, во-первых, — "идентично ли твое искусство нашим ценностям?", и, во вторых, — "принесет ли оно нам свободу понимания ситуации?".
Деятели искусства и прочие творческие личности в армии пользуются особым уважением. Все дело в общественной значимости самой сферы их компетенции. "Искусство воссоздает принципиально новый уровень действительности, который отличается от нее резким увеличением свободы. Свобода привносится в те сферы, которые в реальности ею не располагают. Безальтернативное получает альтернативу. Отсюда возрастание этических оценок в искусстве".[115]
Надо сказать, что, несмотря на примитивность эстетических средств самовыражения, которые целиком подчинены воспроизводству местных этических норм, настоящее искусство может своим воздействием расширять узкостатусный этический комплекс до масштабов общечеловеческого. Примеры редки, видимо, потому, что настоящее, живое гуманистическое искусство в армии скорее исключение, чем правило. Тем не менее, такие примеры имеются. Музыкальный критик и тележурналист Станислав Якушевич, служивший в Калининградской области в 1990-е годы, вспоминает:
Как призвался в декабре, меня сразу припахали участвовать в новогоднем концерте, и сказали выступить с каким-нибудь стихотворением, чтобы заполнить паузу. Ну, я, значит, прочитал "Письмо римскому другу" Бродского. Никто ничего не понял, но всем очень понравилось. На следующий день иду в столовую вместе с подразделением. А у нас там были так называемые сержантские столы, за которыми сидели сержанты, дембеля, и тому подобные персоны. Простому смертному сесть за тот стол — не дай бог. Ну, вот, меня, духа, они подзывают за свой стол, говорят: "Ну-ка, Якушевич, про что это в твоем вчерашнем стихотворении говорилось?". Я им популярно пересказал содержание, и оно поразило их еще больше. "Да-а-а, — протянул один из них, и говорит моему сержанту, — слушай, можно я ему свою рыбу отдам?" В тот день на обед давали рыбу…
(ПМА, Новосибирск, 1999 г.)
Символизм поистине библейский. Думаю, что и сам Бродский оценил бы этот жест человеколюбия, возбужденный его стихотворением.
Что же касается собственно армейского искусства, то оно полностью подчинено задаче эстетического оформления грядущей демобилизации, и любое действие в данном направлении следует понимать как ритуал. Экстремальные группы консолидированы и мобилизованы идеей дембеля точно так же, как традиционные общества — идеей загробного мира: и та и другая идеи ориентируют личность на переход в трансцендентное качество и оформляются в инверсии знаков бытия и инобытия.
"Якоря культуры" в культурном вакууме
Письма и переписка
Главным фактором сохранения человека как существа культурного представляется контакт с его культурной средой. Полноценный информационный обмен есть главный якорь культуры.[116]
Человек, как известно, существо информационное, в том смысле, что он реализует свою специфически человеческую сущность в информационном полисемантическом поле деятельности. В возрасте 16–20 лет, с момента окончания школы и до определения сфер дальнейшей самореализации, человек формулирует и примеряет на себя целый ряд социальных, культурных, профессиональных контекстов. Тем самым он устанавливает двустороннюю связь с миром, определяет приоритеты и принципы своего существования в мире, выбирает язык, на котором он будет говорить с миром, утверждается в системах ценностей, определяющих особенности его индивидуального отношения с миром. Он уже усвоил весь объем культурно-значимой информации и хотя еще не участвует в культуре как ее активный (креативный) субъект, но уже находится на крутом подъеме своей информационной активности. И в этот момент человек уходит в армию, где сталкивается с проблемой сохранения себя как микромодели собственной культуры, где проверяется его способность сохранить свои этические и эстетические приоритеты, сформировавшиеся в его первичном социуме: в семье, в школе, во дворе. На время культурной изоляции их помогают ему сохранить ниточки информационных связей с другими носителями "его" культуры.
Основной якорь родного культурного контекста — солдатская переписка. Письма создают виртуальное пространство, где личность солдата находит убежище, спасаясь от обезличивающей агрессивной среды насилия, специально организованного для ее подавления. В этом информационном поле личность сохраняет свою целостность и свои ценности, и это сберегает ее от распада. Вместе с тем первая задача человека в экстремальной группе — физическое выживание в пространстве, уплотненном до его телесной оболочки, во времени, разряженном до диффузии бытийного смысла.
Письма — та культурная эйкумена, которая, как кислород в скафандре, обеспечивает микроклимат информационной жизни в опасной для этой жизни среде. Таково значение переписки бывших одноклассников, попавших в армию. Разбросанные по всей стране, они своими письмами создают информационную сеть, пространственно охватывающую все государство, но воспроизводящую временной континуум, экстраполируя прежние школьные привязанности и ценности в их настоящее. Посредством переписки они поддерживают ту самую, свою собственную информационно-эмоциональную среду, в которой они выросли и сформировались.
В письмах друзей, разбросанных по разным частям, войскам и гарнизонам страны и зарубежных военных баз, есть все — от практических советов и обмена опытом выживания в экстремальных группах до эмоциональной поддержки.
[Из солдатских писем]
<…> Как только тебя привезут к месту службы, постарайся чиркнуть пару строчек, если что, поделюсь "опытом". Я ведь теперь как-никак "стажер" СА (0,5 года), а до дембеля осталось совсем немного, 497 дней и ночей. Скоро к нам в часть приедут "молодые", интересно на них будет смотреть, вспомню себя, хотя вроде бы прошло всего 4 месяца службы, но я уже как-то потерял ощущение времени.
<…> Напиши, получаешь ли ты письма от Дьякова, если да, то пришли адрес. Недавно у меня было радостное событие: ко мне за 3,5 тысячи километров приехал батя. Эти 2 дня, которые мы с ним прожили на снятой им частной квартире, я вспоминаю как прекрасный сон, а первые дни после встречи у меня было такое впечатление, как будто я дома побывал. В остальном служба — сплошь однообразие. Вот пока и все. Жду с нетерпением ответа. Счастливого пути, связист! Сашка.
(Из архива автора. Переписка с А.А. Домановым)
<…> Как ты там тащишь службу в своей учебке восточного образца? Наверное, уже начал смиряться со своей участью "сверхсекретного" воина-связиста? Как я понял из твоего письма, ты распробовал "прелести" службы и уже отличился. <…> Как ты справил свой армейский Новый Год? Наверное у тебя тоже этот прекрасный праздник оставил мрачные впечатления? Как у вас с довольствием? Наверное не хватает? Ничего, это только первое время, через месяц-другой привыкнешь. С физподготовкой, наверное, глухо, как у нас (кроме зарядки, естественно).