Читать интересную книгу Когда она была плохой - Рон Фауст

Я стал тренироваться, поначалу делая все более продолжительные прогулки, затем бегать трусцой, играть в теннис, плавать. Самочувствие было хорошее.

В конце марта Мари Элиз Шардон была наконец выпущена под залог в три с половиной миллиона долларов. В тот же день финансовая инспекция заявила о своем намерении возбудить против нее дело об уклонении от уплаты налогов. Налоги и штрафы в общей сложности составили семь миллионов четыреста пятьдесят тысяч долларов.

— Мне очень жаль ее, — сказала Габриэль по телефону за день до своего прилета во Флориду. — А тебе?

— Да, конечно, Габи, — сказал я. — Немножко. Но не очень. Она сделала много гадостей.

— Но ведь и ты тоже.

— Это верно.

— Мы возьмем с собой Блая в наше путешествие?

— Конечно. Зачислим его как помощника капитана.

— Знаешь, Дэн, я прямо-таки с нетерпением жду нашего круиза.

— Я думаю, мы отлично проведем время.

— А какой маршрут?

— А у нас не будет точного маршрута. Первым портом будет Нассау. Мы побудем там пару дней, оставим некоторое количество баксов в казино, накупим ненужных безделушек… Затем мы покрутимся вокруг островов. Можем бросить якорь там, где захотим. Будем плавать, ловить на обед омаров, искать затонувшие сокровища… Сплаваем на Виргинские острова. А оттуда — кто знает? Ткни пальцем в карту.

— Сгораю от нетерпения.

Глава сорок восьмая

Через два часа после того, как мы вышли из бухты Нассау, она появилась из укрытия. Я смотрел, как она поднималась по сходному трапу, держа в руке сложенное махровое полотенце. Была она бледной и похудевшей, но в общем выглядела неплохо. На ней были белые шорты, бело-голубая тенниска, под которой не было лифчика. Босиком. Волосы коротко подстрижены.

— Убежала, после того как выпустили на поруки? — сказал я.

— Ты всегда был такой сообразительный, Дэн, — ответила она, естественно, стараясь вложить в эти слова как можно больше иронии.

Габриэль, которая загорала на палубе, села и уставилась на нас. На лице ее играла улыбка.

— Старый испытанный прием — спрятаться на полубаке, да?

— У тебя он сработал.

Она села напротив меня. Нас разделял румпель. Ее правую руку скрывали складки полотенца.

— У меня мелькала мысль, что такое возможно, — сказал я. — Я даже хотел обыскать полубак.

— Почему же не сделал этого?

— Не знаю.

— Не злись на Габи.

— Почему?

— Потому что она помогала мне.

— Но, помогая тебе, она вредила мне.

Было замечательное утро, ясное и голубое, пока что довольно прохладное, но обещающее жаркий день. Пахло ржавчиной и почему-то свежевыпеченным хлебом. Там и сям на горизонте виднелись суда.

— Как тебе удалось это проделать?

— Я доехала автобусом до Сан-Исадро, перешла границу и оказалась в Тихуане. Там у меня еще остались друзья. Они переправили меня на Гаити, а оттуда я добралась до Нассау.

— Должно быть, этот путь был недешев.

— Конечно.

— Ну что ж, черт возьми. Добро пожаловать на борт.

— Дэн, я не собираюсь возвращаться за решетку. Никогда, никогда, никогда. Я останусь свободной или умру. Ты ведь знаешь, что это значит?

— Тебе не потребуется то, что находится в полотенце.

— Как я могу доверять тебе после того, что ты сделал? Боже, можешь ли ты представить, что я пережила в море? После моей одиссеи на плоту и крушения «Буревестника»? Ты можешь представить себе мой ужас, Дэн? Можешь вообразить, что я чувствовала в море, когда болталась в нем голая и одинокая?

— Я искал тебя.

— Я знаю. Я видела, что ты ищешь. Но ты не нашел.

— У тебя был спасательный крут, — заметил я. — И кто-то нашел тебя.

— Через шесть или семь часов… Да, мне повезло, меня спасли. Но, Дэн, сделать такое… бросить в море…

— Ты смеешь обвинять меня в совершении убийства. Но ты… ты отравила меня, ты оставила меня среди океана на куче песка, ты стреляла в меня, ты наняла человека, чтобы он убил меня… по-твоему, это очень гуманно?

Габриэль поднялась и направилась в кокпит. Она была поразительно похожа на Шанталь девятнадцатилетней давности — в эффектном бикини, загорелая, со спутанными ветром волосами и загадочной улыбкой. Видя их рядом, было от чего прийти в смятение.

— Все счастливые семьи похожи друг на друга, — сказала Габриэль. — Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, — и спустилась по трапу в каюту.

Шанталь уставилась на меня, удивленно подняв брови.

— Она читает Толстого, — объяснил я.

— Она эрудированна, — сказала Шанталь, — но не слишком разумна.

— Вполне разумна…

— С твоей точки зрения… Но разве ты способен чувствовать?

— Почему же? Даже бываю сентиментальным. В результате остаюсь в дураках.

— И ведешь себя глупо.

— Наверно.

— Сентиментальность — это глупость. Она обманывает ум. Чувствуешь себя вроде бы хорошо, но ведь это и есть самообман.

— Ты себя и в самом деле чувствуешь хорошо, но затем приходит расплата.

— Сентиментальные дураки строят свои фантазии, рассчитывая на других. Например, ты на Габриэль. Бог мой! — Она засмеялась. — Ты хотел быть отцом… Хотел иметь дочь… Хотел любить… Хотел быть любимым… Но ты никогда по-настоящему не посмотрел на нее! Никогда не видел ее, разве не так, Дэн? Или ты видел лишь то, что хотел видеть, что подсказывала тебе твоя сентиментальная натура.

Габриэль отозвалась снизу.

— Я слышу, что вы говорите обо мне.

— Что ты собираешься делать? — спросил я.

Шанталь развернула полотенце. В нем ничего не было.

— Позавтракать, — сказала она.

Габриэль вышла на палубу с тарелкой сандвичей и миской редиса, лука и слив, затем сходила за пивом. Мы расположились в кокпите и принялись за еду. Женщины ели жадно; у меня не было аппетита.

— Правда, здорово? — нарушила молчание Габриэль.

— Правда, — ответила Шанталь.

— Я думаю, что это было бы хорошим названием для рассказа — «Конские широты». Хотя я и не знаю, что это такое.

— Спроси у своего отчима, дорогая, — сухо сказала Шанталь.

Я объяснил Габриэль, что «конские широты» это район моря, которого не достигают пассаты, место, где тихо и спокойно. Морские течения обходят это спокойное место — и Гольфстрим, и Северо-Атлантическое, и Антильское, и Экваториальное течения. Конские широты иногда называют Саргассовым морем из-за большого количества саргассовых водорослей. Когда-то давно парусные суда, попадая сюда, должны были неделями дожидаться ветра и находиться в дрейфе. Запасы пищи истощались, и груз в виде отощавших лошадей выбрасывался за борт. Другие суда, оказавшиеся в этих водах, наталкивались на плавающих между водорослями лошадей. Отсюда и название — «конские широты».

— Где находится Саргассово море — «конские широты»? — спросила Габриэль.

— Надо взглянуть на карту. Это в Атлантическом океане, к юго-западу отсюда.

— Далеко?

— Не знаю точно. Миль восемьсот, а то и тысяча.

— Мне бы хотелось отправиться туда. Мы могли бы?

— Специально никто не плавает в район Саргассова моря, Габриэль, кроме морских биологов, но они используют для этого мощные суда. Ни один моряк на паруснике не захочет попасть в район штиля.

— Но почему? Похоже, это замечательное место. Давай отправимся туда, Дэн, а?

— Поговори со своей тетушкой, — сказал я.

— Тетушку не интересует этот разговор, — сказала Шанталь.

— Но «конские широты» — отличное название для рассказа, правда, Дэн?

— Наверно. А что за рассказ?

— Я придумаю. Скажем, найден труп мужчины среди водорослей и лошадей. И тут я расскажу его историю.

— Габриэль, я твой отец?

— Не знаю.

— Спроси меня, Дэн, — сказала Шанталь.

— Спрашиваю.

— Отвечаю: нет. Все именно так, как я описала тебе в письме. Помнишь? Габи — моя племянница, дочь моей младшей сестры.

— Габриэль? — спросил я.

— Я знаю только то, что мне говорят, — ответила она. — Я не присутствовала при собственном зачатии.

— А анализ ДНК?

— Дэн, — сказала Шанталь, — Бога ради…

— Это было сфабриковано? Габриэль?

Она кивнула.

Это была идея Мари.

— Да, это была моя идея. Боже, Дэн, ты такой тупой. Нам требовался лишь лабораторный бланк, машинка и почтовый ящик.

— Стало быть, я исчезну — и Габриэль унаследует мое состояние. Я уверен, Габи, ты знаешь о моем завещании. Сыщики Стиверсона наверняка сообщили тебе об этом.

— Ты сам мне сказал о нем. В больнице. Помнишь?

— Да. Когда меня оперировали.

Шанталь наклонилась и поцеловала меня в угол рта.

— Малыш, мы нуждаемся в тебе. Мы любим тебя. Правда, Габи?

— Да-да, мы действительно любим. Я люблю тебя, Дэн. Не могу представить себе, кого вместо тебя я хотела бы видеть своим отцом.