Пока все это совершалось, Маргарита де Гено, супруга Иоанна Бесстрашного, переодетая в мужское платье, пробралась в отель де Брегень в ту самую минуту, как Мариета д' Ангиен в таком же мужском костюме выходила оттуда, чтобы у короля шутов разыскать своего сына. Но за ним уже приходил Рауль д'Актонвиль, чтобы указать ему вернейший путь освободить мать свою из рук герцога Орлеанского.
Идя по направлению к отелю д'Артуа (дворец герцога Бургундского), они повстречали брата Саше, продолжающего свой уличный сбор. Ришар подошел к нему, как к лицу духовному, и попросил у него благословения на совершение дела, завещанного ему отцом.
Жан Малый ограничился только словами: Fiat voluntas Dei, но с таким страшным выражением, что Ришар содрогнулся от ужаса.
Бедный мальчик точно окаменел. Рауль д'Актонвиль увел его и минуту спустя, в доме, близ ворот Барбет, перед отелем маршала д'Эвре и по близости от отеля д'Артуа, Евстафий Малье, водонос, которого мы видели на лобном месте, и Ришар Карпален сидели за столом, лицом к лицу, как тогда, и делились друг с другом своими тогдашними ощущениями и своей ненавистью.
Что же делал герцог Орлеанский в своем замке де Боте. Он был под обаянием прекрасной андалузианки, которую Гонен прислал ему с целой свитой других фиглярок.
Рита отличалась тем сложным типом, в котором заметно слияние мавританской крови с кровью старой Испании. Немного орлиный нос, тонкие губы, густые брови дугой, голубые блестящие глаза, осененные длинными, шелковистыми ресницами, матовый цвет лица, изредка слегка розоватый. Маленькая и миниатюрная, она отличалась необыкновенной гибкостью. Когда она плясала свой национальный танец, она была восхитительна с черной распущенной косой, доходившей до колен и роскошной шеей, на которой, как у древней Мессалины, была надета только простая золотая лента. Вокруг нее безумно кружились вакханки, набранные королем шутов на дворе Чудес, по ремеслу уличные танцовщицы с кастаньетами; пока молодые – они танцевали, а под старость занимались гаданьем.
Людовик совершенно забылся в этом подготовленном упоении, не думая ни о чем. Государство, брата, врага своего – он всё забыл.
Надо было, однако, подумать об отъезде. Когда сенешал увидел, что наступила минута пресыщения, он сказал Жакобу:
– Ну, милый паж, вели оседлать герцогского мула. Лошадиная рысь не так спокойна. А мул идет ровно и правильно.
Жакоб тотчас распорядился. Герцог лениво сел на мула и поехал потихоньку, за ним на лошади ехал паж.
Пока они продвигались к Венсенскому лесу, Карл VI совершил крайне решительный поступок. Расхаживая по отелю, он добрел до апартаментов королевы и, войдя к ней, застал Буабурдона у ее ног. Несчастного поклонника, по приказанию короля, немедленно схватили, зашили в мешок и бросили в Сену, что же касается Изабеллы, то ее тоже арестовали и отвезли в замок Амбуаз, где она должна была содержаться как преступница, в ожидании приговора, или к смертной казни, или к пожизненному заключению в монастырь.
Король в данном случае выказал решительность, приводившую всех в изумление.
Каждый спрашивал другого – вернулся ли разум к нему окончательно, или же ему грозит опять потрясение.
– Я думаю что так! – говорил сам себе Бургундский.
Вдруг с улицы послышались какие-то крики, заставившие Карла VI вздрогнуть.
– Что там такое? – спросил он. Савуази, выскочивший на балкон, закричал оттуда:
– Герцог Орлеанский!
Он не смел докончить.
– Ну, что же такое? – Что с моим братом?
– Увы, государь, – он убит!
– Убит! – повторил король, опускаясь в кресло, вокруг которого столпились все сеньоры, кроме герцога Бургундского, который воспользовался общим смятением, чтобы исчезнуть.
– Рауль д'Актонвиль исполнил все с точностью, – говорил он сам себе. – А теперь остается только выжидать. Король не поправится… и предо мной останется только преступная женщина, которую парламент уж, конечно, не пощадит.
Затем, Иоанн Бесстрашный вышел через потайную дверь, быстро достиг своего отеля, выбрал лучшего скакуна и, в сопровождении нескольких преданных слуг, поскакал по дороге к Сен-Максану, велел изрубить за собой мосты и остановился в Реймсе, откуда решился наблюдать за дальнейшим.
Едва он выбрался из отеля Сен-Поль, как показались носилки. На носилках лежал умирающий герцог Орлеанский. Его не только ударили кинжалом, но еще и отрубили правую руку. Своей левой рукой он прижимал к груди тело убитого Жакоба.
Рауль д'Актонвиль догнал своего господина, увезя с собой отрубленную руку, которую бросил к ногам герцога со словами:
«Рукой от страсти неумелой
Я косу ей расплел несмело
И пояс развязал златой».
Когда носилки внесены были в залу, где находился король, при первом известии об убийстве упавший в обморок, то он все еще был без чувств.
Огромная толпа народа сопровождала носилки, где лежали мертвый и умирающий. Сзади всех шли Жан Малый и Гонен.
За ними следовал Рибле, таща за ворот Ришара Карпалена, который искал глазами герцога Бургундского, чтобы найти у него защиту.
– Вот один из убийц! – сказал Рибле. Герцог Орлеанский поднял в последний раз глаза на убийцу и прошептал:
– Мой сын! Сын Мариеты д'Ангиен, а вот этот бедный мальчик (он сделал усилие, чтобы поцеловать в губы Жакоба) тоже мой сын, сын Колины Демер. Ришар, ты убил своего отца и брата.
Затем голова герцога поникла: он умер.
– Это правда? – спросил растерянный Ришар.
– Правда, – отвечал Гонен.
– Правда! – прибавил Жан Малый.
– О, я несчастный! – крикнул Ришар.
Он быстро вырвался из рук Рибле, побежал к балкону и одним скачком очутился на нем.
Послышался глухой стук: Ришар ринулся оттуда и упал на свою мать, возвращавшуюся из театра Гонена. Оба были мертвы.
Тогда Жан Малый схватил за руку Гонена и потащил его в угол залы. Здесь он поднял свой капюшон.
– Узнаешь ли ты меня теперь? – спросил он. Свирепая радость светилась на этом страшном лице, которое Гонен сразу узнал.
– Обер де Фламен! – прошептал он, пораженный.
– В монашестве Жан Малый.
Король очнулся только поздно ночью. Он сохранил достаточно сознания, чтобы приказать арестовать герцога Бургундского, которого уже не нашли.
Впоследствии, благодаря сумасшествию короля, возвращению убийцы и Изабеллы Баварской, – благодаря апологиям убийства в устах Жана Малого, смерть Орлеанского стала считаться как бы подвигом добродетели!
Маргарита Гено удалилась в свое Бургундское герцогство, где суровый супруг ее, считавший ее оклеветанной, оставил ее в покое. Жан Малый остался в летописях истории как грозный оратор.