каково это – стать посмешищем для всей школы. Я еще не знала, как именно, но очень хотела его наказать.
Я бы посмеялся, если бы она не выглядела так подавленно. Меня веселит мысль о благородной Айви Стерлинг-Шепард, плетущей интриги против засранца брата, хотя я плохо представляю, с чего она решила, что у нее что-то получится. Дэниел слишком высокого о себе мнения, чтобы переживать о том, что думают о нем другие.
– И что ты решила? – спрашиваю я.
– В этом и беда. Я ждала нужного момента, но он никак не наступал, пока однажды… Я должна была забрать его со дня рождения Патрика Девитта в июне прошлого года. Отмечали в «Запасном шаре».
Мне становится не по себе. Не потому, что это наш бывший боулинг-центр, а потому, что это та самая вечеринка. После которой все и закрутилось.
– Да?
– Да. – Айви густо краснеет. – Дэниел написал сообщение, чтобы я забрала его пораньше, потому что ему стало скучно. А когда я приехала, он решил, что уже не хочет уезжать. Парни начали вытворять какие-то трюки, снимать друг друга и постить видео в «Инстаграме»[4]. Дэниел раздулся от гордости, потому что то и дело выбивал страйки – то с закрытыми глазами, то спиной вперед, то на одной ноге. Он отправлял меня обратно домой, но я подумала: а какой смысл? Через час все равно придется возвращаться. Так что я осталась и, злая, начала наводить порядок в пакетах с покупками для мамы… Тут мне пришла в голову идея.
Я ничего не хочу знать. Я уверен каждой клеточкой своего тела, что даже слышать не хочу, что́ это была за идея.
– Парни устроили настоящее представление. И я подумала… я решила, будет справедливо, если я выставлю Дэниела дураком у всех на глазах. Я как раз купила для мамы молочко для тела. И когда очередь дошла до Дэниела, я… – Айви буквально трясет, словно ее включили в розетку и установили переключатель на максимум. – Я вылила его на дорожку. Чтобы Дэниел упал на задницу, как только выйдет. Вот только…
– Черт возьми, Айви! – встревает в разговор Кэл, и я этому только рад, потому что не могу вымолвить ни слова. – Вот только вышел не он, а Патрик Девитт.
О да, вышел Патрик Девитт. Он упал прямо на систему возврата шаров и вывихнул плечо. И все это выложили в «Инстаграм» парни из команды по лакроссу, что было только на руку родителям Патрика, когда они решили засудить мою маму. Меня охватывает слепая ярость, и я всеми силами сдерживаюсь, чтобы не высадить Кэлу окно.
Айви теперь рыдает во весь голос, но мне все равно. Слезы могут быть живительны, но она этого не заслуживает. Из-за того, что она натворила, страдают, причем сильно страдают, другие, а не она.
– Выходит, несчастный случай с Патриком подстроила ты, – говорю я громким безжизненным голосом. – И вместо того, чтобы рассказать об этом, ты допустила, чтобы мою маму судили за халатность.
– Я не знала! – со слезами кричит Айви. – То есть я знала насчет Патрика, конечно, знала, но все говорили, что он поправится. Я ничего не знала про суд. Когда все это случилось, мы с мамой уехали из страны и никакие новости не обсуждали. – Хотя она по-прежнему трясется, как перепуганный кролик, мне плевать. Видеть ее не могу. И я ее еще поцеловал. – Я пыталась… Когда поняла, что произошло, – продолжает она, – я пыталась все исправить, попросив папу предложить твоей маме работу…
– Предложил ей работу? Вместо той, которой ты ее лишила? – Я уже кричу, моему голосу слишком тесно в маленькой машине. Хорошо, что за рулем не я, иначе мы бы давно расшиблись в лепешку. Я врезался бы в ближайшее препятствие, погребая признание Айви под тоннами стекла, металла и искореженными телами. Я настолько зол, что эта мысль не кажется мне жестокой. – Моя мама создала это место с нуля, Айви. Оно было для нее целой жизнью. Для всех нас. А теперь у нас с Отем пять мест работы на двоих, мама не в состоянии двигаться, а ты весь день ведешь себя так, будто тебя это вообще не касается. Только: о, какой ужас, как же вам не повезло, ребята!..
Айви с ожесточением утирает слезы со щек.
– Я не хотела… Мне было очень стыдно. Вот почему я сказала, хотя…
– Хотя что? Хотя из-за тебя моя сестра стала наркодилером?
Лицо Айви перекашивает, словно от боли, и где-то в глубине моего объятого яростью разума я понимаю, что зашел слишком далеко. Однако могу думать сейчас лишь о выражении маминого лица, когда она узнала, что Девитты подали на нее в суд.
– Дорожка была слишком густо навощена, – удивленно сказала она, тяжело падая на стул. Колени уже начали ее беспокоить; пока мы еще не знали, что это превратится в настоящую проблему. – И, к сожалению, они правы. Я только не понимаю почему. Я сделала все как обычно. Не знаю, что случилось.
Плечо Патрика быстро зажило, а Девитты оказались паникерами и придурками с тараканами: «Очень важно наказывать безответственных бизнесменов». Ма, считая себя виноватой, не стала бороться и в результате потеряла все.
А потом и моя двоюродная сестра оказалась в тупике и приняла худшее решение в своей жизни. Когда я думаю о том, что повлекла за собой глупость Айви, мне даже дышать трудно. Вся моя жизнь сложилась бы иначе, если бы она не лезла в чужие дела и не доставала из проклятой сумки то молочко для тела.
Молочко для тела. Господи.
– Я заглажу свою вину… – причитает Айви.
– Неужели? И каким же образом? Построишь машину времени, вернешься на несколько месяцев назад и перестанешь быть идиоткой? – Я ожесточенно растираю лоб рукой. – Знаешь, что хуже всего, Айви? Не то, что ты разрушила жизнь моей мамы и боялась в этом признаться. А то, какая ты мелочная. Блестящий план, чтобы отомстить Дэниелу!.. А следовало бы хоть раз в жизни вытащить свою голову из задницы и не превращать обычную шутку в конец света.
В машине становится тихо. Часть меня, не снедаемая яростью, жалеет, что Кэл сейчас заложник в собственной машине. С другой стороны, если бы не Кэл, мы бы не оказались здесь, потому к черту чувство жалости.
– Имей в виду, – наконец говорит Айви тихо, – я ненавижу себя не меньше, чем ты меня.
– Это невозможно, – цежу я сквозь зубы. – Если ты вдруг не поняла, Айви, я не хочу иметь с тобой ничего общего. Ты жалкая. Я больше никогда в жизни не хочу тебя ни видеть, ни слышать.
Она опускает голову.
– Да нет, я поняла.
Больше говорить не о чем. Я и забыл, зачем