как проститутку, но почему-то не воспользовались. Вы могли меня трахнуть в лесу, и давайте не будет выделываться, я была бы не так уж и против, ну разве что поначалу. Да и сейчас тоже непонятно, что меня стоит завалить на эту самую койку? Да даже в качестве наказания, а потом вышвырнуть из квартиры? Но самое главное… тесто.
— А с тестом что не так?!
— Ну какой мужчина умеет делать тесто, если он не повар?! Вы врач, вам некогда готовить. Гороховый суп тоже вы варили?
— Мама. Его варила мне моя мама, — еле сдерживая смех, медленно проговариваю по слогам. — Она частенько заглядывает ко мне в воскресенье и затаривает едой на несколько дней вперед. И я не умею готовить выпечку, так же, как и ты. Но один рецепт самого простецкого теста я в состоянии запомнить и воспроизвести.
— А почему вы не женаты?
— Высокие запросы?
— Да прям. Вы предлагаете отношения мне. Мне. Какие тут к черту запросы?
— То есть ты осознаешь, что ты личность… с изюминкой?
— Нет во мне никакой изюминки, я просто не всем по зубам. Черт, — топает ногой, сжимая руки в кулак. — Все не так!
— Что не так?
— Все! Вы как темная лошадка, совершенно не могу вас понять и разгадать.
— Так и я тебя.
— Ой, все.
— Ты ноги мыть будешь?
— Я их уже помыла. И в ванной все прошерстила.
— А зачем ты мне в этом признаешься? — приобнимая ее за плечо, по-доброму интересуюсь я.
— Потому что мне нет смысла вам врать. Надо воду выключить, простите, что ее оставила, — срывается в бег, на ходу бросая: — Я думала, что быстрее полки просмотрю, но отвлеклась на фото в паспорте и на месте прописки. Это не ваша квартира, Сергей Александрович, — слышу издалека и вот уже топот босых ног по паркету.
Усаживаюсь на диван и беру бокал с вином. Полина подходит, присаживается рядом со мной, тянется за бокалом и действительно подгибает ноги.
— А прописаны вы в таком месте, в котором обычные смертные не живут, — с улыбкой произносит она. — Я знаю этот район и даже эту улицу. Стоимость самого дешевого дома… короче, очень много этих квартир.
— Эта квартира деда. Он отдал ее мне уже давно, живет далеко, в город не приезжает. Деревенский житель. А прописка… у меня богатый отчим, воспитывал меня, если так можно сказать, с пятнадцати лет.
— Как интересно…, — многозначительно шепчет Полина, допивая вино. — Козел, наверное, раз богатый? Вас, наверняка, не любил, да? — так по-детски интересуется Полина, чем вызывает во мне откровенный смех.
— Чужих детей сложно любить, тем более в таком возрасте. И нет, не козел. По крайней мере по отношению ко мне он был просто равнодушен. А вот в моей маме души не чает и по сей день. Сестру, правда, разбалованной растит. Даже страшно представить какой она вырастет.
— А сколько ей?
— Двенадцать, — в наглую подливаю Полине вино, мысленно молясь, чтобы градус уже взял по-настоящему.
— А папа настоящий бросил или…
— Умер, когда я еще в штаны писался, я его толком не помню.
— Понятно. Простите, что напомнила.
— Ну так что там с Макдональдсом? — быстро перевожу тему. — Я, знаешь ли, в детстве тоже грязными руками много чего жрал и с унитазом после дружил, но у меня никакой мании не развилось.
— У меня нет мании.
— Ты начинаешь меня раздражать, Полина. Я тебе мог только что от души набрехать, но я почему-то сказал все как есть, чего ты сейчас выпендриваешься?
— Я не выпендриваюсь. Просто отравление отравлению рознь. Вы может быть дружили с унитазом, а я с крестом.
— В смысле?
— В том смысле, что тогда я впервые молилась, чего отродясь не делала, хоть и крестик носила, потому что реально думала, что умру. Я тогда таких обещаний понадавала, молясь непонятно кому, что…, блин, да я даже не помню, что там говорила. Я же реально думала, что умру, — совершенно серьезно произносит Полина, отпивая вино.
— И что, любимый папа хирург ничего не мог сделать? Что это за суперинфекция такая?
— Откуда я знала тогда, что там было. Я хоть и была умной, но медициной интересовалась только для галочки, слушала с детства папины рассказы, но в реале… не слушала. И в клинике у него была, но каюсь, это было моим развлечением. Ничего серьезного. Мои познания в области отравления заканчивались активированным углем и регидратацией. Хотя такого слова я тогда и не знала. А папа… ну их же не было с мамой дома. Они были на море. Да и не могла я позвонить и сказать, что нажралась еды из Макдональдса. Я бы тогда в папиных глазах упала ниже плинтуса. Это сложно объяснить, но незадолго до отравления я немножко соврала и… ну как бы встала на папину сторону, что фаст-фуд — это зло. Неполезную еду можно есть только дома и приготовленную мамой. Мне тогда было очень жалко папу и хотелось во всем его поддержать, он столько сил вложил в мою сестру, а она взяла и… так нагадила.
— Наркотики?
— Какие к черту наркотики?! Она влюбилась и вышла замуж. Папа в нее столько сил вложил, она единственная, кто мог продолжить династию врачей, ибо старшая пошла в психологички, а Дима, ну сами знаете на кого. А вместо этого она взяла и все похерила, — если бы я услышал от кого-нибудь такую речь, я однозначно бы сказал, что это шутка, но Полина абсолютно серьезна, более того, у меня стойкое ощущение, что она сейчас расплачется. Она действительно верит в то, что говорит.
— Уж лучше было помереть, чем оказаться брехливой овцой. Но я выздоровела, и это все было знаком свыше.
— Каким к черту знаком? Мыть руки? Так от воздуха можно тоже инфекцию подхватить, что не только обосрешься, но и похлеще.
— Слишком узко мыслите, Сергей Александрович. Я как выкарабкалась, то поняла, что я хочу не только порадовать и поддержать папу, но и зависеть не от молитв, если что-то случится, а от себя.