Читать интересную книгу Тельняшка математика - Игорь Дуэль

Тут один из врагов Василия рухнул на землю, повергнутый ударом мощного кулака. А второй, увидав, как быстро изменилось соотношение сил на поле боя, поспешно ретировался.

Я, приняв на себя роль главаря, дал подняться поверженному Василием противнику и спросил в традициях благородных разбойников:

– Добавить? Или уже поумнел?

– Поумнел, – пролепетал тот униженно.

– Тогда дуй отсюда во всю прыть. И скажи спасибо, что я сегодня добрый.

Повторять приказания не пришлось.

Мы и сами поспешили покинуть ристалище. Поселковые парни могли собрать большие силы и вернуться, чтобы отомстить за поражение.

Подобрали старпома, который сам никак не мог встать на ноги, и поволокли его вниз к причалу.

Убрались мы вовремя. Всего минут через десять после нашего возвращения на «омик» у штабеля бревен появилось солидное полчище. Ветер доносил до нас воинственные матерные крики. Парни гневно швыряли в воду камни. Но по берегу реки от штабеля до причала было метров двести, потому, естественно, эти вражеские снаряды ущерба нам не принесли. А продвинуться к судам ближе противник не решился, видимо, считая, что флотилия наша располагает большими людскими резервами и солидными средствами защиты.

Торжественного победного трепета я не испытал, хотя такая ситуация выпала мне впервые в жизни. На душе было противно – опять втянул меня старпом в грязную историю. А потом пришло в голову: если б накрыла милиция, могли бы погореть столь необходимые Ване и Василию характеристики.

Счастье мое, что старпом валялся в каюте пьяный и совершенно небоеспособный. Иначе вряд ли бы я смог себя удержать в тот вечер, тем паче и боевой пыл еще не вышел.

А утром Халин, Герка и я снова стояли на вахте в рубке. К этому времени разъяснились все обстоятельства вчерашней истории. Когда, подвыпив, Герка и старпом возвращались к пристани, на окраине поселка им попалась тоже подгулявшая пара. Мужики стояли в обнимку и клялись во взаимном уважении. Халин повторил свой угличский трюк: хлопнул перед их физиономиями в ладоши и дурашливо заорал: «Комарика убил!» Началась потасовка. Но первую атаку наши отбили и пошли дальше. У штабеля они услышали шум погони – их преследовало уже четверо. Герка заметил у переднего нож, и в его пьяной голове созрел хитрый план. Он решил добежать до судна, схватить свою финку и вернуться. Выполнил он программу только наполовину: до судна добежал, но в своей каюте, разыскивая финку, свалился и встать уже не смог. Так и проспал до утра. Рассказ Герки о его воинственных намерениях выглядел мало убедительно. Зато самый факт, что он, бросив друга, удрал, представал во всей своей наготе и вызвал приступ самоуничижения в Геркиной обычно незамутненной печалью душе.

Стоя у реверса, он каялся перед старпомом. А тот, повернувшись к нам спиной, устроился, как обычно, у лобового стекла и рассматривал в бинокль берег. Потом старпом обернулся и милостиво сказал:

– Да ладно. Все нормально, по пьянке всякое бывает.

Его добродушно-снисходительный тон, его прощающая улыбка привели меня в ярость.

– Мразь! – крикнул я старпому. – Какая же ты мразь!

Он снова схватился за бинокль. А я выдал ему в напрягшийся затылок и про грабеж Герки, и про паскудную его жизнь, и про заразу, которая от него идет. Старпом не отрывался от бинокля, Герка несколько раз пытался встрять, но я цыкнул на него:

– Молчи, тряпка!

Когда я, наконец, замолчал, старпом оторвал от глаз бинокль и повернулся ко мне.

– Держись по створам, – сказал он тихо.

Я понял это в переносном смысле.

– Что? – грозно выдохнул я.

Он, не повышая голоса, объяснил:

– Ты створы проглядел, с фарватера сейчас уйдем. – И показал рукой в сторону берега.

– Виноват! – гаркнул я, быстро выправляя судно.

Старпом подошел сзади к Герке, положил руку на плечо:

– Погуляй-ка малость. Я сам у реверса постою.

Герка тут же шмыгнул в дверь.

– Я понимаю, – сказал Халин, когда мы остались одни, – ты на все теперь имеешь право. И орать тоже. Еще бы: от ножа меня спас. Я тебя должен благодарить, в ногах валяться. Всякий скажет. Только мне помощь твоя поперек горла. Мне, может, лучше б под нож, чем жить с этим долгом. Был бы кто другой на твоем месте – иной табак. Я ведь парень гордый, в должниках ходить не привык. С другим я бы быстро рассчитался. Сказал бы ему: вот тебе моя благодарность, друг: месяц тебя пою и десять баб готовенькими выставляю, а большего, извини, шкура моя не стоит. И были бы квиты. А что мне с тобой делать? Тебе ведь и предлагать это глупо.

– Слава богу, понял.

– Понял. Что ж я чурка с глазами? Да мне от этого не легче. Мне только тошнее на тебя смотреть – должником-то. В сто раз тошнее!

– Какой же выход?

– А нет его, в том-то и беда!

– Могу предложить.

– Ну?

– Оставь в покое Герку – и квиты.

Он разочарованно махнул рукой.

– Умный парень, а хреновину порешь!

– Почему же?

– Да ведь он теперь ко мне только сильнее прилипнет. Буду гнать, как собачонка побежит. Думаешь, мне он нужен? Я ему нужен. Он – как баба влюбленная. Ей по роже въедешь, а она руки целует. Бабская у него натура, прилипчивая. А ты зря его будешь тянуть. Пустое дело!

Я молчал. В логичности ему трудно было отказать.

– Об одном тебя по-прежнему прошу – уходи на другое судно. Я бы сам ушел, да меня не всякий капитан возьмет. А тебя теперь с руками оторвут. Всему каравану известно, какой с нами герой идет.

– Почему это тебя так бесит?

– Неужели не ясно?

– Не совсем.

– Да потому что все мои понятия о жизни путаешь. По мне бы ты какой должен быть? Трусоватый, хилый, неумеха. Тогда бы все о’кей. А так все карты шиворот-навыворот. Шестерки королей бьют. Неразбериха сплошная.

В дверь просунулся Герка:

– Ну что, расхлебаи, можно вахтерить?

– Давай! – сказал старпом. – А то зарплату не за что будет получать.

Город Архангельск

Еще через два дня наш караван добрался до Архангельска.

Вечером накануне мы приткнулись где-то в пригородном поселке. А утром, часа за три покрыв последний участок пути, вошли в город. День был серенький, сыпался мелкий дождь, зависая в воздухе моросью. Сквозь нее мы глядели на бесконечные стены досок, шпал, сосновых четырехгранников и всяких других мокрых деревянных поделок, вытянувшихся вдоль берегов. По широченной реке двигались туда-сюда самые разные посудины всех мастей и размеров – от океанских громадин-лесовозов до юрких моторок с корытце величиной. Сновали здесь во множестве и собратья наших судов – «омики», «мошки» и другие речные трамваи. Река была, словно улица огромного города, хоть сажай на буйки регулировщиков.

О том, чтобы получить в Архангельске хоть какой-нибудь плохонький причал, нечего было и думать. Следуя за флагманом, мы проскочили город и вошли в одну из проток устья Двины, где на рейде толпились подошедшие раньше суда экспедиции. Было их здесь уже десятка два, не меньше. Раскрепленные на четырех якорях, стояли два огромных речных рефрижератора. Пришвартованные к ним, чуть покачивались пассажирские теплоходы.

Мы отыскали у одного из рефрижераторов свободный кусок борта, завели потуже два толстых конца с носа и с кормы. Вот и все! Речной перегон кончился. Теперь здесь мы должны ждать, пока на Северном морском пути разрядится ледовая обстановка. Ведь когда наши посудины ведут Арктикой, соблюдаются все мыслимые предосторожности. Речные теплоходы не рождены для моря, а для ледового плаванья тем более. И только невозможность иным способом доставлять к месту службы суда, построенные в европейской части Союза, а предназначенные для рек Сибири, заставляет гнать их полярными морями.

У речной части перегона и морской разные стратегии. По рекам лучше проскочить в половодье, до конца июня, а в море раньше конца июля – начала августа не высунешься. Вот и получается долгая стоянка.

Я рвался в город. То, что мы сразу встали на рейде, было совсем не с руки. В Архангельске на главпочтамте меня должны были ждать письма. И получить их очень хотелось. Пока шли, прежняя московская жизнь представлялась чем-то невообразимо далеким, будто не про себя вспоминаешь. Теперь же только одно было желание – узнать, что там, дома. И еще подспудно жила во мне надежда – станет из этих писем известно и про Наташу.

Словом, только мы закончили со швартовкой, я спросил капитана, можно ли мне в город и как туда добраться.

– А чего вам спешить? – улыбнулся Пожалостин. – Зарплату я только под конец дня получу – раздавать буду вечером.

Я сказал про письма.

– А-а! – протянул капитан. – Весточки от родных. Это хорошо. Только у вас ведь, небось, ни копейки?

– Ни копейки.

– Ладно. Могу выдать небольшую сумму. Но чтоб без разглашения.

Пожалостин объяснил, что теперь «мошки», которые с нами шли, будут работать как рейдовые катера – по очереди дежурить, доставлять людей в город и обратно. Сегодня дежурит Зыкин. Я могу пойти с ним.