К середине недели Роберт сам почувствовал себя плохо. Корабельный врач осмотрел его и поставил диагноз: тяжелая корь. Он сказал, что остаток поездки мальчику придется провести в изоляторе, двумя палубами ниже. Кеи ехали вторым классом, но мать решила тоже перейти вниз, в каюту сына.
Там было невыносимо скучно, но, по крайней мере, был иллюминатор, в который мальчик мог смотреть на море.
Капитан Тернер дал команду провести обычные утренние спасательные учения. Группа “отобранных” моряков забралась в одну из аварийных шлюпок, а пассажиры наблюдали за этим зрелищем. Один из свидетелей, Джордж Кесслер, “король шампанского”, подошел к командовавшему учениями моряку и сказал ему: “Команду учить – это ладно, но что же вы пассажиров не поучите?”140
Тот ответил: “Почему бы вам не сказать это капитану Тернеру, сэр?”
Кесслер твердо решил, что так и сделает.
U-20
Зрелище
Утром в четверг 6 мая U-20, медленно двигаясь вдоль юго-западного побережья Ирландии141, входила в воды, которые моряки называют проливом Святого Георга142. Хотя термин “пролив” означает узкое водное пространство, этот в самом широком месте простирается на 90 миль или около того, а между Карнсор-Пойнт на ирландском побережье и Сент-Девидс-Хед на валлийском сужается до 45 миль. На ирландской стороне был плавучий маяк, чтобы корабли могли обходить печально известную скалу Конинбег-Рок – название, в котором телеграфисты и радисты обычно делали ошибку, передавая его как “Конинберг”. За этим местом снова начиналось более широкое пространство, часть Ирландского моря, откуда до Ливерпуля было еще 250 морских миль к северо-востоку. Даже если бы Швигер шел на максимальной скорости – 15 узлов, ему понадобилось бы еще шестнадцать часов, чтобы добраться до зоны патрулирования.
Однако погода ему не благоприятствовала. Постоянный туман вынудил его всю ночь оставаться под водой. Незадолго до 8.00 он заметил небольшое прояснение и поднял судно на поверхность с помощью одних лишь подводных рулей. Морскую воду из балластных цистерн он не выпускал на случай, если придется экстренно погружаться. Субмарина продвигалась сквозь полосы густого тумана.
Впереди по правому борту показался пароход. Он шел без флага и без опознавательных знаков. Швигер приказал своим артиллеристам на палубе готовиться к атаке. Несмотря на плохую видимость, кто-то зоркий на борту парохода заметил субмарину. Корабль резко повернул и пошел прочь на всех парах.
Швигер погнался за ним, его артиллеристы палили по цели, один залп за другим. Два снаряда попали в пароход, но он продолжал идти. Войдя в полосу тумана, корабль скрылся из виду. Швигер продолжал его преследовать.
Снова прояснилось. Люди Швигера возобновили обстрел. U-20 делала 15 узлов; пароход, вероятно, лишь 8 или 10. Атака продолжалась почти два часа, при этом U-20 постепенно догоняла мишень, и наконец один снаряд попал в мостик парохода. Это оказалось убедительным средством. Пароход остановился, спустил шлюпки. Одна, как увидел Швигер, пошла ко дну, но остальные три отчалили, “нагруженные до предела”.
Швигер подошел поближе и выстрелил бронзовой торпедой по корпусу с расстояния 500 метров (55 ярдов). Торпеда взорвалась, как полагал Швигер, напротив машинного отделения. “Эффект незначительный”, – писал он. Корабль осел кормой, но ко дну не пошел.
Артиллеристы Швигера принялись обстреливать ватерлинию корабля, а он тем временем медленно подвел субмарину к его корме. Название было закрашено, но вблизи Швигер сумел прочесть: “Кандидейт”. В справочнике судов под таким названием значилось британское грузовое судно тоннажем около 5000 тонн; оно принадлежало ливерпульской судоходной компании “Харрисон”, имевшей обыкновение давать своим кораблям такие романтичные названия, как “Кандидат”, “Аудитор”, “Администратор” и “Электрик”.
Команда продолжала обстреливать корабль, пока его нос не поднялся высоко над водой и корма не начала тонуть. По записям Швигера, где указывалась широта и долгота места потопления, выходило, что произошло это в 20 милях к югу от Конинбегского плавучего маяка, примерно посередине самой узкой части пролива Святого Георга, в 10.30.
Спустя десять минут Швигер заметил на горизонте еще одну потенциальную мишень, на этот раз еще крупнее, шедшую курсом, который должен был пересечься с курсом U-20. В тумане корабль было плохо видно. Швигер скомандовал “полный вперед” и сменил курс, рассчитывая оказаться впереди корабля, в положении, откуда его можно будет торпедировать.
Большой пароход, вырвавшийся из тумана, шел быстро. Теперь Швигер увидел, что это пассажирский лайнер, около 14 000 тонн. Настоящая удача! Он дал приказ быстро погружаться и помчался на полной скорости, на какую только способны были его двигатели на батареях, 9 узлов, однако этого оказалось отнюдь не достаточно. Швигер понял, что при самом лучшем раскладе сумеет развернуть U-20 лишь так, что торпеда попадет в лайнер под углом в 20 градусов – слишком острым, а потому обреченным на неудачу. Он отменил атаку.
Хотя название корабля он в журнал не занес, это был “Арабик”, судно компании “Уайт стар”, владевшей “Титаником”.
Спустя час, незадолго до 13.00 Швигер заметил очередную мишень, впереди по правому борту.
Он подготовился к атаке. На сей раз он выбрал одну из торпед модели G6, поновее, и дал приказ установить ее глубину на 3 метра, или около 10 футов. Выстрел был сделан с расстояния 300 метров. Торпеда попала в корабль ниже передней мачты. Нос зарылся в воду, но корабль остался на плаву. Команда покинула судно в шлюпках. U-20 всплыла. Швигер определил, что это английское грузовое судно “Сентюрион”, около 6000 тонн, принадлежавшее той же компании, что владела кораблем, потопленным им ранее в тот день. Снова начал сгущаться туман. Швигер опасался, что “Сентюрион” не пойдет ко дну, и не хотел рисковать. Он выстрелил еще одной торпедой, “чтобы мишень затонула наверняка”. Она тоже взорвалась при ударе, и Швигер услышал характерное шипение воздуха, выходящего из корпуса по мере того, как он наполняется водой. Этот момент всегда радовал командиров субмарин. Капитан-лейтенант Форстнер описывал в своих мемуарах, как воздух “выходит с пронзительным свистом из всех отверстий, какие только есть, и звук этот напоминает паровую сирену. Что за дивное зрелище!” В этот момент пораженный корабль нередко испускал последний вздох: вода заполняла кочегарку, отчего происходил последний взрыв и в воздух поднималось облако черного дыма и сажи, которое командиры субмарин называли “черной душой”.
Швигер не стал дожидаться, пока корабль исчезнет под водой. Туман слишком сгустился. В 14.15 U-20 погрузилась и взяла курс в открытое море, чтобы отойти подальше и перезарядить батареи в безопасности, а также обдумать дальнейшие действия.
Швигеру предстояло принять решение. У него, как ни странно, кончалось горючее, а до места охоты у Ливерпуля оставался еще день пути.
“Лузитания”
Жизнь после смерти
В тот четверг после полудня Теодата Поуп с Эдвином Френдом сидели в своих шезлонгах, наслаждаясь прекрасной погодой и видом на голубые просторы. Хотя они не были любовниками, Теодата большую часть времени проводила в обществе Френда. Сидя на палубе, Френд читал ей вслух из книжки Анри Бергсона Matière et mémoire, или “Материя и память”, вышедшей в 1896 году. Речь в ней, по большому счету, шла о связи между разумом и телом. Бергсон, бывший президент Британского общества психических исследований, поддерживал теорию о том, что после смерти человека какая-то часть его остается жить.
Теодата тоже была членом этого общества, основанного в Лондоне в 1882 году, не чудаками или самозваными медиумами, но философами, писателями, учеными и журналистами, задавшимися целью привнести строгие научные принципы в исследование паранормальных явлений143. Среди членов общества были десятки известных деятелей науки и литературы, таких как Герберт Уэллс, Марк Твен, Уильям Джеймс и Оливер Лодж, крупный британский физик, который впоследствии, в сентябре 1915 года, потерял сына, погибшего на войне, и остаток жизни провел, пытаясь установить с ним потустороннюю связь. Время от времени Теодата помогала Лоджу и Джеймсу в изучении случая миссис Пайпер, знаменитого медиума. В ходе расследования Джеймс провел семьдесят пять сеансов. Явные способности медиума препятствовали его попыткам развенчать ее утверждения; дело дошло до того, что Джеймс начал сомневаться, а вдруг они и вправду подлинные. “Если хочешь опровергнуть закон, по которому все вороны черны, – писал он, – не следует пытаться показать, что черных среди них нет; достаточно доказать, что есть хотя бы одна белая ворона. У меня есть своя белая ворона – миссис Пайпер”144.