Отдав ключ от дома Лукасов Кену Шарпу и вернувшись домой, Джон узнал от Уолтера Нэша, что мерзкий запах в прачечной исчез так же неожиданно, как появился. «Я не стал разбирать сушилку, — сообщил Уолтер. — Что бы ни вызвало запах, это не разложившаяся крыса. Для меня это по-прежнему загадка, но я еще об этом подумаю».
За обедом Никки и дети выглядели подавленными, но Джон решил, что вечер портит его душевное состояние. Билли Лукас ушел, а с ним и надежда, что придет день, когда парнишка сможет ответить на его вопросы. Хуже того, его застали в доме Лукасов без веской на то причины, он признался, что боится за свою семью, которая тоже может стать жертвой безжалостного убийцы, и страх этот наверняка показался Кену Шарпу иррациональным. Джон не мог предсказать, как события этого дня отразятся на его способности защитить Никки и детей, но знал, что возможностей у него поубавится.
На следующее утро он вернулся к работе и расследованию дела Эдуарда Хартмана, школьного учителя, которого забили насмерть в его доме у озера. Лайонел Тимминс, его напарник по этому расследованию, два дня, которые Джон пробыл на больничном, проверял ниточки, за которые они могли ухватиться, и, смакуя кофе в пустующей комнате для допросов, рассказал о полученных результатах.
Чернокожий Тимминс был на четырнадцать лет старше Джона, на три дюйма ниже, на сорок фунтов тяжелее, а за широченный торс другие копы прозвали его Ходячим Шкафом. В свое время он женился, но так много уделял времени работе, что жена развелась с ним до того, как появились дети. С ним жили пожилая мать и две сестры, старые девы, и хотя он очень любил своих женщин, ни один человек со здоровым инстинктом выживания не посмел бы назвать Лайонела маменькиным сынком.
Джон и Лайонел во многом отличались друг от друга и только в одном были более схожи, чем два любых детектива отдела: к расследованию убийств они относились не как к работе, потому что видели в этом свое священное призвание. Шестнадцатилетнего Лайонела обвинили в жестоком убийстве женщины, некой Андреа Солано, во время ограбления. Штат судил его как взрослого, присяжные признали виновным, а судья приговорил к пожизненному заключению. Пока он сидел в тюрьме, умер его любимый отец. А после того, как Лайонел отбыл шесть лет в тюрьме строгого режима, настоящего грабителя-убийцу арестовали по другому делу и связали с убийством Солано по вещам, которые у него нашли. В конце концов тот сознался. Без этой улыбки удачи Лайонел так бы и умер в тюрьме. Освобожденный, со снятой судимостью, Лайонел пошел на службу в полицию и со временем стал детективом, преследуя две цели: первую — отправить всех убийц за решетку, на смертную казнь, если они того заслуживают; вторую — не допустить, по крайней мере по расследованиям, которые вел он, чтобы по обвинению в убийстве казнили невинного человека.
Отношения у них сложились самые добрые, но закадычными друзьями они не стали. Главным образом потому, что вместе они проводили гораздо меньше времени, чем другие пары детективов. Они работали в команде, но не ездили тандемом. Оба очень любили свою семью и дом, предпочитая его окружающему миру, но работать им нравилось в одиночку, каждый руководствовался своим неповторимым методом расследования и терпеть не мог отклонений от заведенного порядка, неизбежных, если машина одна на двоих. Обычно они разделяли ниточки, которые могли привести к преступнику, зачастую делая за день в два раза больше, чем при работе в паре, поддерживали друг друга, если возникала такая необходимость, сравнивали результаты в конце каждого дня и могли похвалиться самым высоким процентом раскрываемости преступлений во всем отделе.
Дело Хартмана должно было увлечь Джона: жертва — учитель, как и его убитые родители, но он не мог сосредоточиться на расследовании. Отвлекали мысли об убийстве семьи Лукасов и страх перед пятым октября, датой убийства следующей семьи, если речь действительно шла о повторении преступлений Олтона Тернера Блэквуда. Так уж вышло, что расследование убийства Хартмана Джон вел без души.
Через шесть дней после возвращения на работу его вызвали в кабинет Нельсона Берчарда, который руководил детективами. Кен Шарп подал рапорт, в котором сообщил о посещении Джоном больницы штата, незаконном пребывании в доме Лукасов и их разговоре в комнате Билли.
По части руководства Берчард культивировал образ старого мудрого дядюшки и редко повышал голос. В дисциплинарных вопросах мог выступить в роли суррогатного отца, понимающего коллеги и психотерапевта. Полный, насколько позволяли требования управления к физической форме сотрудников, седовласый, лицом он напоминал актеров, игравших в комедиях чуть чокнутых старичков, которые утверждали, что они Санта-Клаусы или ангелы, которым приходится зарабатывать на крылья.
Для того чтобы объяснить свои действия, Джону пришлось рассказать о случившемся с его семьей, когда ему было четырнадцать. Он увидел в глазах Нельсона Берчарда сочувствие, в котором не нуждался, пусть оно и казалось искренним. Но рассказ все равно давался ему нелегко.
И, конечно же, при всем сочувствии Берчард сразу понял, что такой ужас, пережитый в столь юном возрасте, мог вызвать психологические проблемы, особенно у тех, кто решил делать карьеру в отделе расследования убийств, проблемы, которые могли не давать о себе знать, а потом, образно говоря, расцвели бы пышным цветом, щедро вскормленные тревожными воспоминаниями о давней травме.
— Я понимаю твою озабоченность тем, что Билли имитировал Блэквуда. Но он сдался полиции. Если бы собирался убивать и дальше, не сделал бы этого, — Берчард наклонился вперед. Они сидели в двух креслах, стоявших в углу его кабинета. — Ты действительно опасался, что он может сбежать из закрытой психиатрической больницы штата?
— Нет. Не знаю. Возможно, — Джон не мог не рассказать Берчарду о случившемся двадцатью годами раньше, но понял, что нет никакой возможности озвучить версию о призраке-убийце, который мог действовать через Билли Лукаса. Одержимость — не то слово, которое может использовать адвокат зашиты или одобрить судья. — Я не мог игнорировать удивительное сходство убийств семей Вальдано и Лукасов. Я просто… Я хотел… Не могу точно сказать, почему, но я хотел знать, не Блэквуд ли вдохновил Билли на убийства.
— Ты сказал Кену Шарпу, что некоторые файлы в компьютере подростка… они указывали, что твоя семья — одна из намеченных жертв.
— Да. Я видел их, когда побывал в доме первый раз. Но кто-то их стер.
Лицо Берчарда оставалось таким же веселым, только глаза поблескивали уже не добродушием, скорее напоминали сталь скальпеля патологоанатома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});