Машинально смотрю на часы. Половина пятого. Кошмар! Надо быстрее!.. Ах, вот в чем дело! Спешка и есть теперь самый естественный для меня ритм. Боюсь не успеть… Дело вовсе не в служебном рвении. Не в стремлении понравиться Александре Николаевне, как намекает Валерия Викторовна. Дело в Глебе…
С его появлением у меня появилось чувство, будто прежняя жизнь проходила как сон. Теперь надо торопиться, наверстывать. Что наверстывать? Куда торопиться? А неизвестно. Но, исходя из этого тезиса, сформировались мои новые биоритмы. Я судорожно барабанила по клавиатуре, выписывала очередной аналитический документ, как выписывают коньками на льду геометрические фигуры. Немного поверхностно и очень четко.
— Совсем, Наташ, заработалась! — ехидно заметила Валерия. — Ну, твое дело! А я — домой.
Независимое поведение Валерии призвано обличить мое гнусное низкопоклонство. Зато она — сама оппозиционность: уходит с работы без пятнадцати семь, при этом отважно стучит каблучками и громко хлопает дверью.
Без пятнадцати семь… Я посмотрела на часы, болезненно поморщилась и с утроенной энергией продолжила терзать клавиатуру.
Через некоторое время мимо моего стола проплыла Александра Николаевна. На часы смотреть не надо, я уверена — сейчас семь ровно.
— Наталья Павловна, вас дома супруг заждался!
Если бы дома… Увы, это не для нас. Мы теперь ведем светский образ жизни. Вчера побывали на презентации в арт-салоне у Игоря, сегодня приглашены на Никитскую к Алле Аркадьевне. А меня по-прежнему тянет домой, так же остро, как в тот вечер, когда я сидела в пещерной кухне у Лизы. Только вряд ли мы окажемся дома раньше полуночи. В очередной раз бессмысленно растратим время, отпущенное судьбой только нам двоим.
Время уходит. Я мучаюсь ощущением уходящего, ускользающего между пальцами времени. Прекрасного времени, перетекающего в небытие. Пока оно не прошло, надо все успеть! Что успеть? Может быть, успеть насладиться?..
В мае даже вечер шокирует яркостью солнечного света и буйством красок, даже наша Каширка в это время года выглядит привлекательно… Наслаждаться! Оглянуться не успеешь, опять придется шлепать по лужам, прятать лицо от ветра, поднимать воротник. А сейчас так приятно подставить ветру лицо! Майским вечером он особенно нежен. И так же особенно нежен Глеб. Я подставляю ему лицо с детской, уже забытой радостью. Окунаюсь в его нежность, как в стихию майской природы… А на часах тем временем — без пятнадцати восемь.
— Она нас приглашала к семи.
— Извинимся. Скажем, я задержалась на работе.
От Каширки до Никитской добрались за двадцать минут — рекордные по московским меркам скорости. По дороге Глеб рассказывал про Аллу Аркадьевну.
Они знакомы невероятное количество лет. Познакомились на работе. Глеб был молодым специалистом, вчерашним выпускником вуза. Алла Аркадьевна — тридцатипятилетней соломенной вдовушкой. По-современному разведенной женщиной с дочкой младшего школьного возраста на руках. Решила пустить жизнь по новому руслу: с мужем рассталась, квартиру разменяла, заодно и на другую работу устроилась.
Сначала они никого не знали в отделе — держались друг друга, как новички. Но скоро выяснилось: в делах Алла совсем не новичок, а даже наоборот — специалист. С двадцати лет конструктором работает. В инженерном ремесле она стала первой наставницей Глеба. Трудилась, лепила из него профессионала.
А вот в повседневной жизни еще неизвестно кто кого наставлял…
— Представь себе мятущуюся тридцатипятилетнюю женщину. Красивую, резкую, нервную, с нестандартным, почти мужским складом ума.
— Ты старался ее успокоить? — с легким волнением допытываюсь я. — Рассказывал про актуализацию?
— В общем, ты права. Она томилась теми же проблемами, которые мне довелось пережить через несколько лет… Иногда я приглашал ее в кафе или в театр. Но она соглашалась редко, стеснялась моей молодости.
— И долго длились ваши платонические… отношения?
— Лет пять, наверное. Пока в отделе не появился новый начальник.
— Которого звали Евгений Сергеевич?
— Когда он появился… как тебе сказать…
— Тебе было грустно?
— Я как раз нашел новую работу — устроился на совместное предприятие.
— Чтоб скорей позабыть Аллу Аркадьевну?
— Что ты! Я не собирался ее забывать. Как видишь, мы до сих пор дружим.
Красавица с нестандартным мышлением и мужским складом ума! Неужели он никогда не был влюблен в нее? Ну хотя бы в самом начале, немножко… Был, наверное, но зачем-то скрывает.
— А как вышло, что ты вернулся к Евгению Сергеевичу?
Глеб рассмеялся:
— Зашел на минутку — остался на всю жизнь! Попросили помочь с проектом, не укладывались в контрактные сроки. Через полгода звонят: не мог бы ты еще. Потом говорят: «Все, Глеб. Без тебя никак!» А мне и самому у них нравилось.
— А Алла? Она продолжает работать?
— Давным-давно уволилась. Кстати, при весьма драматичных обстоятельствах…
О драматичных обстоятельствах я узнала немного позже от самой Аллы Аркадьевны — мы сидели за десертом у нее на кухне.
— Вы, наверное, находите странным наше жилье? — кокетливо поинтересовалась некогда красивая и своевольная женщина, а ныне стареющая мужняя жена.
— Не странным, но своеобразным.
Только представьте: парадные фасады Никитской улицы, элегантная публика, дорогие автомобили. Пока я преодолеваю путь от машины к дому, меня останавливает сухопарая черноволосая женщина.
— Нитикис. — Она беспомощно тычет в карту.
— Никитская. — Легко догадаться, что передо мной иностранка. — Никитская — здесь! — показываю указательным пальцем вниз.
— Бульвар, — четко добавляет моя собеседница.
— А бульвар — там, — указываю я жестом регулировщика.
— Грацио, — отвечает женщина, сверкнув на прощание очками…
Но стоит только отойти на сто метров от праздничной, ухоженной Никитской, на которую приезжают поглазеть иностранцы, и вы окажетесь… вы окажетесь в доме Аллы Аркадьевны. Лучше не замечать того, что творится в подъезде. По крайней мере, когда идешь в гости, можно себе позволить не замечать. Достаточно подняться на один пролет по затхлой каменной лестнице к лифту-стакану, нажать на кнопку и перенестись… в классический коммунальный коридор, длинный и широкий, как Никитский бульвар. По коридору, как по бульвару, гуляют, не здороваясь, незнакомые друг другу люди. Одеты они при этом по-домашнему.
— Нам сюда.
Глеб подвел меня к деревянной филенчатой двери, окрашенной пинатексом или текстуролом. Думаю, что окрашенной, потому что дверей из красного дерева в квартире такого класса не должно быть в принципе. За филенчатой дверью — обычная металлическая, а за ней — полноценная квартирка с кухней, прихожей, санузлом и двумя просторными комнатами. Государство в государстве.