что он еще не вращался вместе с головой.
Нажав на кнопку, я стал ждать того момента, как шлюз сравняет давление с наружной средой. Вообще, я чувствовал себя ужасно. Тошнило так сильно, что я серьезно боялся испортить дыхательную систему шлема. Сердце громко и медленно ухало в голове, заглушая все другие сигналы от моего тела. Перед каждым ударом я будто резко падал вниз, от чего перехватывало дыхание.
Наконец шлюз открылся, и я увидел Япет во всей красе. Черное небо над головой и белый, неровный лед под ногами. Я сделал первый шаг по сыпучему льду Япета здоровой ногой, потом подтянул вторую ногу, где был мой импровизированный протез. Потом еще шаг вперед здоровой ногой, снова подтянуть ногу. И так шаг за шагом. Я чувствовал, что в ноге чавкает. Верное дело, разошлись швы, и кровь из открывшейся раны заливает скафандр. Главное успеть вернуться до того как потеряю сознание, тогда Перес подлатает.
Гарсона я увидел через тридцать маленьких шажков, каждый из них давался мне с таким трудом, что я считал их. Наш механик стоял на небольшом рукотворном ледяном холме, чуть левее шлюза. Холм этот был насыпан очень давно, еще в ту пору, когда строили базу. Это очень удобная точка с нее хорошо видно как садящиеся на площадку спутники, так и подъезжающие к гаражу вездеходы, и немаловажно, что до него рукой подать от шлюза. Это уже потом на самой базе возвели диспетчерскую вышку, строение высотой в тридцать метров с панорамным обзором. Но холм отчего-то не стали разравнивать, возможно, просто поленились.
Гарсон стоял на вершине этого холмика, ко мне спиной и не двигаясь наблюдал за чем-то по ту сторону холма, где была стартовая площадка для спутника. Я поковылял к нему, шаг вперед здоровой ногой, затем подтянуть больную и так по кругу.
По дороге я машинально обернулся на двери гаража и с удивлением увидел что «Мальта» стоит с открытой кабиной вне его, хоть ворота и закрыты. Внешне она выглядела вполне целой, но правое переднее колесо было вывернуто наружу так сильно, что вездеход касался поверхности льда днищем. Передвигаться на нем, естественно, теперь было невозможно. Да что такое здесь произошло? Сколько я пролежал после звонка домой? Вряд ли больше пары часов, и столько всего случилось. Только сейчас я, задумавшись, я прочувствовал ту ситуацию в которой оказался. Вернее, наконец, полностью осознал, что Фрам, Селиванов и Раджич погибли. Меня затрясло, не знаю от ужаса или от приема обезболивающих препаратов, а может вообще от потери крови. Но пока Гарсон просто стоял и смотрел перед собой. Значит, пока я справляюсь.
– Гарсон, ты слышишь меня?
Молчание.
– Гарсон?
Резкий выдох.
– Эй, я слышу, как ты дышишь!
– Да, я на связи, Алекс. Задумался немного. – Гарсон говорил очень медленно, так протяженно его речь не звучала никогда.
– Ты в порядке?
– Я-то да, а вот ты, судя по голосу нет. Зачем вообще вышел?
– Кто убил ребят, что произошло?
– Долгая история.
– Плевать. Что там за холмом?
– Словами и не описать.
– Ты что не можешь мне нормально объяснить что тут произошло?
– Алекс, тебе надо назад. Возвращайся на базу.
– Не пойду. – Говорить было тяжело, жгло в груди. Но я упорствовал.
– Ладно, малыш. Но если что Пересу скажу, что сам виноват.
К тому моменту я как раз добрался до подножья холма. Гарсон бегом спустился вниз, и, закинув мою руку себе на плечо, помог мне подняться. По дороге наверх мы ничего не сказали друг другу. Гарсон двигался очень медленно, будто в эфире, таким я его видел впервые. Обычно он наоборот делает кучу лишних движений, но не сейчас. Меня же от этого подъема уже практически покидало сознание. Я не видел лица Гарсона из-за светоотражающего забрала, и это меня немного беспокоило, очень хотелось понять, что у него на уме.
Наконец, когда мы оказались наверху я смог разглядеть посадочную площадку. От увиденного мне стало еще хуже, чем было. Передо мной была полностью разрушенная посадочная площадка. А метрах в двухстах от нее лежала груда обломков, по сохранившейся кое-где краске это были останки нашего спутника.
– Он прилетел, никому ничего не сказав. Спокойно пристыковался согласно процедуре и начал дозаправку. А затем уже из диспетчерской дал старт полностью заправленному и закрепленному на поверхности спутнику. – Гарсон без лишних прелюдий начал свой рассказ.
– Кто, о ком ты? – самые страшные мысли поселились в моей голове. Неужели опять он, опять рыжий?
– Селиванов. С ним что-то произошло. – Я выдохнул с облегчением, хотя это было абсолютно неуместно.
– А вездеход? – я указал пальцем на сломанную «Мальту».
– Так это тебя привезли. Он давно так стоит. Бернар так гнал, что подвеску разбил и снова движок угробил. Так спешили, что бросили его до поры снаружи. Хотели взяться, когда вы с Раджичем домой улетите. Хотя теперь все бессмысленно.
– То есть?
– Как ты теперь взлетишь с поверхности? Нет ни спутника, ни пилота, ни площадки.
– А на первой базе?
– До туда еще надо добраться. Вездеход, последний из функционировавших, как раз у гаража стоит. Я, может, и подлатаю, но Бернар… – Гарсон махнул рукой.
– Что же делать?
– Ничего. Мы погибли, Алекс. Он повредил станцию, он лишил нас спутника. А парой выстрелов в главный компьютер из пневматического пистолета, не оставил нам шансов дотянуть до межпланетника. Все сейчас на аварийном питании, а то скоро откажет.
– Гарсон?
– Дальше хуже. Затем он прошел по помещениям базы. – Гарсон вообще не обращал внимания на то, что я стою рядом с ним. Просто говорил, как диктор по ТВ. – Первым ему попался под руку Раджич. Он просто вогнал ему столовый нож в глаз. Ни слова не обронил. Раждич так и умер, с удивлением на лице. Затем Фрам. Этот ублюдок разрезал ему горло просто так, без ярости, без криков, просто ударил ножом и все. Но Фрам сумел отползти и включить тревогу. Мы все прибежали по тревоге. А Селиванов как раз достал пневматический пистолет. Первым в коридоре оказался Бернар, ему он отстрелил ноги. Выстрел получился неудачным, видимо Артем не удержал пистолет в руках и оружие откинуло в сторону. Но он не успокоился и пошел, очевидно, добить Фрама, а потом расправиться с тобой и Пересом. Здесь-то я и подоспел. Я по пути подобрал тот самый пневматический пистолет и выстрелил просто навскидку, когда Артем открывал дверь медблока. Его голова… Я убил человека, Кириллов.
– Гарсон, это было необходимостью. – Мне никогда не доводилось испытать то, что ощущал сейчас Гарсон. И мне бы не хотелось ощутить это. Пускай Селиванов, очевидно, сошел с ума, но он оставался человеком, жизнь которого окончилась по воле Гарсона.
– Пускай так. Но теперь-то все кончено. Ничего не остается делать, Алекс! Только умереть так, чтобы не мучиться.