вопрос Тамара. Одновременно с этим ей захотелось задать ещё много вопросов, но первым возник именно этот.
— Тамар, давай не сейчас. Я не знаю точно, что с ней, — мама говорила, кажется, на ходу. — Она мне позвонила, сказала, что ей плохо, что скорую вызвала. Попросила прийти, потому что сама дверь открыть не могла бы. Я врачей встретила…
— И как она?
— Без сознания. Её увезли на скорой.
Тамара не знала, что ещё сказать или спросить. Сердце её сжалось в тиски.
— Мам… Всё же будет хорошо?
— Я не знаю, Тамара. Давай позже. Иди домой. Там Егор поесть приготовит. Как ты выступила?..
— Хорошо, — соврала Тамара. — Ладно, до вечера. Держи нас в курсе. Всё будет хорошо.
Мама шмыгнула носом так, будто бы все её четыре десятка лет какой-то незримый гигант смахнул взмахом необъятной ладони, и ветер оставил лишь крохотную десятилетнюю девочку, оставшуюся в одиночества. И эта девочка молча повесила трубку.
Когда Тамара осталась одна, она и сама себя так почувствовала. Сердце её будто бы сжала огромная невидимая рука. Бабушка в любой момент её жизни казалась Тамаре существом чуть ли не всесильным, наделённым властью не только над её мамой, но и много над кем ещё; Ефросинья Семёновна любую жизненную проблему встречала жизнерадостным тараном, и других всегда наставляла, чтобы поступали так же. И теперь, когда жизнь так неожиданно обнаружила свои рычаги давления на неё, Тамаре стало всерьёз не по себе. Наверняка мама чувствовала себя так же.
* * *
Домой она вернулась, когда на улице начался снегопад. Шапка и ботинки её были все в снегу, ноги ныли и просили отдыха от ботинок и штанов, его же просила и спина, успевшая устать от жёсткой спинки автобуса. В квартире пахло гречкой. Сразу стало понятно: на кухне хозяйничал Егор.
Тамара поморщилась.
Гречка была любимым блюдом Егора. Он готовил её в любом случае, когда его подпускали к плите, что, к сожалению, не сказывалось на её качестве: гречка у него получалась сухой и бессолой. Родители ели без вопросов, а вот Тамара обычно объявляла молчаливый бойкот и голодала.
— Ты разве не в театре? — удивился Егор, увидев её на кухне. — А я думал поехать встретить тебя. Что так рано?
Отвечать ему не хотелось. Сморщив лицо, Тамара выпила воды из фильтра (Чаёвникер деловито кипятил воду, и Егор на месте шеф-повара его не волновал совершенно), взглянула на брата и отправилась восвояси.
Не став включать свет, она спиной закрыла за собой дверь, прислонилась к ней затылком и закрыла глаза.
Не таким она представляла себе день их первого выступления в «Стаккато». Столь же внезапная, сколь и загадочная и беспричинная пакость Ромки, бабушка в больнице…
«А можно мне было просто выступить? — спросила Тамара, сквозь веки глядя в потолок. — Неужели просто так было нельзя? Неужели обязательно нужно было всё на меня сваливать?»
Она неуклюже стянула с ног колготки, скомкала их и бросила на стул. Коснулась голыми ступнями пола, а потом прохладного и колючего ковра. Села на кровать, потревожив спящего Мяту, дотянулась до телефона в сумке и открыла соцсеть.
Ей пришло два сообщения. Первое — в «Стаккатовцах»; ребята спрашивали, куда она делась. А второе — от кого-то, назвавшегося «Ashley Chester».
«Так и знала, что ты всех на*бываешь. Дура тупая. Специально ходишь с тростью, чтобы жалость вызывать. А сама творишь херню. Только появись в школе — пожалеешь что на свет родилась».
Отправлено было несколько минут назад. Зайдя в профиль, Тамара без особого удивления нашла там фотографии Дурьи.
«Отстань от меня пожалуйста, — устало напечатала ей Тамара. — Я никого не обманываю. У тебя у самой могут быть проблемы, если станешь кидаться на людей…»
Дурья, прочтя сообщение, ничего не ответила. Тамара написала в беседу клуба:
«Ребята, у меня возникли серьёзные проблемы. Пришлось уехать. Простите пожалуйста. Как вы выступили?»
За всех написал Серёжа:
«Так себе. Концовку пришлось скомкать из-за того, что затянули, поэтому вышла лажа. В понедельник Света пообещала всем задницы надрать, и уехала».
«Всё настолько плохо?» — спросила Тамара.
Ей больше никто не ответил, от чего ей стало совсем уж тоскливо. Раздевшись, Тамара ленивой гусеницей замоталась в плед, решив спрятаться от всего, что неожиданно на неё рухнуло.
Не получалось.
В ноющих ногах повертелся и улёгся тёплый и тяжёлый Мята. Ныть они не прекратили, но стало тепло.
— Twinkle, twinkle, little star, how I wonder what you are… — негромко промурлыкала Тамара, закрывая глаза и засыпая. Перед тем, как окончательно окунуться в сон, она открыла диалог с Ромкой и напечатала:
«Зачем ты украл мою т рость?»
Знала, что не ответит, и даже, наверное, не прочитает. Отбросила телефон и с концами уснула.
…Ей снился футбольный матч. Один из тех, что раньше каждое лето проходили в том или ином дворе — ровно до того момента, когда компьютеры для детей стали интереснее футбола. Тамара ещё застала такие.
Она неслась по полю, стараясь догнать мяч, который катился будто бы сам. Неожиданно он остановился и стал как вкопанный. Тамара хотела уже его пнуть — но вместо податливого снаряда её нога наткнулась на многовековой булыжник. Стало больно. Тамара полетела вперёд, полетела вперёд, в зелёную траву, но не успела коснуться её, как оказалась на сцене, в неуклюжем платье. Множество глаз выжидающе смотрели на неё из темноты зала, а Тамара чувствовала, что не может сказать ни слова, потому что под рукой не было Стикера (во сне эти вещи были ещё как связаны). Она открыла рот, почему-то закашлялась — а зал взорвался хохотом. Съёжившись калачиком на полу сцены, Тамара закрыла глаза… чтобы обнаружить себя в точно таком же положении на кровати в своей комнате.
Телефон показывал четыре утра и два непрочитанных сообщения.
Первое — от Ромки:
«Это был не я, дура. Сдалось мне делать это?»
Второе — от Агаты.
«Вы плохо выступили?»
Тамара потёрла глаза, раздумывая, кому ответить первому. Потом решила, что раздумывать вообще не стоило, и написала Агате:
«Сама не знаю, пришлось уйти… Скажи лучше, что у тебя происходит? Ты обещала рассказать, но всё молчишь…»
Агата была в Сети в полночь, так что было мало шансов, что она тут же ответит. Пролистав несколько фотографий с кроликами и кошками, Тамара всё-таки решила ответить и Ромке тоже:
«Нам стоит поговорить об этом. Но хорошо, если это