Музыка эта приближалась со стороны Москворецкого моста. С каждой секундой она становилась яснее. Играли марш Шопена. Первыми из-за обнаженных деревьев показались мальчишки, иду щие задом, за ними конный милиционер, затем пешие милиционе ры, затем человек пять с обнаженными головами и с венками в ру ках, затем большой оркестр и медленно ползущее сооружение крас ного цвета. Это был грузовик, зашитый окрашенными щитами. На нем стоял гроб, а по углам его четыре человека. Зоркая Маргари та Николаевна разглядела, что один из этих четырех был женщи ной, и толстой при этом. За печальной колесницей, широко разлив шись до самого парапета, медленно текла и довольно большая толпа.
«Кого это хоронят? Торжественно так?» – подумала Маргарита Николаевна, когда процессия продвинулась мимо нее и сзади пота щились медленно около десятка автомобилей.
– Берлиоза Михаила Александровича, – раздался голос рядом.
Удивленная Маргарита Николаевна повернулась и увидела на той же скамейке гражданина. Трудно было сказать, откуда он взялся, только что никого не было. Очевидно, бесшумно подсел в то время, когда Маргарита Николаевна засмотрелась на покойника.
– Да, – продолжал гражданин, – много возни с покойником. И я бы сказал, совершенно излишней. Подумать только: голову ему при шлось пришивать. Протоколы составлять. А теперь по городу его, стало быть, будут возить! Сейчас, это значит, его в крематорий везут жечь. А из крематория опять тащи его к Новодевичьему монастырю. И к чему бы это? И веселого ничего нету, и сколько народу от дела от рывают! Клянусь отрезанной головой покойника, – без всякого пе рехода продолжал сосед, – у меня нет никакого желания приставать к вам. Так что вы уж не покидайте меня, пожалуйста, Маргарита Ни колаевна!
Изумленная Маргарита Николаевна, которая действительно под нималась уже, чтобы уйти от разговорчивого соседа, села и погляде ла на него.
Тот оказался рыжим, маленького роста, с лицом безобразным, одетым хорошо, в крахмальном белье.
– Вы меня знаете? – надменно прищуриваясь, спросила Марга рита Николаевна.
Вместо ответа рыжий вежливо поклонился, сняв шляпу.
«Глаза умные, рыжих люблю», – подумала Маргарита Николаевна и сказала:
– А я вас не знаю!
– А вы меня не знаете, – подтвердил рыжий и сверкнул зелены ми глазами.
Опытная Маргарита Николаевна, к которой из-за ее красоты не редко приставали на улице, промолчала, не стала спрашивать и сде лала вид, что смотрит в хвост процессии, уходящей на Каменный мост.
– Я не позволил бы себе заговорить с вами, Маргарита Никола евна, если бы у меня не было дела к вам.
Маргарита Николаевна неприятно вздрогнула и отшатнулась.
– Ах, нет, нет, – поспешил успокоить собеседник, – вам не угро жает никакой арест, я не агент, я и не уличный ловелас. Зовут меня Фиелло, фамилия эта вам ничего не скажет, ваше имя я узнал случай но, слышал, как вас назвали в партере Большого театра. Поговорить же нам необходимо, и, поверьте, уважаемая Маргарита Николаевна, если бы вы не поговорили со мной, вы впоследствии раскаивались бы очень горько.
– Вы в этом уверены? – спросила Маргарита Николаевна.
– Совершенно уверен. Никакие мечтания об аэропланах не по могут, Маргарита Николаевна, а предчувствия нужно уважать.
Маргарита вновь вздрогнула и во все глаза поглядела на Фиелло.
– Итак, – сказал называющий себя Фиелло, – позвольте присту пить к делу, но условимся ничему не удивляться, что бы я ни сказал.
– Хорошо, пожалуйста, – но уже без надменности ответила Мар гарита Николаевна, растерялась, подумала о том, что, садясь на ска мейку, забыла подмазать губы.
– Я прошу вас сегодня пожаловать в гости.
– В гости?.. Куда?
– К одному иностранцу.
Краска бросилась в лицо Маргарите Николаевне.
– Покорнейше вас благодарю, – заговорила она, – вы меня за ко го принимаете?
– Принимал за умную женщину, – ответил Фиелло, – условились ведь…
– Новая порода: уличный сводник, – поднимаясь, сказала Марга рита Николаевна.
– Спасибо, покорнейше благодарю, – печально отозвался Фиел ло, – и всегда мне такие поручения достаются. – И добавил раздра женно: – Дура!
– Мерзавец! – ответила Маргарита Николаевна, повернулась и пошла.
И тотчас услышала за собой голос Фиелло, но несколько изменив шийся:
– «И вот, когда туча накрыла половину Ершалаима и пальмы тре вожно закачали…» Так пропадите же вы пропадом в кладовке над ва шими обгоревшими листками и засохшей розой. Мечтайте о том, как вы его унесете на аэроплане. Пропадайте пропадом!
Совершенно побелев лицом, Маргарита Николаевна повернулась к скамейке. Сверкая глазами, на нее со скамейки глядел Фиелло.
– Я ничего не понимаю, – хрипло, удушенно заговорила она, – про листки еще можно узнать… но аэроплан… – И страдальчески до бавила: – Вы из ГПУ?
– Вот скука-то, – отозвался Фиелло, – все по нескольку раз нужно повторять. Сказал ведь раз: не агент. Ну, позвольте еще раз: не агент! Не агент! Достаточно? Сядьте!
Маргарита повиновалась и села.
– Кто вы такой? – шепнула она, с ужасом глядя на Фиелло.
– Фиелло, и кончено, – ответил тот. – Фиелло! Теперь слушай те… Приглашаю я вас к иностранцу…
– Вы мне не скажете, откуда вы узнали про листки и про мои мыс ли об аэроплане? – уже робко спросила Маргарита Николаевна.
– Не скажу, – ответил Фиелло, – но вы сами узнаете вскоре.
– А вы знаете о нем? – шепнула Маргарита.
– Знаю, – важно ответил Фиелло.
– Но поймите, поймите, – опять взволновалась Маргарита Ни колаевна, – я же должна знать, зачем вы меня влечете куда-то? Ведь согласитесь… вы не сердитесь… но когда на улице приглаша ют женщину… неизвестный человек… Хочу вам сказать… У меня нет предрассудков… поверьте… Но я никогда не вижу иностран цев, терпеть их не могу… и мой муж… то есть я своего мужа не люб лю, но я не желаю портить ему карьеру. Он не сделал мне ничего злого…
Фиелло с видимым отвращением выслушал эту бессвязную речь и сказал сурово:
– Попрошу вас помолчать.
– Молчу, – робко отозвалась Маргарита Николаевна.
– Я вас приглашаю к иностранцу, во-первых, совершенно безо пасному. Это раз. Два: никто решительно не будет знать, что вы у не го были. Стало быть, на эту тему и разговаривать больше нечего.
– А зачем я ему понадобилась? – вкрадчиво вставила Маргарита Николаевна.
– Ну, уж этим я не интересовался.
– Понимаю… я должна ему отдаться, – сказала догадливая Марга рита Николаевна.
Фиелло надменно хмыкнул.
– Могу вас уверить, что любая женщина в мире мечтала бы о том, чтобы вступить с ним в связь, но я разочарую вас – этого не будет. Он совершенно не нуждается в вас.
– Ничего не понимаю, – прошептала Маргарита Николаевна и дрожащей рукой вынула футлярчик с губной помадой и лизнула гу бы. – А какой же мне интерес идти к нему? – спросила она.
Фиелло наклонился к ней и, сверля зелеными глазами, тихо сказал:
– Воспользуйтесь случаем… Гм… вы хотите что-нибудь узнать о нем?
– Хочу! – сильно ответила Маргарита Николаевна.
– А повидать его? – еще тише и искушающе шепнул Фиелло.
– Как! Но как? – зашептала Маргарита и вдруг вцепилась в рукав пальто Фиелло.
– Попросите: может, чего и выйдет, – сквозь зубы многозначи тельно сказал Фиелло.
– Еду! – сказала Маргарита.
Фиелло с удовлетворением откинулся на скамейке.
– Трудный народ эти женщины, – заговорил он иронически, – и потом, что это за мода поваров посылать. Пусть бы Бегемот и ез дил, он обаятельный.
«Час от часу не легче», – подумала Маргарита Николаевна и спро сила, криво усмехаясь:
– Перестаньте меня мистифицировать и мучить… Я ведь несча стный человек, а вы меня поразили. Вы – повар?
– Без драм, – сухо сказал Фиелло, – повар там, не повар. Внучате надавать по роже в уборной это просто, но с дамами разговаривать, покорный слуга. Еще раз попрошу внимания и без удивлений, а то меня тоска охватывает.
Но приведенная к повиновению Маргарита и не собиралась вы ражать изумление, противоречить, лишь во все глаза смотрела на Фиелло.
– Первым долгом о помаде, – заговорил Фиелло и вдруг вынул из кармана золотой футлярчик, – получайте, – затем вынул золотую же плоскую и круглую коробку и тоже вручил Маргарите. – Это крем. Вы порядочно постарели за последнее время, Маргарита Ни колаевна…
«О, рыжая сволочь!» – про себя сказала Маргарита, но вслух ни чего не осмелилась произнести.
– Ровно в десять с половиной вечера, – строго глядя, заговорил Фиелло, – благоволите намазать губы помадой, а тело этим кремом. Кожа у вас станет белой, нежной, как девическая, вы не узнаете себя, затем одевайтесь, как вам нравится – это все равно, – и ждите у себя. За вами приедут, вас отправят, вас доставят. Ни о чем не думайте.
«В какую это я историю лезу?» – с ужасом думала Маргарита.
– Ба! Гляньте! Ах, какой город оригинальный, – вдруг восклик нул Фиелло и пальцем указал на Каменный мост.