но сквозит в этой почтительности издёвка неприкрытая.
И только Лесьяра взгляд на Врана устремляет, как опять Искра влезает:
— Обряд это свадебный — нож невесты держать. Они что?..
И смотрит на Лесьяру многозначительно.
Вздрагивает голова Солна. Потом — плечи. Потом всё тело трястись начинает.
— М-да, — говорит Сивер. — Ну и дура ты, Искра.
И не сдерживается Солн.
Хохочет он на всё болото, звонко, хоть и с хрипотцой, весело — прямо как Бая, когда Врану совсем уж несказанно её позабавить удаётся. Слёзы у Солна на глаза наворачиваются, ладонями он в колени упирается, чтобы так с хохотом под ноги Лесьяре и не рухнуть. Кашляет Радей, глаза глубокомысленно к небу поднимая и тоже явно улыбку пряча. Фыркает Бушуй, недовольным взглядом Искру смеряя. Начинают и остальные люты звуки издавать сдавленные, друг на друга поглядывая, молодёжь — в особенности, даже у Баи по губам тень улыбки пробегает. Только Сивер не улыбается — но и не злится, Вран его злость на лету читает.
— Да, — говорит Бушуй, руки скрещивая. — Не мешало бы младшей, Лесьяра, побольше над умом своим трудиться, а не над побрякушками в волосах. Один звон вокруг головы, а внутри — пустота.
Добивают, похоже, эти слова нелестные Солна — ещё громче хохот его становится, ещё неудержимее, ещё сильнее он в спине сгибается. Того и гляди, без старшего своего Вран сегодня останется.
А Искра лишь с недоумением на деда своего смотрит и продолжает на палец бездумно прядь волос тёмных накручивать, всю и впрямь сплошь колечками какими-то мелкими усеянную.
— Прости, прости, Лесьяра, — выдыхает Солн, кое-как выпрямляясь, — но как здесь не пошутить, в обстановке-то такой замечательной? Вон какие мысли у всех светлые — о свадьбах уже думают… Чудо какое! Ты не смущайся, Искра, милая, ветер в голове — это не плохо совсем, иные головы давно продуть бы стоило, может, и тучи бы какие в них разогнались… Так что сказать ты хотела, Лесьяра? Тоже, надеюсь, про обряд свадебный, ножом этим скреплённый?
— Про то, что дочь моя этим ножом человека сегодня убила, — спокойно Лесьяра отвечает. — Над этим тоже, может, посмеёшься, подождать тебя?
Вмиг лицо Баи обратно всякое выражение теряет. Сплюнуть Врану на землю хочется. В сердцах — как Сивер это делать любит.
— Не человека, — говорит он — и голос его внезапно с голосом Сивера смешивается, то же самое произносящим.
Переглядываются Вран с Сивером — бегло, просто чтобы убедиться, что понимают они друг друга. Слегка Сивер ему кивает. Чудеса. Диво, как подобрела сегодня часть семейства баиного.
— И где доказательства, что не человеком она была? — спрашивает Лесьяра.
Вран, конечно, помнит, что непробиваемая она — но не настолько же.
— К сожалению, сожгли мы… я доказательства, — говорит он так же спокойно, Лесьяре в глаза смотря. — Как рассказал я уже. Дважды. Угодно ли главе рода, чтобы и в третий раз повторил?
Сужаются глаза Лесьяры.
— Угодно что-то большее услышать, чем «увидели мы пальцы на кольце — бросили их в печь, а потом старуху зарезали». Так ли много вы пальцев детских видели засушенных, чтобы в сумраке ночи их узнать?
Вран ловит ртом воздух. Смотрит на Баю растерянно — и понимает: ещё больше растеряна она. Да и Сивер, похоже, придирок таких не ожидал.
Нет, так не пойдёт.
— Если думаете вы, что с пальцами мы ошиблись — то уж точно не ошиблись с тем, что с лицом ведьминым творилось, — говорит Вран. — Не нужно до этого видеть, как человек в чудовище превращается, чтобы с первого раза понять — это и произошло.
— Это как посмотреть, — невозмутимо Лесьяра отвечает. — Разум растревоженный чего только не дорисует.
— Лесьяра, ужели обвиняешь ты меня в том, что у человека я по ошибке жизнь отняла, а не у твари, последнюю душу потерявшей? — вскидывается Бая внезапно — и так же холоден голос её, как материнский. — Ужели думаешь, что я старуху от двоедушницы бывшей, чужие души на место своих пристраивающей, не отличу? Всё сходится — ничего Рыжка вспомнить не могла, потому что и нечего ей почти было вспоминать. Одну её душу смерть забрала, а ведьма — вторую, поэтому и ходила она здесь оболочкой потерянной.
— Рыжка, — соображает Вран.
— Что — Рыжка? — с тяжёлым вздохом спрашивает Лесьяра.
Не верит она совсем — ни Бае не верит, ни ему. Думает, наверное, что Вран Бае мозги и задурил, добился всё-таки своего, на свою сторону сумасшедшую, человеческую переманил.
— Давайте Рыжку и спросим, — предлагает Вран. — Если она вообще ещё здесь. Коли душу мы её вторую освободили да плоть последнюю сожгли, какой толк ей здесь оставаться?
Фыркает Лесьяра — искренне, весело фыркает, словно Вран ей шутку какую уморительную рассказал.
— Русалка, по-твоему, из болота должна была испариться? — спрашивает она неожиданно мягко, сочувственно — ну точно за безумца принимает.
— И не одна, может быть, — пожимает Вран плечами. — Много пальцев там было — и русалок у вас странноватых, наверное, много. Не таких буянистых как Рыжка, может, но она и молодая совсем — не отчаялась ещё. В любом случае, хотя бы оклематься они должны. Это я вам обещаю.
— Обещаешь, — с усмешкой Лесьяра повторяет. — Ну что ж. И что же ты будешь делать, если обещание твоё пустым звуком окажется?
— Как обычно, хозяйка, — тоже Вран губы в улыбке кривой растягивает. — Домой ворочусь. Привычное это нам условие, предлагаю не менять.
— Вран, — вдруг Сивер ему в ухо шипит. — Успокойс…
Нет, не успокоится Вран — полностью он в своей правоте уверен. Хотя и забавно, что уже и Сивер за язык его беспокойный тревожиться начал. Всё-таки не так уж Сивер и плох.
— А если вы ошибаетесь, думаю, справедливо будет немного моему становлению равным вам поспособствовать, — продолжает Вран. — Засиделся я уже в этом холме, безмерно я учёбе вашей благодарен, наставнику моему замечательному, но сами вы мне когда-то сказали: делами надо природу свою доказывать. А разве не ваш я по своей природе, если стольким душам страждущим за один раз помог?
Усмехается Солн словам его. Думает Вран, что вмиг сейчас Солн обо всей «учёбе» его выдающейся Лесьяре поведает — но говорит Солн внезапно:
— Ну что ж, как замечательный наставник, я вполне согласен. Даю своё добро — если оно, конечно, нужно кому-то.
Вот как. Видимо, совсем Вран ему опостылел — уже даже так избавиться готов.
Молчит Лесьяра немного. Всё ещё видно по ней, что не убедил её Вран даже дерзостью своей.
— Всё наглее и наглее, — наконец говорит она — и не поймёшь, к