решил, что у нее лихорадка, что, возможно, поднялась температура, и поэтому она так мечется на постели, сбив на пол одеяло. Но её лоб не был негорячим, а руки, которые, словно отбиваясь от невидимого противника, то и дело поднимались над кроватью и тут же падали обратно, вообще были ледяными.
— Катя, — осторожно потрепал её за плечо, но она не спешила просыпаться, правда, затихла ненадолго, и лишь под тонкими веками продолжали быстро-быстро двигаться глаза. — Катя, проснись!
Понимал, что, проснувшись и увидев меня возле своей постели, да еще и напуганная одним из своих снов, она может запаниковать, но как-то некстати в глаза бросилась быстро вздымающаяся, прикрытия тоненькой тканью пижамной маечки, грудь…
— Марк, сволочь такая, не смотри туда! — скомандовал сам себе и… сам себя же не послушал!
На неё было трудно смотреть спокойно! Невозможно просто. И если с груди взгляд после некоторого усилия все же послушно поднялся выше, то белая тонкая кожа её шейки… особенно там, в вырезе одежды, где эта кожа так соблазнительно так беззащитно натягивается на ключице, заставила мои глаза надолго приклеиться к себе.
А потом я сделал еще одну ошибку — посмотрел на Катины губы. Чуть приоткрытый влажный рот, в глубине которого виднелись белые зубки и розовый язычок… Я помнил, что нельзя её трогать, но, как последний сексуальный маньяк, склонялся к её губам! Я мысленно проклинал себя! Но не мог сдержаться! И был уже в миллиметре… Когда Катя выдохнула прямо в мои губы:
— Помогите!
Из-под тёмных подрагивающих ресниц, по Катиным щекам вдруг покатились крупные слезинки, заставляя от жалости к ней, от желания помочь и непонимания, как это сделать, сжаться мое сердце.
Что же там, во сне, с тобою происходит сейчас? Как я могу помочь? Как помочь, если она там, а я — здесь? Лёг рядом с нею, переложил её головку к себе на плечо, обвил руками, очень надеясь каким-то необьяснимым способом достучаться до неё сейчас и зашептал, почти не подбирая слов то, что просто приходило в данный момент на ум:
— Милая, борись! Сражайся! Не сдавайся, что бы ни случилось! Ты сильная! У тебя получится!"
А потом, когда она вцепилась в мою руку, не отталкивая, но прижимая к себе, понял, что поступаю правильно! Теперь гладил Катю по голове и говорил уже быстрее и увереннее:
— Никто никогда тебя больше не посмеет обидеть. Я рядом. Все хорошо будет. Я смогу тебя защитить. Все пройдет. Все закончится. Все забудется, как любой страшный сон, моя милая!
Я прижимал к себе спящую женщину. Все просто, ничего необычного. Кроме, разве что, того, ЧТО я испытывал при этом. Обнимал ее и думал, что в моей жизни не бывает легких путей, в моей жизни нет простых обыкновенных отношений, как у Олега и Светы, например, когда всё понятно — живут два человека вместе, растят детей, уважают и, наверное, даже любят друг друга. Всё у них так, как положено — встретились, повстречались, женились, родили детей, работают, родителям помогают, летом на море отдыхать ездят…
А у меня вечно кувырком — с Инной проблемы. С Маринкой — неопределенность. С Катей… С Катей вообще всё очень-очень сложно. Но при этом я очень остро чувствовал, что держу в объятиях СВОЮ женщину. Усмехнулся своим мыслям — так разве бывает? Люди полжизни вместе проживают, а потом расстаются — получается, не тот, "не свой" человек был? Но было так естественно думать, что со мною рядом сейчас МОЯ Катя, что когда-нибудь это поймет и она сама! Когда-нибудь, возможно, она сама захочет стать МОЕЙ, и это уже не будет только глупой фантазией разыгравшегося воображения!
Она успокоилась — дышала тихо-тихо, щекой прижимаясь к моей голой груди. Я был уверен, что кошмар закончился, что она теперь спокойно будет спать и, возможно, мне нужно уйти в свою комнату, чтобы не напугать Катю, когда она проснется. Но… уходить не хотелось. Я был уверен, что она спит, поэтому не ожидал услышать шепот:
— Где же ты был всё это время? Где ты был ТОГДА?
И что мне сказать на это? Уверять, как жаль мне, что не сумел уберечь, что судьба-злодейка по одной лишь ей понятной прихоти не свела нас тогда, в молодости? Но что ей моя жалость теперь, когда уже поздно? Да и я сам не хотел ее жалеть! Я хотел любить ее! Заниматься с нею любовью! Беречь и заботиться о ней сейчас, теперь… всегда! И, проклиная свой обычный ступор, когда нужно говорить серьезные вещи, когда нужно суметь подобрать слова, я выдохнул в ее волосы то, единственное, что пришло на ум:
— Катя, я люблю тебя!
Она медленно приподнялась, опираясь на локоть, и посмотрела в мои глаза. И я впервые не заметил в зеленых Катиных омутах страха! В ее глазах были слезы, но что-то подсказывало мне, что это вовсе не слезы горя и боли! А чего тогда?
— Марк, покажи мне… Покажи мне, как ЭТО должно быть! Меня словно разрывает внутри! Я не знаю, как объяснить это даже… Словно шарик до краев гелием наполнили… До пределов просто! И теперь у него… у меня… два пути всего — взорваться, ошметками по полу разлететься или сдуться, превратиться в пустую, никому не нужную оболочку! И валяться в уголочке, незаметно старея…
Марк — он ведь ни разу не психолог! Марк — толстокожий и ни грамма не чуткий! Но ведь понял, догадался, о чем она! Дошло, озарением накрыло! И аккуратно выбираясь из-под нее, я сказал:
— Есть еще один путь… Просто шарик пока о нем не знает. Шарик может взлететь в небо… Высоко-высоко! Я покажу тебе, как. И поймаю за веревочку, когда будешь падать… Веришь мне?
— Верю…
50 глава. Катя
Хотелось зажмуриться. Крепко-крепко закрыть глаза, чтобы не позволить Марку понять, как, на самом деле, мне страшно! Но я ведь не Марка боялась! Не его рук! И даже не того, что сама просила у него! Я боялась, что отпугну его своим страхом, что закричу, отшатнусь, забьюсь под кровать, на худой конец! И он отступит, не желая обидеть или сделать больно!
Но… я впервые в своей жизни эгоистично и глупо захотела его для себя! Никогда и никто не был нужен мне. А сейчас я не хотела делиться! Не хотела, чтобы этого мужчины когда-нибудь еще раз коснулись чужие женские руки! Он должен был быть целиком и полностью моим! И если для того,