шестнадцать лет! И дело осложняется тем, что у тебя уже проявилась Сила, значит, в мозгу есть соответствующие изменения. И это осложнит изучение!
К концу тирады его голос опасно грубеет, а взгляд становится взбудораженным.
— А зачем меня разбирать-то? — включаю дурочку. — Я кучу данных и так предоставлю. Вам будет интересно узнать, как на меня сработал контроль разума.
— Девочка, я и так все узнаю, — усмехается Леонард. — Но ткани твоего тела, в частности, мозг, требуют изучения под микроскопом. Не обессудь. Мне придется тебя умертвить, чтобы разобраться, как второе направление изменило твое ДНК.
Говорить с ним бесполезно. Его фанатичная уверенность в том, что я — ключ к решению головоломки тысячелетия, деморализует и вгоняет в отчаяние. Этого психа не разжалобить и не обдурить. Значит, придется идти напролом, когда мы наконец остановимся и мне станет ясно, куда он меня привез.
Больше в дороге мы не разговаривали. У этого человека нет ни капли сострадания. Хотя, оно, на самом деле, может, и есть, но я не отношусь к группе субъектов, кому можно сострадать.
Я ощущаю, что машина тормозит, спустя бесконечную прорву времени. Совершает несколько коротких остановок, а потом продолжает движение под уклон, явно вниз. Скорее всего, это подземный паркинг или вроде того.
После окончательной остановки, Леонард накрывает мое тело порстынкой с головой, как труп, блин! И выкатывает каталку из фургона. Ощущаю рывок и двойной удар, когда колеса касаются бетона. Я могу только вертеть головой, но простынки с обеих сторон слишком много, чтобы можно было её сдвинуть.
Звук колес по твердой поверхности царапает мозг, потом сменяется на тихий, резиновый, раздается пиканье лифта, он едет вниз. Снова вниз! Под землю. Глаза в очередной раз становятся влажными. С каждой минутой этой дороги мои шансы выжить уменьшаются. Разумом не могу осознать, что жизнь вот-вот закончится, это невероятно тяжело для психики. Но мыслей о том, как остаться в живых, нет.
Леонард выкатывает каталку из лифта и спустя ещё пару минут петляния по коридорам наконец останавливается. Срывает простынку. Оглядываю место, куда он меня привез — какая-то смесь между камерой и медицинской палатой. Стены серые, матовые, покрытые, сразу заметно, чем-то мягким и пористым. Смотровое окно от пола до потолка во всю стену рядом с дверью. Напротив у стены незастеленная койка, в дальнем углу блестят нержавеющей сталью унитаз и раковина. Больше в камере нет ничего, даже стола, это наталкивает на мысль, что здешним узникам-пациентам не до интеллектуальных занятий вроде чтения или письма. А ещё им не приходится есть с комфортом, возможно, и вовсе не доводится есть. Палата смертников.
— Добро пожаловать домой, Анита, — Леонард с дикой радостной улыбкой смотрит на меня. — Ты была рождена в этом месте, и вот наконец вернулась туда, где должна была прожить всю свою недлинную жизнь!
Мои родители узнали, что он собрался сделать и сбежали, забрав меня с собой. А я их подвела. Горечь затапливает душу. Так нечестно. И никто меня тут не найдет и не спасет.
— А долго мне тут… — спрашиваю сиплым голосом, но не договариваю. Слишком больно осознавать приближение гибели, но желание получить хоть малейшую надежду жжется в груди раскаленной лавой. И я решаюсь-таки спросить: — Сколько у меня есть времени насладиться «домом»?
48
Анис
— Ну, думаю, неделя у тебя есть, — фанатик склоняется надо мной, опаляя кожу горячим дыханием, и гладит по волосам. — Конечно, предпочтительнее оставить тебя жить тут и изучать, как работают два твоих направления. Ты показала отличный результат с Майло, я пришел в восторг, когда Стефан мне рассказал! Признаться, это подопытный другого моего эксперимента, который, как и ты, надолго выпал из рук Ковена.
Чувствую, как от шока вытягивается лицо. Мысли у него скачут, конечно, мама не горюй, но мне до дикости интересно, что там за история с этим парнем.
— Какого ещё эксперимента? — вкладываю в голос всю свою благожелательность.
— По созданию жизнеспособного и проявляющего силу гибрида человека и ведьмы, — отвечает Леонард, проводя пальцами по моей щеке, в глаза не смотрит, щупает лицо взглядом, как скульптор, любующийся своим шедевром. — Хотя не Майло стал плодом эксперимента, а наоборот, эксперимент возник благодаря Майло.
Словоохотливость Леонарда мне нравится. Возможно, потому что я изображаю сотрудничество?
— Так уж вышло, что при зачатии ребенка ведьмой и человеком рождается человек, — печально продолжает Леонард, кладя обе руки на мои теперь свободные лодыжки. — Когда мы заполучили Майло, я подкинул Дамиану Шейну идею, что генные изменения в мозгу у таких особей все равно есть, но слишком малы, чтобы Сила проявилась обычным способом. Ты не представляешь, как обрадовался наш главный паук, узнав, что я собираюсь сделать его ублюдка полноценным членом Ковена! Сам-то я не очень верил в чудесное зарождение в Майло Силы, но так Дамиан дал полный карт бланш эксперименту с тобой!
Черт. День откровений какой-то. И чем дальше, тем они все более жуткие. Обо мне Ковен тоже знал с самого начала. По крайней мере, глава секретной службы был точно в курсе, что со мной.
— Так Дамиан Шейн знает о Майло⁈ — спрашиваю изумленно, мне даже не приходится это разыгрывать.
— Знал всегда! — воодушевленно продолжает Леонард. — Ему пришлось отказаться от сына, чтобы не стать посмешищем в Ковене. Такому высокопоставленному члену Ложи не с руки заводить ублюдков от людей.
Он поднимает руку с часами и недовольно цокает.
— Так вот… Человеческая сука отказалась сделать аборт и родила, — он опирается о бортик каталки и продолжает, глядя мимо меня. — Она спрятала пацана и, судя по всему, яростно ненавидела. Мы получили его, когда она умерла, как — неизвестно. Майло заблокировал свои воспоминания об этом моменте. Думаю, это он её убил. Его направление — Физика, так что он вполне её уничтожить просто по случайности.
Дверь пикает замком, и внутрь входят несколько человек в белых сплошных комбинезонах. У одного в руках большой серебристый кейс.
— Сейчас не дергайся, — приказывает изверг. — Мы возьмем ткани на анализ, и ты сможешь отдохнуть.
Я понимаю, что все равно ничего не изменю. А если начну препятствовать этим ребятам, меня просто усыпят или привяжут. Но все происходит ещё прозаичнее. Среди людей в комбинезонах, похоже, оказывается Физик, как Теодор, который парализует мое тело по шею. Снова душу затапливает ужас. Никогда, наверное, не привыкну. Головой понимаю, что однажды чувствительность вернется, но невозможность пошевелиться все равно сводит с ума.
Белые комбинезоны принимаются меня колоть. Берут кровь из вены — сразу в несколько пробирок, потом они