В этот момент пришел Тео Стефанидес. Он жил в Лондоне и работал рентгенологом в больнице Ламбет. Тео познакомился с Портеусом через Ларри. Истинный эдвардианский джентльмен, он был одет в твидовый костюм, жилет 1908 года, начищенные до блеска ботинки и мягкую фетровую шляпу. Его борода и усы были безукоризненно расчесаны, а начинающие седеть волосы идеально подстрижены. «Даже я, — вспоминал Джеральд, — который знал Теодора с десяти лет, не мог представить его в подобной атмосфере». Девушки вообще никогда не видели ничего подобного. К разочарованию хозяина дома и Джеральда, они встретили вновь прибывшего с истинным восхищением.
«Они ворковали вокруг него, как голубки у фонтана. Они подносили ему оливки и сырное печенье. Они сидели возле него и впитывали каждое его слово. Теодор сидел, подобно Санта-Клаусу, погрузившись в воспоминания. Он выдавал шутки, которые казались устаревшими еще в 1898 году.
«М-м–м… да… существуют скороговорки, которые вы вряд ли слышали, — твердил Теодор. — Какой шум беспокоит устрицу сильнее… гмм… да… сильнее всего? Шумный шум беспокоит устрицу сильнее всего!» Девушки разражались бессмысленным хихиканьем. Они старались прижаться к Теодору. Им никогда не доводилось слышать подобных шуток. Они казались им такими же восхитительными, насколько чудесной показалась бы им работающая прялка в прихожей».
Странный вечер продолжался. Джеральд и Портеус уединились в уголке. Девушки не обращали на них никакого внимания, они были полностью поглощены одетым с иголочки Тео. А он вспоминал о своем парижском приятеле, биологе, занимавшемся обитателями пресных водоемов и собравшем очень интересную коллекцию ракообразных в четырнадцати биде, соединенных в сложную систему. Нахваливая грибной суп, Тео вещал о том, что в мире существует 2841 вид грибов, причем более двух тысяч из них ядовиты. «Золотистые, зеленые, голубые, карие и черные глаза, — вспоминал Джеральд, — с восхищением следили за Тео. Девушки напомнили мне детей, слушающих сказку о Синей Бороде».
«Знаете ли вы, — поведала одна большеглазая красавица Джеральду, когда тот наконец сумел привлечь ее внимание, — что мозг гориллы больше человеческого?»
«Я это знаю с семи лет», — мрачно проворчал Джеральд.
В конце концов Джеральду сообщили, что судно отплывает в Камерун из Ливерпуля. Старый германский грузовой корабль, захваченный англичанами во время войны, должен был отплыть в Африку в начале декабря. Джеральд сел на первый же поезд и отправился навстречу своей мечте. Через пару дней к нему присоединился Йелланд. Багаж экспедиции был благополучно погружен на корабль, а личные вещи заняли свое место в каютах. Прощальные телеграммы были получены вовремя, последние слова прощания сказаны, и сходни подняты. Но корабль категорически отказывался выходить из дока. 2 декабря 1947 года, проведя три дня на борту по-прежнему стоявшего Доке корабля, Джеральд распаковал портативную пишущую машинку и начал писать свое первое послание к маме — первое длинное, членораздельное повествование в своей жизни.
«Дорогая мама,
мы все еще в доках Гарстона в Ливерпуле. Чертов корабль оказался немецким, и никто не знает, как он устроен. Что-то в двигателе испортилось, и вокруг него суетятся толпы потных мужчин, пропахших машинным маслом. Мы уже три дня на борту, но это за счет фирмы, так что все не так уж плохо. Созерцать мы можем только очень грязную пристань, на которой разбросаны гнилые бананы. Джон говорит, что весной здесь будет очень симпатично, так что если мы задержимся достаточно долго…»
Каюта, где поселили Джеральда и его напарника, была большой и прилично обставленной, но больше всего поразила Джеральда корабельная пища, совершенно удивительная для послевоенной Британии, где продукты распределяли по карточкам. «На завтрак, — вспоминал он, — мне подали овсянку с молоком и сахаром, почки и бекон с картофелем, тосты, джем и масло на огромной тарелке, а также настоящий кофе». Выпивка на судне была удивительно дешевой и лилась, как вода. «Пиво (довоенного качества) стоило десять пенсов, виски и джин обходились в шиллинг, а пятьдесят сигарет мы могли получить за три шиллинга». Капитан, по замечанию Джеральда, оказался «глупым, напыщенным идиотом», зато остальные офицеры были очень «милы». Остальные пассажиры считали Джеральда с его спутником парой гомосексуалистов, но относились к ним с глубокой симпатией и желали им поймать массу зверей.
«Не волнуйся за нас, мы прекрасно проводим время. Большую часть дня мы корчимся от хохота. Надеемся отплыть завтра утром, а если повезет, то уже сегодня вечером.
С любовью, Джерри».
Однако отплыть им удалось только 14 декабря, через две недели после того, как смелые исследователи поднялись на борт. К тому времени смех их несколько поутих, их одолевала скука от нескончаемого ожидания. Корабль поднял якоря, вышел из доков, повернул к Мерси и отправился на юг, в Ирландское море, по направлению к экватору. Впереди были синие моря, залитые тропическим солнцем.
Часть II. Исполнение обещаний
Глава 8. На краю света: Первая экспедиция в Камерун 1947–1948
Трижды корабль чуть не утонул. В Бискайском заливе шторм был настолько силен, что Джеральд и Йелланд свалились со своих коек вместе со всем скарбом. Становилось все жарче. Корабль подходил к Канарским ост-ровам. В море появились обитатели теплых вод, на корабль залетали экзотические насекомые — бабочки, стрекозы и крупные оранжевые божьи ко-ровки. Они появлялись с невидимого, но уже довольно близкого африканского берега.
«Мы видели множество летучих рыб, — писал Джеральд матери. — Вокруг корабля играют дельфины, а вчера мы наблюдали трех китов примерно в пятидесяти футах от нас. На поверхности воды много португальских корабликов, странных медуз с небольшими парусами. Они движутся, подгоняемые ветром. Эти паруса ярко-фуксинового цвета, и на фоне голубого моря они смотрятся великолепно».
Несмотря на все задержки и шторма, корабль продвигался к своей цели. В сочельник он уже находился в сорока милях от побережья Сенегала. Рождество было отмечено поистине лукулловым пиршеством. Сначала в столовой был устроен роскошный обед, затем все принялись распевать Рождественские гимны в каюте помощника капитана, а потом веселье переместилось в гостиную. Естественно, что рождественская вечеринка сопровождалась обильными возлияниями. Это была первая пьянка, живо описанная Джеральдом. На следующее утро он с трудом мог припомнить, что происходило вечером, но Йелланд все записал в своем дневнике.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});