Читать интересную книгу Месть фортуны. Дочь пахана - Эльмира Нетесова

А вот выгонять из нее доводилось пахану не раз.

Вернулся из зоны быковатый Сачок. Пять лет в Воркуте парился. Попался на деле. Только кенты успели сбежать, прихватив барахло и башли у кладовщицы промтоварного склада, а Сачок помимо всего подметил, что баба недурна собой. Завалил среди комнаты. А тут соседка заглянула. Поняла. Вызвала милицию, созвала всех соседей. Те бабы так вломили, любая фартовая разборка мелочью показалась бы. До самой зоны мужик ходил враскорячку. Ни говорить, ни опорожниться не мог без крика. Все отбили, отдавили ему бабы.

Седой, когда Сачок вернулся из зоны, не взял его в малину, сказав при всех:

— Мы — воры! Отнимаем что нажить можно. Но честь бабью, имя — я с самого начала не велел засирать никакому лидеру! Это не очистить и не купить! Такие вот падлы жен фронтовиков паскудили! Где силой, а то и принужденьем, тыловики проклятые, баб брюхатили. Семьи разбили! Судьбы окалечили хуже войны! За то своими клешнями не одного замочил! И ныне не жалею! Чем ты файней мусоров, какие в лягашках баб силуют? Уломать не могут, так под наганом иль кулаком своего добиваются. И не только баб! За что мы их пускаем в куски! За опороченное мужичье звание, за отнятое имя! И тебя, падлу, знать не хочу больше! Брысь с глаз — козел! И не возникай в моей хазе никогда, если дышать хочешь! — выбил Сачка кулаком за дверь.

— Круто взял пахан на повороте! — услышал за плечом.

— Чего?! — подскочил ошалело.

— Да то! Мы — живые люди! Чего ты из-под нас хочешь? Глянулась баба! Пришлась кенту по кайфу! Что из того? Не убыло с дуры! — осклабился худой, лохматый стремач.

— Шмар кадрите!

— Надоели сучки!

— Заткнитесь, паскуды! Вам ботаю! Не можешь уговорить, не бери силой! За такое не то виновного, всю малину угрохают законники, прознай они, что лажаете воровскую честь! Пока я — пахан, не трогать баб!

— Только девок! — услышал насмешливое и, выдернув говорившего, поддел кулаком в подбородок так, что у того зубы наружу вылезли:

— Вон, падаль, из малины! — выбил в дверь орущий ком. Другие не захотели спорить с Седым. После того кенты его малины не попадались на горожанках. Обходились шмарами.

Случалось, выгонял за жадность.

По фартовому закону каждая малина помогала кентам, попавшим в ходку, и тем, кто возвращался на волю. Освободившихся брали в долю. Неважно, что он из другой малины. Если остался один, или несколько, их кормили, поили, одевали, давали деньги, пока этот кент не определится, в какой малине и с кем станет фартовать. Бросать на произвол судьбы запрещалось под страхом расправы на разборке. А и участь эта могла настичь каждого.

Понимал это и Седой. Потому выполнял закон фартовых, какой далеко не каждому из его малины пришелся по душе. И сбежавшего из колымской ходки Шакала упрекнула шпана, что держит его на халяву, а фартовому, мол, такое должно быть западаю.

Подвыпивший Седой мигом отрезвел. Вырвал вякнувшего из-за стола. Не в двери, через окно из хазы вышиб. Без доли из общака. Запретил на глаза возникать.

Шакал подолгу не задерживался нигде. И тут всего три дня в малине Седого прикипелся. Когда своих сыскал, ушел тут же, поблагодарив Седого за доброе. Кентов злым взглядом окинул, не предвещавшим ничего доброго. Изгнанного из малины Седого тут же нашли стремачи Черной совы. Пустили на ленты. Не только за пахана. Знали, жадный на подлость легко согласится. Засветить, предать сможет. Вот и убрали от греха подальше.

Седой, узнав о том, ни разу не попрекнул Шакала.

Случалось Земнухову разнимать кентов своей малины, подравшихся из-за доли — положняка от дела. Кому-то она показалась слишком малой. И тогда пахан трамбовал сам несогласного. Вправлял мозги до того, что раздухарившийся кент вообще отказывался от навара, определенного паханом.

В малине к Седому относились по-разному. Одни:— уважали, другие — боялись, были и те, кто ненавидели пахана. Но деваться было некуда, другие малины не брали, сколотить свою — не получалось. Вот и держались за Седого.

Ждали, когда самим пофартит и можно будет дышать без этого пахана.

Земнухов знал и понимал каждого. Вот так однажды, впервые за все годы, пустил в ход не кулаки, как случалось прежде, а «перо» против троих кентов из своей малины.

Обмывалась удача. Шпане такое не часто перепадало. Застопорили инкассаторов по дороге в банк. Жирный навар сняли. И смотавшись в другой город, пили в ресторанах, отмечая улыбку фортуны.

Седой, зная себя, сдерживался. Перебор хмельного для него был опасен. Этого не замечал никто… Все считали, что пахан жрет водяру, как все. Тот внимательно следил за каждым и приметил, как трое кентов смылись из-за стола, сделав вид, что приспичило отлучиться по нужде. Оно бы и немудро. Но пахан, единственный из всех, увидел, что пили кенты не водку, а минералку. Тут же заподозрил неладное и немедля вышел из-за стола следом за кентами.

Те собрались уже уйти из хазы, прихватив с собой общак малины. Решили тряхнуть своих и отколовшись фартовать отдельно где-нибудь на Севере, куда никогда не возникала малина.

Они уже собрались в дорогу, когда на пороге появился пахан. Бледный, как снег, он вприщур наблюдал за кентами. Те онемело уставились на пахана, не веря собственным глазам.

Седой вырвал из-за пояса финач. Закрыл двери наглухо. Кенты бросились к окнам. Но пахан опередил. Никому не удалось слинять…

Случалось, кенты уходили из малины, не сказав ни слова пахану, не требуя доли. Вначале таких находили кенты. За откол убивали. Потом поняли, что поиски обходятся дороже потери и перестали выслеживать отколовшихся, предоставив им возможность дышать спокойно.

Не терпел пахан лишь одного, когда его кенты уходили в другие малины. После ходок или крупных проколов шпана разбегалась, малина редела. И Седой психовал, пока не восстанавливал прежнее число кентов.

Бывало, сманивал чьих-то налетчиков, домушников и стопорил. Случалось, у него уводили из-под носа самых удачливых воров. И тогда на сходках трясли друг друга паханы, трамбовались, пока другие паханы не растащут. Случалось, сход наказывал кого-то. Но через год забывалось. И снова кочевали кенты из малины в малину.

Седой держал в руках своих кентов. Малина его постоянно обновлялась. От тис первых блатарей, с какими пахан бежал

из зоны, остались всего трое. Но и те состарились, обессилели. Они обучали своему делу новичков — совсем молодых ребят, прошедших колонии и тюрьмы. У них было все, кроме опыта. Его они набирались в малине.

Седой никого не выделял. Он относился ко реем одинаково. Никому до конца не доверял.

Все воры его малины имели свои слабости. Одни — дышать не могли без шмар, другие — водку глушили не просыхая. Были и те, кто всему на свете предпочитал барахло и при первом же случае переодевались по десятку раз на день. Имелись свои сластены, обжоры, чифиристы и даже пара лидеров— шестерок. Их Седой давно бы вытурил, но не было замены, таких же работящих честняг и чистюль.

Не имел слабостей лишь пахан. Он жил в малине, но оставался в одиночестве. Женщины Земнухова не интересовали. Иногда, крайне редко, он заглядывал к шмарам. Но через час уже покидал притон, никогда не оставался на ночь.

Ту, с какою был недолго, не помнил в лицо, не интересовался именем и возрастом. Гасил свет. Никогда не ласкал. Справив свое — одевался, включал свет. Сунув деньги в руки шмары, тут же молча уходил.

Потаскухи за это не любили Седого. Неохотно шли к нему, зная за ним все его пороки.

Пахан думал, что проживет так весь свой век. Но… Судьба распорядилась иначе.

В одну из глухих ночей возвращался пахан с тремя кентами с дела. Тряхнули железнодорожную кассу. Милиция «на хвосте» повисла. Свистками всю улицу взбудоражила.

Седой бежал впереди. Кенты следом, по пятам неслись. И, как назло, ни свернуть, ни спрятаться некуда. Громадные многоэтажные дома центральной улицы стояли плечом к плечу.

Седой уже задыхаться стал, уставать, как вдруг приметил открытое окно на первом этаже. Слегка подтянувшись — запрыгнул. Кенты, ничего не заметив, проскочили мимо.

Земнухов слышал, как под окном пробежал наряд милиции, кто-то из них по рации вызывал машину.

— Вы как тут оказались? — услышал голос совсем рядом. Вгляделся в полумрак комнаты.

Завернутая в полотенце женщина только вышла из ванной, стоит в растерянности перед постелью. Седого она случайно приметила и не могла понять, откуда он к ней свалился? Если вор, то почему стоит на полу, возле батареи и не собирается ничего брать? Если насильник, почему на нее не смотрит?

— Что вам тут нужно? — повторила вопрос погромче. Седой прижал палец к губам. В это время под окном пробегали, топоча сапогами, милиционеры.

Женщина удивленно умолкла. Она не видела лица непрошенного гостя. Он сидел, повернувшись к окну.