– Я спал как убитый, – ответил Джеймс, и губы его слегка шевельнулись в улыбке. Однако он тут же стал серьезным и, запинаясь, пробормотал: – Я... я не могу высказать вам, что это для меня значит, или... или насколько я вам благодарен. Я не помню, когда в последний раз чувствовал себя настолько отдохнувшим.
Верити была довольна еще одним успехом своего целительского искусства, но особенно рада она была, что сумела помочь Джеймсу. Это маленькое достижение могло оказаться первым шагом к выздоровлению. Ей хотелось в это верить, и поэтому она продолжала каждый вечер приносить ему травяной отвар.
Через неделю Верити обнаружила у Джеймса небольшие, но заметные изменения. В глазах у него появился блеск, темные круги под нижними веками исчезли. Джеймс чаще, чем раньше, стал появляться за завтраком, ел больше, не ограничиваясь своим обычным чаем и тостом, стал держаться спокойнее, несмотря на возросшую враждебность Агнес.
К тому же теперь он время от времени улыбался. Не часто, вряд ли чаще одного-двух раз в день. Большего Верити и не ожидала, потому что характер у него был сдержанный, осторожный. Ей хотелось знать, был ли он другим много лет назад, до Испании. Тем не менее улыбка, преображающая его лицо, стала появляться чуть чаще, а когда она была обращена к Верити, у той возникала слабость в коленях.
Однажды тоскливым пасмурным утром Верити работала в саду, собирая корни и стебли, которые могли пригодиться в зимние месяцы. Она более или менее освоилась в этом маленьком огороде и ходила туда ежедневно, вырезая отмершие стебли, чтобы весной свободно могли расти молодые побеги.
Верити стояла и оглядывала ряды растений, оголенных в преддверии зимы, и с гордостью думала о своих небольших медицинских успехах. И почти сразу же мысли ее обратились к достижениям другого рода, которые доставляли ей даже большее удовольствие.
После ее поездки по имению вместе с Джеймсом между ними начали развиваться новые отношения. Верити наслаждалась этой дружбой, которая была более целесообразной, чем то, чего она ожидала, когда он пришел к ней в спальню. Однако в глубине сердца, когда она бывала полностью честна сама с собой, Верити понимала, что ей хочется большего. Она знала: благодарность за спасение на аукционе – потому что она перестала думать об этом по-другому – и ее инстинктивная потребность вылечить его вызывали у нее гораздо более опасные чувства.
Через плечо у нее висел холщовый мешок. Верити протянула руку и начала разбрасывать солому у основания некоторых наиболее нежных растений, чтобы защитить их на зиму. Эта простая работа не отвлекала ее от мыслей о Джеймсе.
Никогда раньше Верити не испытывала физических ощущений; которые Джеймс пробудил в ее теле, и, да простит Господь, ей хотелось большего. Жизнь Верити круто изменилась и никогда уже не пойдет по-прежнему. Все, что когда-то казалось важным, теперь не имело значения. Только одно навсегда останется прежним, и то, что Джеймс от нее отказался, подтверждало это. Ей надо бы всегда помнить об этом и попусту не мечтать.
Не имело смысла мечтать о жизни, которой у нее никогда не будет, думала она, аккуратно раскладывая мульчу вокруг стеблей. Разве может быть нормальной жизнь женщины, которая замужем и в то .же время не замужем, которую купили, заплатив за нее деньги, но не сделали ни любовницей, ни служанкой?
Продвигаясь вперед с мульчированием, Верити думала о том, что успешно приспособилась к своей ненастоящей жизни. Ее умение использовать травы позволило ей по крайней мере быть полезной, придать некоторый смысл своему существованию. А теперь она строила странные дружеские отношения с Джеймсом. Это было больше, чем она могла ожидать, стоя на рыночной площади с кожаным ошейником на шее. Она должна быть довольна. Ей не следует желать большего.
Верити выпрямилась и охнула. Чтобы снять онемение от долгого согбенного положения, она положила руки на поясницу и потянулась. Выгнув шею, посмотрела на темное, угрожающе нахмуренное небо и проследила за тонкой белой струйкой дыма, поднимающегося со стороны Уил-Деворана.
Джеймс сдержал свое обещание и через несколько дней после их верховой прогулки съездил с ней на рудник. Сначала он повел ее в аппаратную, и Верити была зачарована видом огромного насоса с его шипящим цилиндром и крутящимся вверху огромным стальным брусом. Джеймс также показал ей котельную и кузницу, складские помещения со странного вида предметами, дробильню и двор с крепежным лесом, и сортировочные помещения, где девушки-сортировщицы ритмичными ударами молотков разбивали куски руды и пели.
Все это было необычно и грязно, и деловито, и показалось Верити чудесным, но, возможно, только благодаря ее проводнику. Когда они бродили по двору, несколько рабочих – Заки Маддл, Нат Спраггинс, Эзра Нун – сняли перед Верити свои шляпы со свечками, потому что она познакомилась с ними в Сент-Перране. Большинство рабочих, едва увидев Джеймса, ушли с дорожки, чтобы не столкнуться с ним.
И все же один мужчина выбил Верити из колеи. Она заметила маленького, покрытого глубоко въевшейся грязью человека. Он прятался за отдельно стоящим зданием и внимательно следил за Джеймсом. Джеймс либо не обращал на него внимания, либо не замечал его, но когда он отошел поговорить со своими помощниками, маленький человечек оказался около Верити. Его глаза на черном лице были похожи на маленькие белые камешки. Он поднял палец и стал грозить Верити.
– Вам опасно здесь быть, миссис, – сказал он заговорщическим шепотом. – Везде опасно рядом с этим человеком, лордом Хартлессом. – Когда он произносил это имя, рот его скривился. – В том доме вас ждет только огонь и смерть. Огонь и смерть.
– Уйди от нее, Клегг, – сказал другой мужчина. – Иди занимайся своей смолой и не беспокой людей. Иди, иди!
Маленький человечек по-прежнему держал палец поднятым. Он еще раз погрозил Верити, потом отвернулся и исчез за одним из сараев вместе с безымянным шахтером, который его отругал.
Верити напугали слова маленького человечка. Она вздрогнула, увидев, что Джеймс опять рядом с ней. Интересно, как долго он был здесь, много ли слышал?
Джеймс знал, что его люди относятся к нему с недоверием, даже со страхом. Тем не менее, когда он встретил группу женщин в Сент-Перране, которые, заметив его, бросились врассыпную, или когда шел по службам своей шахты, где мужчины сделали то же самое, он не приложил ни малейшего усилия, чтобы изменить их отношение к себе. Лицо его всегда было хмурым, а во взгляде сверкала сталь, как будто он бросал всем вызов, подтверждая свое злодейство.
Капитан Полдреннан сказал, что Джеймс предпочитает, чтобы его считали убийцей, а не трусом. Похоже, это было что-то такое, что понять может только мужчина. Верити не была мужчиной, а потому и не понимала. Она полагала, что он позволил все хорошее в нем затенить чувством вины и стыдом.