единой. Если мы получим еще семьдесят таких, у нас будут лучшие всадники во всей армии.
Катон посмотрел на животных и кивнул. — Хорошо. Отправляемся. Пройдет день или два, прежде чем мы сможем удовлетворить твои амбиции, центурион.
Массимилиан приказал своим людям вскочить в седла, и как только Аполлоний забрался в седло и взял поводья, Катон махнул рукой в сторону ворот, и небольшая колонна всадников, разбухшая от захваченной добычи, рысцой поскакала от виллы. Проходя через ворота, он оглянулся сквозь пелену пыли и увидел перед входом на виллу Клавдию, которая смотрела им вслед, как они отправляются. Она подняла руку на прощание, но прежде, чем он успел подумать, чтобы взмахнуть в ответ, стало слишком поздно: он прошел через ворота, а всадники позади него сомкнулись и закрыли ему обзор. Он отвернулся с чувством сожаления. Она могла быть проблемой, она могла даже быть опасной, но он поймал себя на мысли, что он сможет найти способ увидеть ее снова. Он чувствовал себя на пороге пути, который сулит столько же опасностей, сколько и радостей, и все же он уже знал, что сделает свои первые шаги, как только позволит ситуация.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В течение следующих двух дней они заполучили достаточно лошадей, чтобы снабдить около восьмидесяти человек конного отряда и еще двадцать животных, чтобы использовать их в качестве сменных скакунов. Некоторые коневоды неохотно, но согласились на реквизицию их поголовья, но большинство было настроено враждебно, и Катон был вынужден пригрозить забрать лошадей силой. Каждый раз они выкрикивали оскорбления и угрозы вслед уходящей колонне, когда все более растущая колонна людей и лошадей отправлялась прочь. Однако он оптимистично относился к любым действиям, которые они могли предпринять. Пока их жалобы будут переданы их друзьям в Сенате, к тому времени он победит врага, и немногие стали бы сомневаться в действиях, которые он предпринял для достижения победы. Если он потерпит неудачу, поданные против него жалобы будут наименьшей из его проблем.
Пока собирали лошадей, центурион Плацин и другие преторианские офицеры безжалостно тренировали людей своей когорты. Около двадцати ауксиллариев в возрасте и менее здоровых из состава подразделения уже были помещены в скромную больницу когорты, а в соседнем складском помещении было установлено больше коек для восстановления дополнительных павших от изнеможения. Порядок был таким же, как и для новобранцев в легионы. Подъем на рассвете для пробежки вокруг каструма перед утренним осмотром бараков. Затем наскоро приготовленная каша на основе ячменя, которая считалась лучшей диетой для солдат на тренировках. За утренней перекличкой на плацу следовала строевая и боевая подготовка. В полдень они выстроились по своим центуриям, с фурками, нагруженными одеждой и снаряжением для похода, а затем когорта отправилась маршем по прибрежной дороге, возвращаясь по труднопроходимой тропе через холмы, прежде чем достичь форта измученными. Но передышки было немного: ужин нужно было приготовить перед чисткой оружия и снаряжения, чтобы повторить процесс, как только рассветет следующий день.
Как бы люди ни проклинали своих инструкторов по строевой подготовке себе под нос, они гордились своей способностью идти в ногу с напряженным графиком тренировок и не хотели сталкиваться со стыдом отставания или падения из-за травм и того, что их павших и захромавших подбирала повозка вслед за марширующей колонной. Дискомфорт от жары усугублялся пылью, поднимаемой подбитыми гвоздями калигами, которая оседала на людях и их снаряжении, так что каждый день они заканчивали, покрытые серой патиной, из-за которой они выглядели преждевременно состарившимися, когда они с трудом шагали к своим койкам в казарменных блоках.
В ином случае Катон мог бы тренироваться с ними, поскольку он принадлежал к той школе, согласно которой все офицеры должны владеть гладием так же хорошо, как и люди, которыми они командовали. Но было слишком много других задач, требовавших его внимания. Необходимо было реквизировать припасы и отправлять их в форты и аванпосты, окружающие территорию, уже занятую врагом. Каждый конвой должен был сопровождаться достаточным количеством солдат, чтобы удержать разбойников от нападения. Затем были разведывательные отчеты, которые он запрашивал у каждого форпоста, а также у торговцев и племен, все еще верных Империи. Префект когорты в Тибуле попросил больше времени, чтобы подготовить своих людей, прежде чем он сможет встретиться со своим новым командиром, и Катон был вынужден послать ему краткое сообщение, чтобы тот немедленно прибыл к Тарросу. Он также был обеспокоен горсткой полученных им сообщений о болезни, которая теперь, казалось, охватила всю южную часть острова. Он передал информацию наместнику и посоветовал изолировать затронутые города и поселения, чтобы предотвратить дальнейшее распространение эпидемии. Скурра ничего не ответил, и его молчание только усилило беспокойство Катона.
В те редкие моменты, когда его ум не обдумывал детали предстоящих боев и необходимых планов, которые он строил на кампанию, он ловил себя на мысли, что постоянно возращается мыслями к Клавдии. Было странно от осознания того, как она захватила его внимание, учитывая краткость их знакомства и достаточно плохие обстоятельства, при которых оно, собственно, началось. У него возникло искушение отправить ей сообщение с вопросом, не будет ли она заинтересована в поездке в холмистую сельскую местность вокруг своей виллы, только для того, чтобы тут же обросить эту идею, поскольку в форте возникала новая задача. Так случилось, что, как это бывает, когда в вопросе замешана проницательная женщина, они встретились, как будто случайно, в порту в прекрасный полдень, через несколько дней после того, как Катон забрал лошадей с ее виллы.
Он только что завершил свои дела с торговцем зерном относительно партии ячменя и оливкового масла и прогуливался по набережной, его взгляд блуждал по пришвартованным рядом судам и суете матросов, грузчиков и праздных бездельников. Вверху чайки кружились и скользили на фоне темно-синего неба и иногда спускались вниз, чтобы схватить выброшенный или оставленный без присмотра кусок еды. Насвистывая припев одной из маршевых песен, которые он подхватил во Втором легионе много лет назад, он заметил Клавдию, идущую в другом направлении, за которой следовали двое германских телохранителей, неся корзины с покупками. Одетая в простую желтую столу и соломенную шляпу от солнца, она одноврменно встретилась с ним взглядом.
Мелодия замерла на губах Катона, и он почувствовал волну разочарования из-за того, что она помешала его хорошему настроению и заставила его нервничать. А затем она улыбнулась ему и кивнула в знак приветствия, и сразу разочарование исчезло. Прежде чем он смог поверить себе, он осознал, что уже улыбнулся ей в ответ, и они поприветствовали друг друга, как