не понимаю. Всю жизнь понимал, а сейчас не понимаю. Короче, я на хату! Как покончишь с этим выродком, дай знать. Я с ним не то, что на один разговор не приду, но даже на одно поле не сяду.
Минутная стрелка рисовала шесть часов. Инал брел в сторону центральной части города, обиженно ворча на весь квартал. Открывались засовы окон, выглядывали негодующие люди. Но Инала это не цепляло, он едва сдерживался от рыдания. Наковыряв в кармане мелочь, перекидывал ее в руках, непроизвольно утешая себя.
Вдруг в поворот на большой скорости ворвался автомобиль. Он, свистя покрышками, отставил на перекрестке жирный след. Инал отошел на два с половиной квартала от «Альбатроса», когда машина с черными пленками на стеклах промчалась мимо него, обдав холодком. Что-то екнуло у него в сердце. Он, убежденно покинувший друзей, окаменел. Раздалась первая автоматная очередь. Инал швырнул монеты, которые покатились со звоном по дороге, но эхо от его бега заглушило звук их падения. Он бежал на пределе своих сил, так, как не бегал никогда. Обессиленный, он обрел двойную силу. Он спешил со всех ног на берег и кричал: «Алиас, Алиас!». Но что мог сделать в тот момент Инал? Раздалась вторая очередь, а следом третья. Три автомата, отпев по обойме, работали в унисон по людям. До «Альбатроса» оставалось тридцать метров, как автомобиль с убийцами уже спешил восвояси. Инал прыгнул под колеса в надежде задержать, но сманеврировавший водитель объехал возникшую преграду.
Добежав, Инал увидел лежащих на набережной друзей с изуродованными от пуль телами. В нескольких метрах, лежа на животе с единственной пулей в затылке, остался Бута. Инал сразу понял, что третья обойма предназначалась ему. А для чего шел Бута? Может, он хотел что-то сказать, предупредить? Может, он одумался, опомнился? Решил исправиться?
Море все так же продолжало биться об опорную стену, солнце стремилось к зениту, ярче освещая город. Чайки, даже не встрепенувшиеся от происшедшего и недоуменно поглядывающие в сторону, где произошли выстрелы, быстро опомнились и устремили взгляды снова в воду в поисках пищи. Жизнь продолжалась, несмотря на то, что для кого-то кончилась.
***
Спустя двадцать лет Страна души претерпела большие изменения от блокады до признания независимости. Путинская политика оказывала братское содействие. Над Страной души возник щит российской армии, отсрочив неприятельские мысли о конфликте на неопределенный срок. У людей появилось завтра. Экономика семенила уверенными шагами вперед. По дружеской инвестиционной программе строились школы, дороги, стадионы, детские сады. Налаживалась общая инфраструктура. Разруха себя не исчерпала, но уже чередовалась с новыми зданиями. Шрамы войны затягивались. Развивался туризм, попутно развивая частный гостиничный бизнес. По российским направлениям в сфере отдыха Страна души попадала в первые строчки всех списков. Росло поколение детей с определенно новыми возможностями. Играющий босиком мальчишка на асфальте ушел в прошлое. Мини-поля, о которых даже не мечтали дети, толпящиеся на единственных песчаных кортах Мухуса, росли, как грибы. Автопарк вырос до неприличных размеров. Одну машину во дворе заменила нехватка мест. Очереди за хлебом отправились на полку истории. Многие перестали употреблять в пищу хлеб, в лексиконе появились слова «диета» и «калорийный». Каждый вечер красивые мухусчанки украшали прогулками набережную. Находились, конечно, в стране и люди, кричащие, что после войны ничего не изменилось, но тут чувствовался либо политический прикрас, либо глубокая амнезия. В Стране души пахло жизнью.
На центральной дороге остановился внедорожник «Toyota», следом припарковался новенький «Lexus». Вышедшая женщина лет тридцати пяти на вид бросилась в объятия мужчины. Несколько минут, впиваясь ногтями в спину, она проплакала у него на груди. Мужчина нежно гладил ее по спине, причитая:
— Двадцать лет прошло. А как будто все было вчера.
— До сих пор я не могу поверить, что их нет. До сих пор!
Перейдя дорогу, они оказались на кладбище. Инал провел Сабину к месту захоронения друзей.
Ухоженную могилу, утопающую в полевых цветах с четырьмя агавами в углах, окружала свежеокрашенная ограда. Был всегда полон мраморный столик различными напитками и конфетами, предназначенными для поминания ушедших. Нарисованные на гранитном камне лица с выбитыми под ними датами рождения и смерти улыбались всем пришедшим. Цветник, заполненный белыми камнями, украшали красные розы.
Сабина погладила ладонью по могиле. Взяли по каждому виду алкогольных напитков, напоив ими землю. Вначале она коснулась Эрика, тщательно протерев фотографию. Потом обошла цветник. У места захоронения Алиаса она зарыдала. Что двадцать лет она держала в себе, вырвалось наружу. Инал не осмелился ее утешить, он сам нуждался в утешении. Из машины донесся детский крик десятилетней девочки:
— Мама, с тобой все хорошо?
— Да, да, — ответила Сабина и прижалась лбом к камню. — Спасибо, что был в моей жизни!
После чего она вытащила из сумки четки, подаренные им на одном из сказочных свиданий на мухусской набережной, и повесила на верхний угол памятника.
— Инал, как ты думаешь, почему они не сделали это в том доме, на окраине города? В глуши, где вы прятались. Почему любое время? Почему любое место? Почему они пренебрегали всеми здравыми смыслами безопасности и человечности?
— Я двадцать лет не могу дать себе ответ на этот вопрос, думая о нем каждый вечер. Мне кажется, они хотели сделать это показательно, демонстративно, — Инал печально нахмурился. На его возмужавшем лице пропали наивные нотки юношества, уступив место глубоким морщинам, как доказательствам не прерывающейся умственной деятельности.
Попрощавшись, Сабина еще раз напоследок крепко обняла старого друга и уехала. А Инал еще долго сидел на лавочке и молча смотрел в улыбчивые лица друзей. Он вспоминал лучшие, не взирая на тяжести того времени, годы своей жизни, прожитые вместе с этими людьми.