сразу с шести ног получал куда попало. И в итоге угодил в багажник, в заслуженную компанию к своему товарищу по несчастью.
Машина на этот раз завелась сама, да так озверела под руководством осмелевшей компании народных мстителей, что нарушила все возможные правила дорожного движения. Без номеров, превышая скорость на пути к даже им неизвестному месту назначения, она бороздила тротуары, подрезала единичные, встречные автомобили и никак не могла не привлечь внимания. Раздался звук сирены, и старенький «Уазик» устремился в погоню. «Семерка» маневрировала, да опыта не хватило, и «Уазик», обогнав, грозно перекрыл дорогу. Открылась дверь с водительской стороны.
Алиас схоронился на заднем сидении, а Инал, надеясь разрешить ситуация словесно, вышел вместе с Эриком из машины. Планировалось извиниться, сослаться на молодость. Подумаешь там, ночная хулиганка, никого же не убили. Из «Уазика» вышел Булавадзе. Держа в руках автомат, он велел всем поднять руки, оставаясь на месте. Инал с Эриком беспрекословно выполнили требования. Капитан продолжил движение к автомобилю. Осмотрев его визуально снаружи, он никого не обнаружил внутри. Смутила лишь открытая задняя дверь, хотя пассажиры выходили с передней части автомобиля. Насторожившись, Булавадзе передернул затвор автомата, приведя его в боевое положение и потребовал открыть багажник. Инал с Эриком застыли на месте, пытаясь придумать весомый предлог не продолжать этого действа. Справедливый же сотрудник полиции был настроен серьезно. Он поднял оружие, осмотрел парней грозным взглядом и повторил приказ. Парням ничего не оставалось, кроме как послушаться. Инал, являясь хозяином транспортного средства на этот вечер, медленно начал подходить к багажнику, когда увидел мелькнувший в темноте силуэт. Алиас обошел автомобиль и оказался за спиной у встревоженного милиционера.
— Бросьте автомат! — проговорил он холодным голосом, наводя на Булавадзе пистолет, приобретенный для самозащиты. Когда еще защищаться, если не сейчас.
— А то что? — медленно, но все еще уверенно проговорил милиционер, продолжая держать свое оружие наготове.
— А что. Я стрельну!
— Так стреляй же! — прозвучал все еще спокойный голос.
У Алиаса было достаточно времени, чтобы воспроизвести выстрел. Булавадзе не спеша повернулся, будто выполнял команду кругом в строю в обычный день. Алиас сделал над собой некоторые усилия. Однако он понимал, что стрелять по невиновному человеку, пусть даже он был сотрудником вредящих ему органов, парню было не под силу. Капитан, прошедший войну, уловил каждую секунду, поэтому, воспользовавшись заминкой со стороны угрожавшего, сменил позу, оказавшись в выгодном положении. Алиас хоть и понимал, что рискует уже не только своей свободой, но и свободой близких друзей, но все же опустил оружие. Булавадзе немедля оцепил Алиаса руки наручниками и, изъяв пистолет, произнес:
— Наконец-то я тебя арестовал!
Вернув ситуацию под контроль, он вновь велел открыть багажник. Терять было уже нечего, Инал не стал сопротивляться и выполнил требование. Каково было удивление капитана, когда он обнаружил там двух барахтающихся людей, молящих о помощи. Он скинул мешок с головы Кутузба. Лицо Булавадзе было первым, что пострадавший увидел после избиения. Он никогда не был так рад видеть капитана. К сожалению, для майора, чувства оказались не взаимны. Булавадзе громко хлопнул багажником.
— Арестовал. Теперь можно и на пенсию, — подошел и освободил Алиаса.
— А пистолет? — недоуменно спросил Алиас.
— Пистолет — это лишнее. Тебе он не нужен! — Булавадзе запрыгнул в «Уазик» и уехал.
Друзья, доехав до реки Атсимуг, вытащили сотрудников из багажника. Предварительно развязали веревку на руках и ногах. Пожелав им скорейшего очищения, сбросили в воду и уехали. Учитывая, что конечности не были обременены заточением, милиционеры без проблем вышли из воды. Они долго смотрели в небо и благодарили Бога, что им простили грехи и дали второй шанс на реабилитацию. Заключили для себя порвать со всем произволом. И больше не сбиваться с пути истинного. Прекратить самим с наркотиками и сегодня же отвязаться от ЛЮДЕЙ, ЧЬИ ИМЕНА НЕЛЬЗЯ НАЗЫВАТЬ, чего бы это им не стоило.
Потом пойди и усомнись в словах Алиаса, что река Атсимуг святая и очищает каждого, окунувшегося в нее.
***
Пришло время для завершающей части плана, вброшенной предложением, но не удостоенной и единственной минуты обсуждения, так как никто не верил дойти до нее. Им нужно было переждать ночь в сгоревшем, неприметном доме на закоулке безлюдной улицы. До войны заселенная улица процветала. На ней, как и на всех прочих улицах, играли дети. Пенсионеры кормили голубей, вспоминая бурные годы молодости. Парни признавались в любви девушкам. Зарождались крепкие, дружеские отношения. Смех следовал после шуток, а звон бокалов после пламенных речей. Потом приехали танки и уничтожили все вокруг, а что не уничтожили, то привели в негодность и уехали, оставив, будто так и должно быть. Кругом все поросло кустами. Дом представлялся убежищем безопасным. Такое месторасположение называли «концом географии», помогала также защитная стена из растительности. Теоретически подъезд для машины с одной стороны был, практически — был только для трактора. При явке милиции же бежать можно было во все стороны.
По плану, Алиас и Инал должны были вернуться в больницу и деревню соответственно. Алиасу — для алиби, Иналу — залечь на дно. За ночь никто не заметил их отсутствия. Разве что дядя обнаружил пропавшую машину. Инал не учитывал эту проблему. Дяде всегда можно объяснить. В Булавадзе теперь видели соучастника и не сомневались, что не сдаст. Решили под утро, немного отдохнув, отправиться в путь. Эйфория, что удалось даже лучше, чем задумывали, не давала спать. Обсуждались моменты, как Алиас мог стрельнуть в Булавадзе, как Булавадзе мог стрельнуть в них. Как он мог их задержать, арестовать. Все, что угодно. И это обсуждалось в таком веселом тоне, как будто речь шла не о жизни и смерти или отягощенной дальнейшей судьбе, а о каком-то невинном случае на дне рождении. Как Кутузба и Казематба получили по заслугам. Как они молили о пощаде. Как завтра мир изменится. Как он станет лучше. Всякий раз, когда кто-то громко смеялся, другой пресекал его, опасаясь, что услышат, но уже в следующий минуту, смеялся громко сам.
Приехавшая машина уперлась в кусты. Фары осветили улицу. Алиас, коснувшись указательным пальцем кончика носа, велел всем замолчать. Он наблюдал в оконную выемку, так как само окно давно сгорело. От друзей потребовал спрятаться на задней части двора и, в случае чего, бежать. Но те проявили