расслабленным и умиротворённым.
— Приятно, — тихо выдыхает он.
Не могу сдержать теплой улыбки. Интересно, а Эдгар заметит в таком состоянии, что я над ним колдую, или нет?
Напеваю про себя сложное заклинание, непрестанно массируя затылок Эдгара, надеясь, что он настолько не в форме, что не обратит внимания на мое магическое вмешательство. Он в самом деле не замечает и в скором времени засыпает прямо в кресле. Дыхание спокойное, размеренное, ресницы мелко подрагивают. Такой красивый… такой опасный и одновременно — беззащитный. Надо же…
Накрываю его пледом, а сама устраиваюсь на диванчике рядом. Тут жутко неудобно спать, конечно, но не могу оставить Эдгара одного. Мне нужно проследить, подействует ли мое заклинание как надо, или придется утром звать Базилио на помощь. Надеюсь, я все сделала правильно…
Не знаю, действуют ли на верховных магов наши древние “огненные” чары, но я не могла попробовать то заклинание-колыбельную, которому меня еще бабушка в детстве научила. Мне лишь пару раз в жизни доводилось его применять, на братишке. Зато бабушка усыпляла меня так почти каждую ночь, потому что со всплесками энергии у меня в детстве были серьезные проблемы.
Это такие чары с особым ритмом пения, которые способны угомонить и погрузить в сон без сновидений кого угодно. Ну… Во всяком случае, я очень рассчитываю на то, что действительно “кого угодно”, даже Эдгара с его нынешними проблемами, которые он сам себе создал. Есть у меня предположение, что это может помочь высыпаться ему хоть иногда, так как “колыбельная” блокирует любые другие внешние магические воздействия. Осталось убедиться, так ли это…
Ложусь на диванчике так, чтобы видеть спящего Эдгара. Он упирается головой в спинку кресла, руки безвольно лежат на коленях. Такой забавный. Сейчас от него не исходят негативные волны, но это пока… Может, дурные сны снятся ему перед рассветом?
Так, в размышлениях о пробуждении Эдгара, засыпаю сама, и снятся мне абсолютно бестолковые но весьма приятные сновидения.
***
Приятно просыпаться от ласковых солнечных лучиков. Я щурюсь от яркого света, заполнившего комнату поутру, и широко зеваю, глядя на Эдгара. Как он там, спит? В порядке ли?
Эдгар словно чует мое пристальное внимание и тоже приоткрывает глаза.
— Доброе утро, — снова душераздирающе зеваю я и укрываюсь с головой одеялом.
Раз уж Эдгар проснулся, то можно не беспокоиться о его состоянии и дремать дальше. Но именно в этот момент до него доходит суть происходящего.
— Доброе, — отзывается Эдгар и тут же издаёт какой-то странный звук, похожий на яростный рык.
Вскакивает на ноги, лихорадочно оглядывается по сторонам и прожигает меня взглядом.
— Утро? Но… Как? Я снова заснул? И сам проснулся? Что ты со мной сделала!?
— Да расслабься ты, — снова широко зеваю я, — Просто спела тебе колыбельную…
— Ты просто… Чего?!
В его голосе столько искреннего недоумения и растерянности, что мне становится смешно.
— О великий Ставинский, гроза всего Шаренхола! Весь такой из себя важный, аж глаза слепит, а колыбельную Боффана спеть себе не может.
— Колыбельная Боффана? — переспрашивает Эдгар.
Он сейчас предельно сосредоточен. Жадно слушает каждое мое слово и присаживается на краешек диванчика, на котором я свернулась калачиком.
— Это усыпляющее заклинание, довольно мягкой формы, особого воздействия. Блокирует всю остальную магию. Я подумала, может заблокирует и твои сны? Решила попробовать на удачу, вдруг получится.
К счастью, Эдгар не вопит от возмущения “а если бы не получилось?!”, а только произносит:
— Никогда о таком не слышал…
— Неудивительно. Ты же нарочно игнорируешь все, что связано с огненной стихией, а эти чары придуманы огневиком. Мне еще бабушка пела ее, а потом — мама. Я была очень беспокойным ребёнком, за которым требовался особый уход.
— Да ты и сейчас не слишком-то спокойная, — ухмыляется Эдгар и неожиданно ласково проводит рукой по моим волосам.
Зарывается пальцами в черные кудри, аж мурашки бегут по коже от этих прикосновений.
— Спасибо, — негромко говорит Эдгар. — Кажется, ты меня натурально спасла… Причем дважды. Сначала разбудила меня, когда даже Базилио не смог, а теперь и вовсе дала как следует выспаться… Впервые за несколько лет. Да ты полна сюрпризов, Ариана.
Хочу едко ответить, но прежде чем успеваю произнести хоть слово, Эдгар порывисто наклоняется ко мне и касается губ сладким поцелуем. Он целует сразу глубоко, жадно, будто пьет меня, наслаждаясь каждой каплей. Его пылкость кружит мне голову и рождает в душе непонятные эмоции. Какую-то жгучую смесь из смущения, нежности, вожделения… И чем дольше наш поцелуй, тем сильнее он становится похож на прелюдию к чему-то большему, нежели на простой ласковый жест. Кажется, еще немного, и Эдгар начнет срывать с меня одежду, но он сам прерывает поцелуй и шепчет в губы:
— Так скучал по тебе все то время, пока был в отъезде…
Я, кажется, тоже скучала… Иначе не знаю, как объяснить столь острую реакцию на обычные поцелуи. И сейчас, когда я вновь оказалась в плену ласковых рук Эдгара, отчаянно жажду продолжения. Невольно выгибаюсь навстречу, но меня мягко удерживают на месте.
— Я бы сейчас с огромным удовольствием остался с тобой, но мне надо успеть подготовиться к важному собранию Верховной Рады… Это очень важно. А потом у нас будет масса свободного времени.
Он умолкает на некоторое время, но не отпускает меня. Задумчиво гладит мои волосы и, наконец, произносит неуверенно:
— Скажи, а ты… сможешь научить меня этой твоей колыбельной?
— Можно попробовать. Но я не уверена, что ты окажешься хорошим учеником, — улыбаюсь и провожу ладонью по его щеке.
Эдгар тут же перехватывает ладошку, целует ее. Ох был бы он всегда такой нежный…
— А может, ну его, это твое совещание? — шепчу несмело. — Можешь сейчас просто побыть со мной?
— Обещаю, что после совещания весь день буду уделять внимание только тебе. Но сейчас мне правда важно идти.
— Тебе ничто не может отвлечь от работы, да?
— Ничто и никто. Таков уж я, и ничего с этим не сделать.
Он уходит, напоследок еще раз поцеловав мою раскрытую ладонь, а я долго смотрю на захлопнувшуюся дверь, пытаясь отговорить себя от дурацкой идеи. Но она, как назло, плотно засела в голове и убираться из нее не желала.
Нет, Ариана, не глупи, не делай этого, ты не знаешь, как он среагирует! А если среагирует плохо? Огребешь потом по полной программе, мало не покажется!
“А если среагирует хорошо?” — прожигает меня дьявольский червячок сомнения, а ноги уже сами несут прочь по коридорам, к залу совещаний.
“Ничто и никто… Хм… А это мы еще посмотрим!”